Эрих Мария Ремарк цитаты из книг - страница 136

Но, видно, так уж повелось на свете: когда мы действительно что-то начнем понимать, мы уже слишком стары, чтобы приложить это к жизни, так оно и идет - волна за волной, поколение за поколением, и ни одно не в состоянии хоть чему-нибудь научиться у другого.

Голова Вебера четко выделялась на фоне видневшегося в окне неба. 509-му она показалась огромной. Эта голова означала смерть, а небо за ней - жизнь. Жизнь! Плевать, какая! Разбитая, вшивая, окровавленная - прожить еще хоть час, хоть минуту, несмотря ни на что!

- Мы обязательно должны еще когда-нибудь встретиться. После всего этого. Когда-нибудь.
- Нет.
Бухер поднял глаза.
- Нет, - повторил Бергер. - Мы не должны забывать этого. Но мы не должны и превращать это в культ. Иначе так навсегда и останемся в тени этих проклятых бараков.

Он дышал медленно, и сквозь вонь барака ему чудился запах весны и цветения. Весна каждый раз возвращалась, каждый год, с ласточками и цветами, ей не было никакого дела ни до войны, ни до смерти, ни до печали, ни до чьих-то надежд. Она возвращалась. Она и сейчас была здесь. И этого было достаточно.

Если бы можно было вырвать из груди сердце и на его место вложить холодную звезду, было бы куда лучше... А подчас и легче.

Любовь — высшая степень растворения друг в друге. Это величайший эгоизм в форме полного самопожертвования и глубокой жертвенности.

Мать — это самое трогательное из всего, что есть на земле. Мать — это значит: прощать и приносить себя в жертву.

Мы слишком любим самих себя. Эгоизм считается плохим качеством. Никто не хочет прослыть эгоистом, но каждый — законченный эгоист.

Быть человеком — тяжёлая доля! Хотеть вечно держать друг друга за руки — и вечно терять друг друга в соответствии с вечными законами.

Мы бесчувственные мертвецы, которым какой-то фокусник, какой-то злой волшебник вернул способность бегать и убивать.