"- у него была вера, а я сомневаюсь…
- сынок, сомневающиеся люди милосердны, а те, у кого вера – фанатики.
#18_плюс
Хочется иногда не лицемерить погодной хандре, пасмурному небу, лужам и грязи на тротуарах. Прохладно, мерзко, пахнет остатками зимнего гнилья…самое время для книг Снегирева. Правда читал я у него только одну "Веру". В таком же настроении, устав от веселых пьес, от кино-$-сценарных книг с исхудалыми персонажами. Хочется напиться близкой грустью, не вторичным переводом, чем-то малостраничным, не растянутой макарониной…
Российская проза 2016 года? А поскольку, я лишен умения листать скучные книги и следом извергать из себя гневные фразы на 10+ абзацев, то понимаешь – и в этот раз зацепило. Да и по душе мне, в последнее время, открывать сборники – многоликие истории под одной обложкой. Все начинается с рассказа о женщине, которая, в один из поздних вечеров, захотела утолить свою жажду. Жажду контраста. Она просто вышла из теплой, уютной квартирки в застывшую темень, надышаться ночной свежестью, подразнить мороз. Но то ли так должно было произойти, то ли по воли случая, дверь захлопывается, а ключей нет…
"Мороз, как страстный любовник…оказался везде: ворошил волосы, шарил под пижамой, пощипывал пальчики ног…"
Так и я, открыв этот сборник, не мог вернуться в уют.
Вторая история разместилась на больших страницах, зацепив ноты сталинского послевкусия. Молодой человек с девушкой направляется в умирающую (но так и не сгнившую) деревню, к деду – бывшему капитану НКВД, Степану Васильевичу. Старик еле-еле волочит ноги, ходит в подгузниках… В мыслях внука, при взгляде на родного деда – цепи рабов, толпы мужчин и женщин в рудниках, рвы братских могил. Пытал ли дедуля? Истязал? Отсутствие ответов пробуждают в молодости ненависть. Топор, в дрожащей слабой руке, направлен на седую черепушку старика…
Примерить форму того времени, нацепить ордена, начистить неудобные сапоги – во всем этом, можно рассмотреть попытку внука принять часть истории, купаясь в ее гнилье. Не закрывать глаза на поступки своего деда, не оправдывать его грехи многочисленными доносами на близких, соседей, друзей. Не делать историю удобной для себя, но как-то не выходит. Личность деда затуманивает в зеркале глаза внука, девушка Катя уезжает, петля ответов затягивается.
Из сталинских репрессий вытягивает третий рассказ, разбавляя фон встречей бывших одноклассников. Говоря о близкой грусти, наверно в большей мере, подразумевал именно эту историю. Воспоминания о самой изящной однокласснице, ее внимательном взгляде, модном рюкзачке, пустой бутылке. Но не все блестит розовым оттенком, по крайней мере, не у Снегирева так точно. Вот уже школьная страсть в зарослях, светлые соски на маленькой груди… и прежде, школьница падает в обморок, а после, ее рвота убивает есенинский "романтизм. Суммируя - описание не эротично, скорее обычно. Разницу в передаче текста, между расстегиванием лифчика у школьницы, выбором проститутки и минетом в туалетной кабинке, я не нашел. Прослеживается равномерность деталей в разных воспоминаниях, по-простому.
Название сборника (219 стр.) пошло из маленького рассказа, объемом в 12 стр. Бил и целовал - фраза пронизывает и объединяет все эти истории на страницах. Обмякшее тело падает на мраморную плиту - девушка уходит в обморок. Молодой человек, пытаясь растормошить возлюбленную, страстно целует в ее умиротворенные губы, ладонью бьет по бледным щекам девушки. Ну не красивая ли образность? Как бы не кусал случай и не царапала судьба, завтра они так же могут и поцеловать. Вообще, мне это напоминает задушевный монолог Снегирева с одной нотой в межстрочье - фанатики хотят видеть лишь поцелуи…, иные – только удары. Своеобразное перетягивание каната, а частицы правды гниют где-то между, на мраморной плите.
10 рассказов и лучший из них, как по мне – Чувство вины. В нем цепляет многое - беременность 40-летней женщины и молодой любовник, сгнивший матрас, измена, слезы в чужую макушку. Судьба бьет и целует.
Полистаю Снегирева дальше…
p/s
"Умные говорят, время никуда не двигается, прошлого и будущего нет, но я не согласен. У меня жена, пять пломб, седые волосы, мертвецы…Товарищ Сталин перешел на тяжелые внутривенные…"