Прощай, Лафайет!

«Господи, мы и не подозревали, что она нас ещё настигнет […]. Мы думали: всё кончилось, можно забыть и похоронить память. Офицеры нам ничего не объяснили. Они, может, и сами не знали. А уж мы-то тем более. […] И вот это время пришло, в небе кружат самолёты, и будут кружить, пока их не собьют. А молодые пилоты машут мне до трёх часов ночи, пока я снова их не убью. Господи. Какой ужас. […] Это несправедливо, кто-то должен был нас предостеречь, когда мы еще были счастливы: война — это не просто смерть, это воспоминания, и чем дальше, тем тяжелее, хотя и сразу после войны бывает несладко. Я желаю им добра. Как найти слова, как идти дальше?»

С такой стороны я ещё никогда не смотрела на работы Рэя Брэдбери. Точнее, я вообще не представляла, что среди его работ имеется нечто подобное. Не только потому, что и читала я из их числа всего-то две, «Вино из одуванчиков» и «Человек в воздухе», а потому, наверное, что подобное почти что не освещается и имеет действительно чертовски малый круг читателей.

Во время чтения я задержала дыхание. Серьёзно. Я задержала дыхание от слов, так просто, но так болезненно написанных. Нет, даже не так, у меня возникло ощущение, будто бы они не написаны, а произнесены, будто бы этот седой забычивый старик сидит напротив и показывает фотографии, рассказывая о них, забывая, что рассказывает уже в сотый раз, не рассказчику, а самому читателю, – мне. И это, пожалуй, единственный (?) случай в этом году, когда я испытываю нечто подобное (я имею в виду свою непроизвольную эмпатию), читая то или иное произведение, и, наверное, у меня даже язык не повернётся назвать это постыдной слабостью, «случайным попадением в какое-то подсознательное настроение», как это происходит обычно.
Быть может, это действительно какой-то особый вид эмпатии, проявляющийся в подобные – у всех, конечно, индивидуальные – моменты у человека, которому эмпатия вообще едва ли не чужда как таковая. Нечто из серии «невозможно, но факт».

Читаешь и видишь этого старика, старающегося забыть(ся), сидящего в потёртом кресте, а затем стоящего во дворе дома соседа и хорошего друга, извиняющегося, прощающегося. Видишь руки, распростёртые в стороны и вознесённые к небу, и то, как боль разрывает сильнее осколочной гранаты. Видишь дождь, нещадно поливающий тело, которое пробирают дрожь и слёзы. И слышишь гром, шум листвы на деревьях, стук сердца и ещё рёв двигателей и свист. Свист падающих самолётов. Крик умирающих людей.
Просто потому что так надо _было_ и потому что не предупредили. Потому что когда-то было забавно, а на закате жизни – бессонница и каждодневные кошмары. Никто не знал, никто и не представлял, как это, воевать; что такое война. И что будет после неё, конечно же.

Написано невероятно. И, не знаю, может, оно и к лучшему. Может, на подобные работы и надо неожиданно натыкаться. Не читая описания, открывать их. Не любя добрую часть произведений о войне из-за однобокого освещения оной в них, из-за пустого восхваления и бравады, находить то, что действительно рассказывает о ней, войне, и о людях, в ней участвующих. Об их реальности, о разрушительных последствиях, которые для них принесла война. Без особенной многословности, без огромных объёмов. Просто маленькая история об огромной войне снаружи и изнутри.

«Его нашли месяц спустя — он бродил в двух милях от дома. Потом в течение месяца лечился — теперь уже безвылазно обитая во Франции, в военном госпитале, где на койке справа от него лежал Рикенбакер, а на койке слева — фон Рихтгофен».

А ещё, забавно, я теперь увлеклась изучением историй пилотов и моделей самолётов Первой мировой.

#АК_2019 (№19, Рэй Бэдбери.)