Книга Последний час надежды онлайн - страница 3

Глава 3. Фаворит

Брюс, парк «Иероглиф», 10 сентября 2009 года, 10:00

Соседи по блоку появились тридцать первого августа. Та ещё компания – один был длинным, светловолосым и мрачным на вид – представился Полем, и второй – жизнерадостный, коренастый, рыжеволосый и круглолицый, с выдающимся носом – римлянин, похоже. Его звали Жан. Жан Леттье.

– О, да тут уже есть хозяин! – он энергично пожал мне руку. – Скажите, сеньор, на каком коврике мне позволено будет спать?

– Достал, Жан, – Поль ткнул его локтем в бок. – Идиотские шутки.

– Ты ж сам сказал, что я идиот. Какие ещё шутки я должен говорить?

Поль рассмеялся и сразу стал другим человеком.

– Брюс Деверо, – представился я. – Рад знакомству.

Поль оказался Полем Вернье, его отец работал в министерстве внутренних дел. Жан сказал только, что его родители настолько знамениты, что даже намекать будет дурным тоном. Когда они узнали, что в предках у меня были ювелиры, то стали относиться с заведомо большим уважением.

Меня предупреждали, что здесь о человеке судят по предкам. Так оно и есть.

* * *

– О чём думаете, Брюс? – поинтересовалась Доминик. Бегать я уже научился, не задыхаясь, а позавчера я побывал и на секции фехтования, и на баскетбольной. Прыгаю я хорошо, пусть даже ростом не вышел. Оба тренера остались довольны.

– О предках, Ники. – Она категорично требовала, чтобы к ней так обращались, а мня всё ещё было неловко. Никогда в жизни не видел настоящего аристократа с древней родословной.

Она указала рукой – за мной. Дошли до фонтанчика, Доминик напилась, набрала в ладони воды, плеснула в лицо. Я подошёл ближе и неожиданно она плеснула и мне в лицо. Я успел уклониться почти от всего душа. Доминик рассмеялась, хлопнула в ладоши.

– Отличная реакция, я же говорила. Вами все будут довольны. Все станут завидовать, – она понизила голос, взяла меня за руку. – Хотите?

Она смотрела мне в глаза, ладонь её была ледяной от воды, но я ощутил жар. И не сразу осознал, насколько многозначен вопрос.

– Хочу, – казалось, что она читает мысли.

Она придвинулась вплотную. Мысли начали смешиваться. Я чуть не отшатнулся, настолько неожиданно возникло и дало о себе знать желание.

– Вы искренний человек, – она погладила меня по щеке. – Брюс, со мной лучше быть честной. Во всём. Вот вам награда, – она привлекла меня к себе и поцеловала. В щёку.

Я не успел ещё полностью прийти в себя, как она хлопнула меня по ладони и указала.

– Вперёд, вперёд! Ещё два километра!

Брюс, парк «Иероглиф», 10 сентября 2009 года, 14:00

– Там нет помады, – услышал я, когда вышел, как и все, в коридор – десятиминутный перерыв, лектор вышел первым. Я оглянулся – София. Одета неброско, но смотрел бы и смотрел. Она одна не пользовалась косметикой, похоже. То есть, только они с Доминик.

– Что, простите?

Она подошла, улыбнулась.

– Вы постоянно прикасаетесь к щеке, словно боитесь, что другие там увидят. Там ничего нет.

– Откуда вы… – я прикусил язык. София рассмеялась. Я заметил, что а её шее висит украшение – ящерка из агата, на серебряной цепочке. Что из агата, я определил сразу.

– Я всё вижу и всё слышу, – она взяла меня за локоть. – Брюс, я тоже записалась на шахматный. Мне немного неловко, я одна там девушка. Можно попросить вас – составить мне компанию?

– С удовольствием, – я изобразил средневековый поклон. София вновь рассмеялась.

– А Доминик не будет против?

– Мы с ней даже не помолвлены, – сказал я примерно с теми интонациями, с которыми говорил Жан. Похоже, это заразно.

София фыркнула, прижала ладони к лицу. Досмеялась до слёз.

– Тогда я попробую украсть вас у неё, можно?

– Неужели я настолько хорош?

Она придвинулась, оглянулась – словно собиралась сообщить страшную тайну.

– Мне никто тут не хотел помогать, – она прошептала едва слышно. – Кроме вас. И никто не замечает. Кроме вас.

– Дразнят? – я слышал пару раз, как о её нарядах отзывались другие студентки.

– Я привыкла, – она махнула рукой, – это с детства. Первое занятие – сегодня в шесть, придёте?

– Приду, – согласился я. – Где встречаемся?

– У входа? – предложила она. – У входа в спорткомплекс?

– Я могу зайти к вам, – предложил я, – чтобы не потеряться.

Она перестала улыбаться.

– Брюс, я никого к себе не пускаю. Извините. – Видимо, ей показалось что-то в выражении моего лица. – Я не могу так сразу! – сказала она почти умоляюще.

– Всё в порядке, – я протянул ей руку, она осторожно взялась за неё. – У входа. Скажите, а эта ящерка – откуда она?

– Мы когда-то жили в Риме, – она улыбнулась. – Это оттуда. Папа подарил.

Вроде одета небогато, а ящерка стоила бы триста евро, не меньше. Видимо, любят её родители.

– О-о-о – услышали мы восхищённый громкий шёпот. – Мадемуазель! Как вы прекрасны!

Я вздохнул. Жан. В своём репертуаре.

* * *

София посмотрела на него исподлобья.

– Мы знакомы, мсье?

Жан величественно опустился на колено и протянул Софии воображаемый цветок. Я ощущал, что все вокруг смотрят на нас.

– Примите, о прекрасная сеньорита, этот чудесный цветок! Извините, что он невидимый, но в это время суток других не найти!

София рассмеялась, сделала вид, что принимает что-то и втыкает себе в причёску.

– Вы спасли мне жизнь, – произнёс Жан с чувством. На его лице было написан совершенно честный восторг. Во даёт! – Позвольте, – он взял ладонь Софии и поднёс к губам. Поднялся на ноги.

– Это Жан Леттье, – представил я его. – София Лоренцо.

София метнула в меня взгляд. Он не очень мне понравился.

– Я так и знал, что вы из Рима, – Жан коротко поклонился. – Могу ли я идти, сеньорита? Лектор грозился застрелить меня на месте, если я опоздаю!

– Можете, – София не выдержала, рассмеялась. – Он всегда такой? – поинтересовалась она у меня. – Ой! Я сейчас опоздаю! Вечером! – крикнула она уже на бегу. – Я жду вас!

Две девушки стояли рядом с нами, обе проводили её презрительным взглядом. Хороша парочка – одна красавица, с иссиня-чёрными волосами, небрежно связанными в пучок, другая – коренастая, низкорослая и рыжая, вся в веснушках. Издалека запросто мог принять её за парня.

– Дерзайте, мсье, – голос той, что выше, оказался низким, певучим. – Золушка ждёт вас.

И они обе рассмеялись. Я рассмеялся в ответ и вторая, что пониже, смутилась.

Брюс, спортивный корпус, 10 сентября 2009 года, 17:55

София пришла вовремя. Появилась у дверей шахматного клуба без минуты шесть. Улыбнулась мне – я видел, что она нервничает – и первой вошла.

Шахматы в Университете считаются почти исключительно мужским видом спорта. Мсье Лабурдоннэ, потомок известного мастера, гроссмейстер и знаток шахматной композиции встретил Софию вежливой улыбкой и пригласил её присоединиться ко всем, не моргнув и глазом.

София держалась с олимпийским спокойствием, хотя я сам слышал пару шуточек в её адрес. Она иногда брала меня за руку – мы сидели рядом – но не обращала ни на кого внимания. Лабурдоннэ выслушал всех – каждый рассказал, когда и где начал заниматься шахматами, и чего добился – пресекал смешки и неуважительное отношение остальных – единственным исключением была София. Её он вовсе не пригласил выступать.

Возможно, подумал, что я попросту пригласил подружку, чтобы скучно не было.

И вскоре мы перешли ко второй части ритуала. Лабурдоннэ давал сеанс одновременной игры. Я впервые играл с гроссмейстером, и, вероятно, уже настроился на поражение. На двадцать пятом ходу я сдался. Не первым, и на том спасибо. Лабурдоннэ пожал мне руку, как и другим и жестом велел остаться и ждать.

Через двадцать минут оставалось только пять игроков, кто ещё играл. Не все остальные проиграли, некоторым Лабурдоннэ предложил ничью.

Через полчаса остался один игрок – София. Все собрались вокруг, насмешек и прочего я не видел ни на одном лице. София сидела со всё тем же спокойным выражением на лице. Лабурдоннэ посматривал на её лицо, сам же не мог скрыть восхищения.

Через сорок минут он предложил ничью. София вежливо отказалась. Ещё через десять минут гроссмейстер сдался.

– Поздравляю, мадемуазель, – Лабурдоннэ коротко поклонился. – Приношу вам извинения. Почему я не слышал о вас раньше? Вы участвуете в турнирах? Кто ваш наставник?

– Мама не разрешала, – улыбнулась София. – Я играла по переписке. Училась сама, по книжке.

– Мне пора прочесть эту книжку. Жду вас всех завтра, – Лабурдоннэ обвёл взглядом публику. – Мадемуазель, если вас не затруднит – пройдёмте в мой кабинет.

Все проводили её взглядом – София шла не торопясь и было видно – Золушка только что стала принцессой.

* * *

– Здорово! – я и не пытался скрыть своё восхищение. – Где вы так научились играть? По книжке?

Она смутилась, улыбнулась.

– Можно на «ты», Брюс? Если не возражаете…

– Можно, – я протянул ей руку и она пожала её, уже почти без опаски.

– По книжке, – согласилась она, взяла меня за руку. – Спасибо, Брюс! Я там чуть от страха не умерла.

– Мне казалось, что вы… что ты спокойнее остальных.

– Я ужасно боялась, – призналась она. – Правда-правда! Брюс, если можно, я хотела бы ходить туда со тобой.

– Мне там нечего делать, – вздохнул я. – Он меня разделал в пять минут.

Она остановилась сама, и вынудила остановиться и меня. Строго посмотрела мне в глаза.

– Брюс, я ужасно такого не люблю! Вы хорошо играете, я же видела! Просто торопитесь. И сразу настроились на поражение. Я угадала?

Нелегко признаваться в таком. Но мне удалось.

– Вы сильный человек, – она привстала на цыпочки и поцеловала меня в щёку. Тут же покраснела. – Ой, прости. Хочешь, будем вместе заниматься?

– Я правда хорошо играю? – не выдержал я.

– Правда, – подтвердила она. – Брюс! Ну неужели я должна намекать?

Я не сразу понял, о чём она. А когда понял, сам чуть не покраснел.

– Ты прекрасно играешь, София.

– «Софи». Мне так привычнее, Брюс. Спасибо! – и она медленно, с достоинством кивнула. И рассмеялась.

– Мадемуазель!

Я мысленно вздохнул. Опять Жан. Но на этот раз он не дурачился. Подошёл, церемонно встал на колено и протянул Софии букет роз. Три белых и две чёрных. Ого, ничего себе, где он их взял?

– Позвольте выразить восхищение принцессе шахмат!

Я почувствовал себя настолько лишним, что тут же решил уйти. Но София поймала меня за руку – так, чтобы Жан не заметил. Она величественно приняла букет и протянула ладонь – для поцелуя. Жан встал, ещё один средневековый поклон – и он удалился.

– Брюс, – София оглянулась, чтобы убедиться, что нас никто не слышит. – Не бросайте меня! Я не умею просить остаться и не хочу учиться!

– Мы же на «ты»?

– Ой… – она снова покраснела. И снова привстала на цыпочки и снова поцеловала в щёку. – Прости!

– Значит, до завтра? – мы подошли ко входу в общежитие. – Проводить?

– До завтра, – она улыбнулась. – Нет, не нужно.

* * *

– Жаль, что её встретил ты, а не я, – вздохнул Жан, когда я рассказал ему, вечером, как познакомился с Софией. – Я чемпион по ношению сумок.

Поль, редко улыбающийся, в этот раз не выдержал.

– Трепло, – он присоединился к нашему с Жаном застолью. – Брюс, я слышал, ты записался на фехтование?

Я подтвердил.

– Забавно, я тоже. И на баскетбол?

И вновь я подтвердил.

Жан присвистнул. Перевёл взгляд с меня на Поля. Во мне сто семьдесят, в Поле два двадцать или больше.

– До колечка-то допрыгнешь?

Я молча встал из-за стола и прыгнул с места. И достал до потолка – два с половиной метра – с первой же попытки.

Жан присвистнул ещё раз.

– Беру свои слова назад, дружище.

Поль уже совсем по-дружески улыбнулся и протянул руку.

– Играем вместе! Я рад.

Брюс, парк «Иероглиф», 20 сентября 2009 года, 8:30

– Значит, всех обыграла? – Ники расспрашивала меня обо всём, а мне было приятно ей рассказывать. Она часто появлялась во время перерывов, когда мы с однокурсниками выходили подышать воздухом в коридор – и заводиал разговор о чём-нибудь. Обычно о том, в чём я хорошо разбирался. Я всем телом ощущал завистливые и восхищённые взгляды остальных – особенно, когда Ники брала меня за руку.

– Всех, – подтвердил я, вытирая пот со лба.

– Всё, больше о ней ни слова, Брюс. Договорились?

– Но ты же сама попросила?

Я не заметил, как мы перешли на «ты». Как-то перешли, совершенно естественно.

– А что, непонятно, почему? – она тут же нахмурилась. – Брюс, если я с тобой, то восхищаться нужно… кем?

Я коротко поклонился. Делать это так же изящно, как Жан, я не мог. Ему легко – родители – известные актёры.

– Ну нет, так легко ты не отделаешься, – Ники улыбнулась вновь. – Я придумаю тебе испытание, и будь добр его пройти!

Поклониться во второй раз у меня получилось намного лучше.

– Всё, я уже не сержусь, – она обняла меня и, как и София, поцеловала в щёку. В другую. От поцелуя у меня сразу же случился беспорядок в голове.

Забавно. Я познакомился уже со многими девушками – при том, что совершенно не умел, до этой осени, да и мама не позволяла – но только Софи и Ники ни разу не приглашали к себе в комнату. Вообще-то по уставу университета и не положено – и мадам Цербер многих ловила на таком нарушении – но…

– Я всё ещё не уверена, – Ники понизила голос, взяла меня за руку. Легонько сжала её. Я поднял голову, встретился с ней взглядом. – Ты хочешь?

Страх как трудно было отвечать утвердительно. Представляю, какую сцену устроила бы мне мама, если бы узнала.

– Я тоже, – Ники не отводила взгляда. – Но пусть настоится, как следует. Всё, хватит отдыхать, бежим!

Брюс, спортзал, 20 сентября 2009 года, 17:30

– Брюс, замечательно, – Морис Шарон, сам в прошлом участник баскетбольной сборной Галлии, похлопал меня по плечу. – С такими парнями, как ты, мы сделаем римлян в два счёта.

Я ощущал, что мной восхищается не он один. На моём счету было двадцать очень сложных очков в этой игре – и три последних попадания. Математикам снова от нас досталось. Мне пожали руку все, и не потому, что это сделал Шарон.

– Классно играешь, – Жан был среди зрителей. – Признайся, тебе вшили в ноги пружины. Человек не может так прыгать.

Если расскажу, где, – на меня смотрели все остальные, – все туда побегут.

– Я не побегу, – Жан обвёл надменным взглядом команду. – Баскетбол – для слабаков. Бег на месте, вот спорт настоящих мужчин.

* * *

Мы сидели в «Лампе» – стало доброй традицией любые достижения отмечать там, за бутылкой вина.

– Не отказался ещё от турнира? – поинтересовался Жан.

Странно. Вроде бы я никому не говорил, что сомневаюсь, стоит ли участвовать в шахматном турнире. Ники выходила из себя всякий раз, когда я проявлял нерешительность и повторяла: это – признак слабости. Я же ощущал это иначе. У меня в голове постоянно вертелись несколько мыслей – фантазий, я уж не знаю, как их назвать – о том, каким будет моё решение и что последует. Что и София, и Ники будут разочарованы, я знал. Но по правде говоря, я не думал, что смогу выйти даже в четверть финала – а относиться к проигрышу спокойно или тем более с воодушевлением, как учил Лабурдоннэ, а до того – учитель из моей школы в Санту-Туаре, я не мог.

– Брюс, – мэтр со всеми разговаривал в своём кабинете – со всеми, кого решил оставить в клубе. – Вам нужно уметь извлекать из всего уроки. Я следил, как вы играете. У вас хорошая фантазия, вы быстро оцениваете ситуацию, но когда дела идут совсем не так, как хотелось, вы опускаете руки.

Признаваться в своих слабостях очень неприятно.

– Да, мэтр, – я выдержал его взгляд.

Он улыбнулся, встал из-за стола и подошёл ко мне. Он почти всегда ходил с указкой – иногда казалось, что он использует её как воображаемую трость.

– Брюс, я оставил в клубе только тех, кто сможет чего-то добиться. Не все станут чемпионами. Но не все к этому и стремятся. Вы сами себе мешаете добиваться успеха. Вы не передумали участвовать в турнире?

– Нет, – тут же ответил я, не раздумывая.

– Очень хорошо, – он вернулся в кресло. – Любой проигрыш – это проигранная битва, но не война. Я знаю, вы дружны с мадемуазель Лоренцо. Вам следует посмотреть на то, как она относится к неудачам.

Будто я сам не знал, как относится. Стискивает зубы, расстраивается, иногда сильно и по-детски, но всегда упорно идёт дальше.

Брюс, «Старая лампа», 5 октября 2009 года, 16:00

Итак, я сумел занять третье место на турнире по фехтованию – на шпагах. Занять, несмотря на то, что впервые взял шпагу в руки в начале сентября. Наверное, именно это третье место позволило мне окончательно поверить в себя.

Поль в итоге занял четвёртое. Бой с ним был не из простых – реакция и скорость его превосходили мои, но – как и в случае баскетбола – мне всегда везло. По мелочам – то соперник не успевал оказаться в нужном месте в нужное время, то отчего-то медлил с действием. А я не медлил.

– Поздравляю, – Поль крепко пожал мне руку. Похоже, только сегодня он всерьёз начал уважать меня. – Но я тебе этого так не оставлю! За мной – реванш!

Я кивком подтвердил, что принимаю вызов.

– Завтра полуфинал, – Жан всё время следил за успехами Софии – и моими, заодно. Мне не нравилось, что он особенно старался быть самой любезностью перед Софией в моём присутствии. Софии не нравилось, что я сам не могу оказывать знаков внимания без подсказки или намёка. А мне оставалось или винить во всём матушку, или признаться, что сам бы мог изменить в себе что-нибудь. – Кто поставит против Софии?

– Кстати, почему она звонит тебе каждый день? – поинтересовался Жан.

Он не язвил на эту тему. То есть, съязвил только один раз. После чего я твёрдо попросил его не делать это предметом для шуток.

– Хочет показать, что всегда во всём разбирается лучше, – пожал я плечами. – После того, как отца не стало, мне приходится расхлёбывать одному.

– Хорошо, что мы здесь, – Жан поднял бокал. – За независимость!

Кто с улыбкой, кто всерьёз поддержали этот его тост.

Брюс, парк «Иероглиф», 20 октября 2009 года, 7:30

Отчего-то и я, и она выбрались в то утро в парк пораньше. Осенняя свежесть бодрила меня сильнее, чем летняя.

– Ты многого добился, Брюс, – похвалила она, после того, как мы поговорили о том, о сём. – Что теперь?

– Теперь? Буду добиваться большего, – я не раздумывал долго. Третье место по фехтованию, наша баскетбольная команда обыграла все остальные факультеты и сборная для игры с Римом – это наша команда, почти без замен. Четвёртое место в шахматном турнире. И я даже смог сыграть с Софией вничью – как она говорила, я играл очень интересно. И звонки от матушки из отупляющей и отвратительной процедуры стали простой формальностью.

– Замечательно, – она взяла меня за руку. – Брюс, я помогала тебе, как ты думаешь?

Я подумал.

– Да, Ники, – и заметил странный холодок в её взгляде.

– И как помогала?

– Наверное, не позволяла сидеть сложа руки.

Она рассмеялась, сильно сжала мою ладонь. Придвинулась ко мне.

– Да, я помогала. Но только сначала. Потом ты всё делал сам. Брюс, я говорила об испытании. Не обещаю, что оно будет приятным. Я очень надеюсь, что ты справишься.

– А если нет?

Она внимательно смотрела мне в глаза.

– Брюс, лучше об этом не думай. Ты не представляешь, на какие гадости я способна, если меня разочаруют.

Мне трудно было представить, что она может быть способна на гадости. Так и сказал.

– Брюс, – она взяла меня за руки. – Я больше не буду помогать. Ты сам со всем справляешься. Твои сны, там, где есть я… тебе осталось немного, чтобы они перестали быть снами.

Я чуть не покраснел. Откуда она знает? Я рассказывал? Может и рассказывал, у нас с ней бывали иногда очень откровенные разговоры о жизни.

– Иди, – она отпустила мои руки. – В воскресенье, у озера, в шесть часов утра. Я буду ждать.

Через четыре дня? Интересно, что же там такого будет.

– Ни с кем не говори об этом, – предостерегла она. – Не подведи меня.

Этот последний её поцелуй я запомнил навсегда. Он длился и длился, и оторваться не было никакой возможности. Но всё-таки он кончился. Она запрокинула голову – я продолжал обнимать её, и невольно прижал её к себе сильнее. – Не отпускай меня… никогда не отпускай, – прошептала она.

Брюс, второй корпус, 20 октября 2009 года, 13:30

– Брюс, – София поймала меня, когда уже все возвращались с перерыва. – Нам нужно поговорить, – я видел, что с ней что-то не в порядке. Хотя не могло быть никакого повода – после сокрушительного разгрома всего шахматного клуба, над Софией перестали издеваться. Не только Жан добивался её внимания – Софии стали откровенно завидовать. А она оставалась, какой была – слава не испортила её. Через месяц она участвует в отборочном турнире на первенство Галлии по шахматам среди женщин.

– У меня лекция, Софи. Давай после неё?

– Нет, – она смотрела мне в глаза, губы её подрагивали. – Или сейчас, или уже никогда не поговорим. Ни о чём.

Я мысленно вздохнул. Узнаю приём, им постоянно пользуется моя матушка.

– Идём, – я взял её под руку и мы пошли по почти безлюдным коридорам, в сторону гардероба.

Через двадцать минут мы сидела в «Лампе» и были, похоже, первыми посетителями сегодня.

* * *

– Брюс, – она выбрала «Уголок поцелуев», один из двух столиков, которые были отгорожены ширмами и занавесками. Их занимают в первую очередь. Решительно задёрнула занавеску. – Не ходи никуда. Не приходи к тому озеру, пожалуйста.

– Откуда ты знаешь? – по лицу было видно, что она знает о нашем с Ники разговоре.

Она покраснела.

– Неважно. У меня хороший слух. Брюс, пожалуйста, не ходи!

– Ты не знаешь, о чём просишь, – мне отчего-то стало трудно дышать. Ох уж эта ревность…

– Знаю, – она вскочила, едва не опрокинув стол, села рядом со мной и решительно, сильно привлекла к себе. Её губы… я не смог увернуться. Да и не захотел бы. Она таяла в руках, как воск, а ещё недавно я получал от неё по рукам или по шее за то, что пытался – без всяких задних мыслей – взять её за руку или за локоть.

Она медленно отняла губы, а я ощущал ладонями, губами, всем телом то, что пока что мне лишь снилось.

– Я не хочу потерять тебя, – она проговорила едва слышным шёпотом, глаза её заблестели. – Понимаешь? Если ты пойдёшь туда, будет что-то ужасное!

– Софи, успокойся, – я прижал её к себе, погладил по голове. – Я… – и я не нашёлся с ответом. Парни часто говорили о своих достижениях на амурном фронте, и про Софию говорили все – никого к себе не подпускает. Крепость. И вот, похоже, крепость выбрасывает белый флаг. Но мне почему-то не было радостно. Мне слишком часто предлагали выбор «или кто-то, или я!»

– Ты там будешь не один, – она отвела взгляд. – Понимаешь? Она многих позвала туда! Она играет с вами!

Я ощутил холодок, проползающий по спине. Откуда София может это знать?

– Что, и Жан? – я не смог удержаться.

– Да. Он тоже. Господи, да они все об этом треплются, – София отвернулась. – Брюс, даже если ты будешь там первым, это будет ужасно!

– Прости, Софи, – я взял её за руку. – Я обещал, понимаешь?

– Брюс, – она вытерла слёзы. – Приходи сегодня ко мне. Когда захочешь.

Мне стало не по себе. И я начал злиться.

– Зачем, Софи?

Она долго смотрела мне в глаза. Медленно, бесконечно медленно приблизила лицо к мне. Прикоснулась губами к моим губам. Солёный, горький вкус.

– Придёшь?

Я кивнул. Но не думай, Софи, что ты сможешь всё изменить так просто.

Она спрятала лицо у меня на груди и заплакала. Тихо, почти беззвучно. Официант вежливо постучал в ширму и поставил на стол наш с ней заказ. А мне уже не хотелось ни есть, ни пить. София умудрилась испортить всё то, что так хорошо начиналось.

Брюс, общежитие, 20 октября 2009 года, 21:30

По вечерам в комнатах никто не сидел. У всех были или друзья, или подруги. Надо мной смеялись и вертели пальцами у виска – Ники настолько приблизила меня к себе, я же не проявляю никакой инициативы, не стараюсь ничего добиться. Да, это так. Я не старался. И только сегодня понял, что это неправильно. И нет никаких сил изменить это в себе всего за день.

Я намеренно не пошёл в фойе, не стал звонить матушке. Мне очень хотелось вести себя, словно капризный ребёнок.

Я смотрел на часы, смотрел и в итоге встал. Все уже отметили победу Софии, и отметили хорошо, но… Я достал из «тайника» (ящик из-под книг под кроватью) бутылку дорогого вина, подумал, затем вернул её обратно. София пьёт редко. Не напиваться же мне там в одиночестве.

Она открыла дверь, едва я только подходил к ней. Взяла меня за руку. В её блоке две комнаты и соседки её, похоже, весело проводили время – но не здесь, не в этот вечер. София несколько раз жаловалась, что иногда нет покоя ни днём, ни ночью. Но никогда не пыталась сказать это мадам Цербер.

Обстановка у неё почти спартанская. Комната двухместная, но София здесь одна. Сразу или после победы? В университете принято делать такие вот подарки – чем больше делаешь для всех, тем в более лучших условиях живёшь.

– Проходи, – она заперла за мной дверь. – Кофе?

– С удовольствием, – стул у неё в комнате только один. Ну хоть чашки две, и на том спасибо. – Она подошла к плитке и принялась колдовать у плитки. Она любит варить кофе, я знаю. А мне понравилось смотреть, как она это делает. Я смотрел, и смотрел, и смотрел.

Она была в том самом платье, в котором пришла на финальную партию. В том самом в котором выиграла, эффектно и быстро. Она молча готовила кофе, не смотрела в мою сторону, но на губах её то и дело появлялась улыбка.

Сама она пила кофе чёрным, безо всякого сахара – по канонам. Я так не могу. С детства привык, что во всём должен быть сахар.

Мы продолжали молчать. Она вопросительно посмотрела на меня, когда кофейник опустел – ещё? Я кивнул в ответ. Сердце в порядке, можно.

…И появился второй кофейник. Себе она не стала наливать – видимо, ей уже хватит. А я молчал и не знал, что делать. И мало-помалу мысль не идти перестала мне казаться настолько уж глупой.

– Она встречается не только с тобой, – София опустила голову. – Нет, молчи. Я знаю, что ты про меня подумал. Но это правда, Брюс! Она встречается не только с тобой! – она опустила взгляд, порозовела. – И не только на улице, – добавила она едва слышно.

– Откуда ты можешь это знать?! Что, все треплются?

– Знаю, – она взяла меня за руку. Я осторожно освободился. – Брюс, я никогда не лгала тебе! Почему ты мне не веришь?

– Потому что ты хочешь, чтобы я её бросил, – резко ответил я.

– Да, хочу, – она смотрела мне в глаза. – Брюс, я тебе не рассказывала, но у меня начались странные сны. Я никогда не видела таких страшных снов!

Я усмехнулся.

– Я никогда не боялась темноты, а теперь боюсь! И… – она прижала ладони к вискам, словно случился приступ мигрени. – Мне кажется, что я схожу с ума. Брюс, я должна тебе сказать!

– Почему мне? – я сумел не добавить «а не Жану».

– Ты один слышишь меня по-настоящему, – на её глазах появились слёзы. – Понимаешь?

– Да, – я смотрел ей в глаза.

– Нет, – она встала, втерла лицо полотенцем. Налила мне ещё кофе. – Ничего не понимаешь. Я вижу то, чего не могло быть. Я знаю, что не могло. Потому что сама видела, что всё было по-другому. И я знаю, почему это со мной.

– Почему?

– Это она. Когда она проходит мимо меня, у меня всё портится вот тут, – она прижала ладонь ко лбу. – Это правда!

– У меня не портится, – медленно ответил я. – Совсем наоборот.

Она закивала, на глазах у неё вновь проступили слёзы.

– Да. Так у всех. Брюс, я не вру тебе! Она спит со всеми подряд, это все видят, кроме тебя!

Признаюсь – то был момент, когда мне очень хотелось дать её пощёчину. Или молча поставить чашку и выйти вон. Но… София охнула, вновь прижала ладони к вискам, покачнулась. Я едва успел подхватить её, уложить на кровать. Оглянулся – где у неё вода?

– Брюс?! – она уселась на кровати, огляделась, на лице – возмущение и изумление. – Почему ты здесь?! Я…

– Ухожу, – мне надоело это представление. Если София хотела всё испортить, окончательно, что было между нами, она преуспела. – Спасибо за кофе. – Я встал и направился к двери.

– Нет, – она прикрыла лицо ладонями. – Господи… я не знаю, что со мной. Мы говорили… да, точно, мы говорили! И мы были в кафе сегодня! Скажи, что были, что мне это не приснилось!

– Были, – я вернулся, присел перед ней на корточки. – Это было, Софи.

– Я вижу… – она смотрела сквозь меня. – Мы сидели в кафе, ты обнял меня, я дала тебе пощёчину и ушла. Господи, что со мной? Что с нами, Брюс?

– С нами?

– Я замечала. Ты иногда выключался, а потом говорил так, словно только что оказался здесь.

Она протянула мне руку.

– Ты пойдёшь, да? Всё равно пойдёшь?

– Пойду, Софи. Мне уйти, и никогда к тебе не подходить, так?

– Глупый, – она сползла с кровати, села на пол, обняла меня. – Господи, какой глупый.

Она плакала, а я не знал, что мне делать. И я начал бояться того, что придёт воскресенье.

Брюс, парк «Иероглиф», озеро, 24 октября 2009 года, 5:40

Они приходили. Я укрылся в кустах, как бы смешно это ни звучало – и видел. Их уже было десять человек, когда я почти добрался до озера. Невзирая на темень, я узнал Жана и Поля, многих других парней, с экономического и с других. Они стояли, как роботы – или манекены – молча, не говорили, вообще не замечали друг друга.

Ники появилась без одной минуты шесть, была всё в той же спортивной одежде. Появилась словно бы случайно. И тотчас статуи стали людьми, роботы ожили, и казалось, что собрались здесь на пикник. Если не обращать внимания на время суток.

Я тоже вышел. Со мной поздоровались, кто голосом, кто рукопожатием. И никого не удивляло, сколько здесь людей и зачем они здесь. И слова Софии перестали казаться нелепицей, попыткой поссорить меня с Ники.

Она подошла к берегу, сняла со среднего пальца левой руки серебряное колечко, подняла его над головой – все затихли – и, размахнувшись, бросила его в озеро.

И люди, собравшиеся на пикник, превратились в стадо диких, разъярённых псов.

На месте остались трое – двое смутно знакомых парней с философского – и я.

Я не знаю, почему остались они. Я – потому что не умел плавать. И потому, что не хотел уподобляться всей остальной стае.

Ники посмотрела мне в глаза.

– Я не умею плавать, – сообщил я. Она знает это. Всегда знала. Ники смотрела на меня и на глазах становилась чужой, непроницаемой и холодной.

Я отвернулся и пошёл прочь. Минут через пять я услышал за спиной вопли – кого-то шумно поздравляли. Но меня это не касалось.

Волна накатила, когда я ещё не добрался до общежития. На этот раз я не пытался искать платок, мне было всё равно. Мир кружился и кружился, и в конце концов пришло беспамятство.

Когда я пришёл в себя, то лежал, в мокром и грязном костюме, на полу, а рядом сидела София – поджав колени, уткнувшись в них лицом – и плакала.