Мишель Турнье

Значительную часть «Лесного царя» я прочёл в лесу. Есть такая волшебная гора всего в 200 км от Красноярска — Аргиджек. Пока остальные участники похода собирали по склонам набухшую соком чернику и крохотную, но сладкую и невероятно полезную дикую малину, я забрался на мшистый валун и погрузился в книгу Мишеля Турнье, почти ожидая, что сейчас из чащи ко мне выйдет косуля или хотя бы лиса.

Если читаешь Турнье, необходимо держать в уме одно — он гораздо умнее и образованнее своего среднего читателя. Писатель использует литературное наследие, философские знания, сюжеты мифов античности. Что-то я отловил, но большая часть вложенных смыслов прошла мимо меня, я даже не сомневаюсь. При этом, роман является одним из важнейших произведений французской литературы. Гонкуровская премия — ладно. Эти премии кому только не раздаются. Как сказал Алексей Горшенёв, наверняка в свою очередь кого-то цитируя, «увековечивает время». Ради эксперимента я в Second Life нашёл трёх аватаров с явно французскими именами, и все трое из этой случайной выборки знали «Царя...» и читали его! Вот, что на самом деле имеет значение.

Главный герой произведения — кто он? Я не могу ответить на этот вопрос даже для себя. Сумасшедший? Безусловно. Потому что кто, как не сумасшедший низводит общечеловеческие трагедии до роли события, произошедшего исключительно для того, чтобы открыть ему путь. Извращенец? Да, конечно. Тиффож не насильник, но его тяга к маленьким мальчикам определённо эротична, пусть и является, как написано в предисловии, «платонической, негенитальной сексуальностью». Что с того? Она всё равно неприятна и даже преступна. Копрофил? Увы. Поиски высшего смысла в отходах жизнедеятельности и свойствах избавления от них хотя и любопытны, но тошнотворны. Может быть, Авель Тиффож просветлённый? Да! Свобода и нетривиальность его мыслительного процесса, парадоксальные выводы, к которым он приходит, говорят о нём, как о человеке, познавшем больше, чем это обычно удаётся людям.

Тиффож — это несомненная удача Турнье, один из самых своеобразных и запоминающихся персонажей, что я могу вспомнить из своего опыта. На него несколько похож только Бармалей, любивший маленьких детей пуще шоколада и мармелада.

Фашизм является лишь фоном произведения, и в нём ничего магического не было. Он и потребовался Турнье, по-моему, лишь потому что немецко-фашистская очень заформализованная среда, парадоксальным образом уживавшаяся с невероятной истеричностью, позволяла решить сюжетные замыслы по мере перехода от одной стадии развития Тиффожа к другой, обретя кульминацию в Кальтернборской школе, где главный герой получил власть над 400 отборными гитлерюгендовскими мальчиками. Кстати, сам Авель Тиффож не был фашистом в той же мере, что он не был коммунистом, роялистом или либералом. Он вообще никем не был. Социально-политические категории были к нему неприменимы. Он обитал в иной системе координат, имевшей отдалённое сходство с христианством.

Мне также понравилась роль Немезиды, в которой выступила Советская армия. Книга совсем не об этом, но если иллюзии берут над кем-то верх, загляните в этот незаинтересованный источник, и всё прояснится. Подумать только, французские военнопленные продавали своим охранникам махорку за деньги. Как велика разница, а? Ведь они были для фашистов всё равно свои. Заблудшие, развращённые, размякшие, но свои!

Попробуйте прочесть эту книгу. Турнье не трёхкопеечный автор, которому нечего построить за заборчиком действия. Турнье — интеллектуал, возводящий за этим забором то воздушные, то гнетуще мрачные замки.

PS Роман, конечно, называется «Ольховый король», но так как его название совпадает с названием поэмы Гёте, а её в своё время перевели, как «Лесной царь», деваться переводчикам Турнье было некуда.

Идея прочесть переложение известной, наверное, почти всем с раннего детства истории о приключениях Робинзона Крузо показалась мне привлекательной. В общем, я считаю, что не прогадал: книга «Пятница, или Тихоокеанский лимб» как минимум необычна.

Сначала мне подумалось, что идёт пересказ исходного произведения Даниэля Дэфо чуть более современным языком с дополнительными подробностями. Но это был только пролог. С момента кораблекрушения и прибытия Робинзона на остров, книги начинают говорить совершенно о разных вещах. В отличие от классической версии, Турнье интересует не технология выживания, а психология изоляции. Иначе говоря, писатель заглядывает в голову Крузо.

И вот тут стало сложно. Мне не хватало образования в области психологии и философии. То есть я наблюдал по тексту романа за различными этапами трансформации личности человека, оказавшегося в уникальных и губительных для разума условиях, но понять механизмы такой трансформации, согласиться с автором или, напротив, аргументированно оспорить его логику я был не в состоянии. Впрочем, читать всё равно было очень интересно.

Изменения в главном герое читатель наблюдает не только через текст «от автора», но и через дневниковые записи. Робинзон у Турнье, выросший в семье квакеров, что особым образом сформировало его мировоззрение, имеет университетское образование и владеет хорошей речью. При его наблюдательности это позволяет очень наглядно описывать процессы перерождения. На мой взгляд, самое главное в чём преуспел Крузо — это преодоление фазы отчаяния, когда он целые недели проводил, зарывшись в грязь болота. Вызывает уважение его неостановимое трудолюбие. Чувствуя грозящий ему распад собственного я, Робинзон создаёт каркас, к которому можно было прикрепить элементы своей жизни, снизить уровень энтропии. Он пишет специальную островную Хартию и Уголовный кодекс для себя самого.

Однако одиночество и невозможность тратить чувства и эмоции на других людей, с течением лет превращают его в нового человека — сверхчеловека или недочеловека — это трудно сказать. Сам остров становится его спутницей, его возлюбленной. Оказывается, совокупление с землёй, её оплодотворение человеческим семенем, которое я встретил у В. Сорокина то ли в «Голубом сале», то ли во «Льду», как художественная деталь, было придумано Мишелем Турнье в 1967 году!

Появление Пятницы, которого Крузо, сам не желая того, спас от жертвенного ножа, для него в этой книге не во всём-то и благо. Да, появилось общение, но нарушилась управляемость и энтропия снова возросла. Робинзон подумывал даже прикончить Пятницу. Что однако не сделал и после того, как тот нечаянно уничтожил почти все плоды многолетних трудов Крузо на острове. Напротив, им было перенесено очередное перерождение в человека, практически не замечающего и не зависящего от времени. И в этот период уже не главный герой был моральным ориентиром для полуиндейца-полунегра Пятницы, а совершенно наоборот.

Очередной новый Робинзон, когда прибывает-таки к острову корабль из его Родины, делает свой выбор, и, перенеся очередной удар судьбы, встречает неведомое будущее, которое находится уже за пределами повествования. И, кто знает, может быть он действительно стал бессмертен?

Резюме: короткий роман, прочитать который точно не будет пустой потерей времени. Турнье — писатель интеллекта, уровня которого можно только мечтать достичь.

И унесли его кони совсем в другую степь.

В аннотации написано "...исследовать феномен и магическую природу фашизма" и ты ведешься, берешь книгу, читаешь, а ты ведь уже прочитал Благоволительниц и начинаешь понимать Джонатана Литтелла, почему при всем многообразии исследований фашизма, он написал свою книгу, потому что все, что не Благоволительницы, написанное в художке как исследования и пытания понять - дурновкусие.

Я, наверное, не смогу описать это различие, тут нужен ум поболее моего, а я как та собака, что понимает, но не говорит. Я лишь отмечу, то что не дает мне оценить книгу выше, чем Благоволительницы, мало того, называть ее еще и дурновкусием. Начну с общей сути. Турнье позволяет себе отвлекаться от темы на всем протяжении книги. Мало того, он позволяет себе начать книгу с очень отдаленной темы, мало того, он ее продолжает, и он же от нее не отвлекается. Он тащит ее и тащит, мусолит и мусолит, до пика не доводит, а сводит в Тартар. Да, Литтелл тоже вводит в свою книгу отвлеченные темы, но они характеризуют героя, дополняют его портрет и главное, они набухают соответственно поступательному движению всей книги и основной теме. Это неотъемлемая часть рассказа о фашизме, психологический выверт. У Литтелла это работает на понимание темы, у Турнье скорее похоже на выделывание автора. Как бы точнее сказать - он как бы говорит, я могу себе это позволить. Я могу сделать так, я могу начать отсюда, я могу говорить на эту тему и приводить такие сравнения, мало того, что могу, так я еще и делаю это умело. Не поспоришь, вот только это все не на пользу теме. Скорее в книге возникают две параллельные темы. Они схожи, герой взаимодействует с ними двумя, но они не сплетаются в единое целое, не дают возможность осознать величие и ничтожность того, что замыслил Гитлер. Безумие в какое втянул читателя Литтелл и страшнее и показательнее интеллектуальной игры, затеянной Турнье, где он обыграл сам себя.

И вот тут уже можно перейти на героя. И опять не обойдется без сравнений Литтелл делает, наверное, самую правильную вещь, которую только мог сделать писатель. Он нам дает самого обычного человека. Не героя, не убийцу, не насильника, не человека с отклонениями. А просто человека. Человека, который с каждым шагом, с каждым решением, с каждым своим действием погружается в грязь, сходит с ума, превращается в убийцу. И ты видишь на его примере, что такое фашизм, чем он страшен. Тебе не надо страшных сказок, не надо аллюзий с рогами и жезлами, реальность тебе говорит о фашизме, реальность рассказывает и открывает его. Да, это художественная реальность, но психологически выверенная, как и должно было быть. Турнье же гарцует, как и писала выше, позволяет себе играть с темой. Он дает нам героя, которого мы сразу отвергаем, потому что мы не являемся таким человеком как он, мы не думаем, как он, не действуем как он, мы не увлекаемся, как он, у нас нет ничего общего с ним, мало того, мы не хотим с ним ничего общего иметь в самом начале книги. Герой нам сразу не интересен, и мы к нему относимся с пренебрежением. Любой его поступок заранее нами осуждается. Даже, если он кормит слепого лося, даже, если он заботиться и выхаживает еврейского мальчика среди фашистов. Казалось бы, тут вроде как происходит перевернутость героя из отрицательного он вроде бы становится положительным, но нет. Ведь автор нам рассказывает о нем с детства. Тут нет даже скажем так взросления. Есть поиск себя, да, но нет окончательной точки, мол я нашел себя. То, что автор нам предлагает, как катарсис для героя, пиковой точкой, таковой не является. Это просто еще один из путей развития, который автор завершил утоплением. Я бы предположила, что герой на самом деле нечто вроде записной книжки, или промокашки между ужасами и людьми, но тоже нет, потому что все события, которые должны объединять аллюзии, мифологичность с реальностью, как раз упираются в героя и не объединяются. Они о него разбиваются. И вот это главная ошибка Турнье...

... Он хотел ужаснуть читателя, повергнуть в шок, сразу захватить его и сказать, что красиво не будет, но было - никак. За автора было как-то стыдно. Нет, не потому что я не могу читать про испражнения, было бы от чего говорить ой фу-фу не пишите про такое. Нет. А от того, что все это было ради того, что он может. Это не было связано с сюжетом. Это просто было. И не важно, как это написано. Не важно каким интеллектом обладает писатель, все это теряется в замусоренности. Превращается в дурновкусие. Человек непонятно чем кичиться. Ты не видишь взаимосвязи опорожнения кишечника и исследование фашизма. И при этом Литтелл тоже не стеснялся писать мерзостные сцены, но они так точно перекликались с происходящим и внутри человека, и в реальности, что ты понимаешь, что по-другому было просто нельзя писать, только так. Невозможно описать кошмары, ужасы, психоз, если не описывать их так. А Турнье можно. Половину книги вообще легко можно было выбросить и получилось бы лучше, страшнее и изощреннее. Фашизм бы лучше сплелся с легендами, мифами, традициями и рогами оленей. Людоеды были бы более людоедскими, трупы действительно раздавленными, а главный герой, более одурманенный собой и больше проводником, чем то, что вышло. Потому что писалось не исследование, писалось умение себя показать. И это обидно.

Обидно, потому что было много страшных и ярких сцен. Было много интересных сравнений. Действительно было местами интересно посмотреть на переплетение и схожесть с было и стало и к чему стремились люди. Только это местами, когда автор или вспоминал, или не знал, как разнообразить героем подобные сцены. И возвращаясь к своей мысли в самом начале - прочитав такое про фашизм, понимаешь, почему Литтелл психанул и на французском написал Благоволительниц. И хорошо что написал, потому что надо же знать и понимать, а не вот это все, где перед тобой гарцуют.

Если из всей рецензии было непонятно, то как вывод напишу - прочитайте лучше Благоволительниц . Вы о фашизме поймете намного больше, чем у Турнье.

В самом начале ДП я начала одну из своих рецензий фразой: "Это было так плохо, что в какой-то момент я думала, что заплачу..", но сейчас понимаю, что вот так книга, рецензию на которую мне стоило бы начинать с этой фразы, потому что из всего прочитанного за пол года это было самым отвратительным. Я, конечно, не заплакала, но дважды чуть не простилась с обедом. На секунду даже показалось, что перед этой книгой померкли все ужасы, которые я читала раньше... а вместе с ними и свет в конце моего личного туннеля мерзотности.
Начало книги обещает, что это будет что-то глубокое, но чет никто не предупредил, что это будет глубокая канализационная яма сельского туалета. И да, метафора имеет прямое отношение к книге, я еще дойду до этого.
⠀
Сначала нам представляют братьев близнецов, и мне надо было насторожиться уже тут, когда их мать рассуждала о своих "кувшинах с молоком" и сравнивала детей с любовниками, но я думала, что у бабы которая 11 лет подряд рожала как не в себя просто кукуха съехала. И на этом все. В смысле братьев представили, и пол книги о них почти больше не вспоминали, был их отец изменник, странная тема с сиротским приютом для детей с особенностями, но основной фокус был на их дяде гомосексуалисте.
⠀
Мой мир, конечно, был бы неполноценным, если бы гей со страниц книги не поведал мне о своих.. проблемах с радостями дефекации, а потом не привел длинную пространную метафору об очистных сооружениях и расхломлении (вызывайте неофитов ремоделисты) домов. Благо, что он стал мусорным королем и в полной мере владеет материалом. И носит с собой медальоны с ароматами помоек. Ммм. А потом все шлифанул подробностями своего внутреннего питомника, так сказать, и нет это не то что хочется расшифровать, искреннее считаю, что этой травмой не стоит награждать всех вокруг. Достаточно того, что память услужливо подсунула мне картинки из серий сериалов 911 и анатомия страсти. Но как сказала бы Камилла Сароян: "вот именно поэтому я такая тощая стерва". Сложите два и два: король помоек и питомник внутреннего мира. И все это в подробностях. Я больше никогда не буду есть. Но потом автор решил, что мне этого недостаточно и поделился подробностями о внутреннем мире какой-то странной стремной бабы. Зачем? Просто зачем?? Что это вообще было? Так и крутилось всю книгу это говно из тик тока "i don't understand bitch", лучше и не скажешь. Ну и руки я, конечно, уже никогда не смогу воспринимать как прежде, теперь они всего лишь совершенный инструмент сокральной мастурбации.
⠀
К слову, о сокральном. Гугл мне подсказал из биографии автора, что он открытый гомосексуалист из глубоко религиозной семьи. Я, конечно, не знаю, что там с ним делали, но описанные в книге теологические изыскания были довольно..своеобразные. Я хоть и абсолютно неверующая, но даже я почувствовала себя неправильно на описании "холостого выстрела" под Его статуей. Это вообще норма? Нет, я не думаю, что это норма. Знаете тот уровень неправильности, когда сосущиеся подростки на тебя в метро заваливаются, и ты такой "мне конечно пофиг, но давайте без меня, не надо меня делать пассивным участником своих игрищ", вот тут такое же. И вообще, я же все-таки из России, как бы трезво оцениваю свои шансы сесть за то, что пишу в интернетике, а последнее обновление вк так вообще намекает, что все там будем, так что если вдруг что, то я все это богохульство не поддерживаю и вообще меня заставили, я выступаю резко против, передайте там моему фсбшнику.
Но если серьёзно, то вся эта псевдофилософия не имела никакого смысла. Как говорится "и в мешке с картошкой можно х%й найти", а синим занавескам приписать депрессию, но не будем искать то, чего нет. Вся книга была пропитана мерзостью ради мерзости и больше в ней ничего не было. Только мерзость.. и ненависть.
⠀
Я наверно большей фигни за всю жизнь не читала. И делало даже не в том, что книга грязная, а она буквально пропитана грязью и мерзостью, просто я не разделяю эту ненавистнеческую позицию героя (ну и видимо, автора) к гетеросексуальному обществу. Я не считаю, что в этом мире кто-то должен кем-то притесняться, ни геи гетеро, ни гетеро геями. Автор видимо так не считает и сконцентрировал в своём персонаже всё свое презрение ко всему гетеросексуальному, но при этом абсолютно никак не обозначил ее причин. Нет, ну я, конечно, все понимаю непонимание и притеснение с которым приходится сталкиваться, вот только в книге этого не было, он мог выйти на улицу, пойти за любым рандомным парнем и загнуть его, зайти в любой туалет и найти кому отсосать (что, как по мне, граничит с сексуальным домогальством вообще). А то что его родственники не любили..ну так он вел себя как высокомерный мудак, который всех ненавидит и которому все должны. Ещё и женоненавистник впридачу. Ненависть порождает ненависть, и очень странно использовать как единную причину ненависти к людям, отличной от своей сексуальной ориентации, Гитлера. По мнению автора видимо если бы геи дали отпор Гитлеру, то войны б не было. Ну да, Гитлер же только геев ненавидел, остальные то люди ему норм были. Но даже если Гитлер плохой, то почему в принципе все плохие я все еще не понимаю, его вроде как все уважали (не Гитлера, а дядю), это он никого не уважал. И все это было читать откровенно противно. В моей жизни было много книг про геев, некоторые были так себе, некоторые навсегда останутся в моем сердечке, как Лисья нора, которая на таком уровне описывает отношения между человеком и человеком, что границы ориентации и пола не имеют никакого значения, что если ты не пишешь об отношениях так же как Нора Сакавич, то лучше и не начинать, чтобы не порождать вот этот вот манифест презрения, как в Метеорах.
⠀
И тут не только дядя Александр с комплексом бога, в книге вообще нет нормальных людей. Мать близнецов Барбара - сдвинутая яжмать, их отец Эдуард какая-то ветошь, которой лишь бы куда-то присунуть, ну и как закономерный итог абсолютно невменяемые близнецы.
Ладно, может быть Жан и был нормальный, мы о нем в принципе знаем только то, что он не хотел быть клоном брата и жаждал индивидуальности.
⠀
Спустя пол книги автор видимо вспомнил, что книга про близнецов, поэтому неожиданно просто убил всех кто был в первой половине книги и начал описывать как один близнец сбегает от другого. Ну а как не жаждать, если твой брат считает, что все в мире проклятые, потому что поглощают в чреве матери близнецов и рождаются непарными, и только парные близнецы награждены божьей волей, поэтому надо проводить с братом ритуальные очищения и семяизвержения. Я бы тоже от брата который хочет на меня подрочить свалить хотела, сегодня он хочет вместе передернуть, а завтра нагнет, знаете ли.
⠀
Я бы задалась вопросом к чему тут были метеоры вообще, потому что то, что второй близнец Поль был зациклен на природных явлениях недостаточная причина, чтобы считать их чем-то важным в повествовании книги, он же с башкой явно не дружит, мало ли на чем его клинит, но поскольку к этому времени я уже смиралась, что это бессмысленная книга, я уже перестала задаваться вопросами к чему все это. Зачем нужен был дядя? Да какая разница, Поль его почти не знал, но восхищался им, вот правда Поль жил у тетки, которая славила Гитлера, войну и кровопролития, но Поль жеж не знал, что дядя против Гитлера. Поль вообще как рыбка-путешественница. Просто едет себе за сбежавшим от него братом, после того как он притворяясь им спал с его невестой, в кругосветку, чтобы не терять их связь и прожить все то же, что и он, ведь так важно не разрушить эту их близнецовую ячейку. Звучит даже красиво, даже философски. Близнецы такие одинаковые, и такие разные, близнецы, которые то сходятся, то отдаляются, но это если бы все кончилось хоть чем-то, а не как эта книга. Автор там, наверно, устал или в маразм впал, потому что финал книги состоял в основном из многоточий и обрывков бреда.
⠀
Назвать этот высер литературой не поворачивается язык, это преступление против человечества. Как это вообще на свет появилось? Зачем? Почему? С какой целью это было написано? Зачем это издали? Перевели?? Для всех причастных к этой книге должен быть отдельный котел в аду. Чтоб у вас там всех позасыхало и поотсохло. А уж тем более приравнивать ее к великому философскому труду. Я не читаю рецензии до написания своей, чтобы чужие впечатления не накладывались, но если мне не нравится книга, то смотрю оценки, так вот у меня есть подозрения, что 10ки этой книге это такая ловушка, чтобы над этим говном не одному страдать. И раз уж я нахожу эту книгу абсолютно ужасной и бессмысленной, и мне как-то обидно за детей инвалидов, которые были в сюжете 2 секунды и только для того, чтобы утопиться в море, я думаю, что они заслуживают своего эпилога, а история финала не из многоточий.
⠀
Эпилог
⠀
Лодка качалась на волнах, Франц стоял на ее носу, за его спиной по прежнему раздавались писки девочек, которые так и не покинули лодку. Ночное небо прорезало мерцание двухвспышкового маяка. 1,5 секунды света сменились затемнением в 4,5 секунды и в это время небо озарила новая вспышка. Но это был не маяк. Метеор. В первую секунду ослепленный и оглушенный сиянием он не мог понять что это, а потом все поглотила тьма и сдавливающая грудь толщия воды.
⠀
Гром перекатывался раскатами, а молнии напоминали всполохи того дня 76 лет назад. Это был четверг, как и сегодня. Франц закрыл глаза делая предпоследний вздох. Его правая нога всегда была с ним, как и его правая рука. Поль всегда был с ним. Его ампутированные левая рука, и левая нога, были близнецами правой руки и ноги, и если сосредоточится, то можно представить, что Жан тоже сейчас здесь. Последний раз почувствовав их близнецовую связь, Франц выпустил воздух из легких и затих. Буря стихла одновременно с его дыханием и он наконец-то знал, что ничего этого не было. Разделённые близнецы оказались снова вместе, его частью, в его теле, там, где они всегда и были. Единое целое.

#евротур_Великобритания (ГГ отправляется в путешествие на самолете вслед за братом: Франция - Венеция - Лондон - Рейкьявик - Анкоридж - Токио - Ванкувер - Берлин - Франция)

#са_тема (Синяя обложка)
#книжный_марафон2020