Книга Дженни Герхардт онлайн - страница 10

Глава X

В мире, куда в такую трудную для нее пору была брошена Дженни, добродетель всегда, с незапамятных времен, тщетно отстаивала свое право на существование; ибо добродетель – это способность желать людям добра и делать им добро. Добродетель – это великодушие, с радостью готовое служить всем и каждому, но общество не слишком дорожит этим качеством. Оцените себя дешево – вами станут пренебрегать, станут топтать вас ногами. Цените себя высоко, хотя бы и не по заслугам, – и вас будут уважать. Общество в целом на редкость плохо разбирается в людях. Единственный его критерий – «что скажут другие». Единственное его мерило – чувство самосохранения. Сохранил ли такой-то свое состояние? Сохранила ли такая-то свою чистоту? Как видно, лишь очень редкие люди способны порою высказать самостоятельное суждение.

Дженни и не пыталась ценить себя высоко. У нее была врожденная склонность к самопожертвованию. Вовсе не просто было бы привить ей житейское себялюбие, которое помогает уберечься от зла.

В минуты высшего напряжения всего заметней растет человек. Он ощущает мощный прилив сил и способностей. Мы еще дрожим, еще опасаемся сделать неверный шаг, но мы растем. Нами руководят вспышки вдохновения. Природа никого не отвергает. Если среда или общество от нас отворачиваются, мы все же остаемся в содружестве со всем сущим. Природа великодушна. Ветер и звезды – твои друзья. Будь только добр и чуток – и ты постигнешь эту великую истину; быть может, она дойдет до тебя не в сложившихся формулах, но в ощущении радости и покоя, которое в конечном счете и составляет суть познания. В покое обретешь мудрость.

Едва Дженни отошла от двери, ее нагнал Басс.

– Дай-ка мне корзинку, – сказал он и, видя, что она от волнения не может выговорить ни слова, прибавил: – Я, кажется, знаю, где найти тебе комнату.

Он повел ее в южную часть города, где их никто не знал, к одной старухе, недавно купившей в рассрочку стенные часы в магазине, в котором Басс теперь работал. Он знал, что она нуждается в деньгах и хочет сдать комнату.

– Ваша комната еще свободна? – спросил он эту женщину.

– Да, – ответила она, разглядывая Дженни.

– Может быть, вы сдадите ее моей сестре? Мы переезжаем в другой город, а она пока не может ехать.

Старуха согласилась, и скоро Дженни обрела временное пристанище.

– Ты не расстраивайся, – сказал Басс, искренне огорченный за сестру. – Все утрясется. И мама сказала, чтоб ты не расстраивалась. Приходи завтра домой, когда отец уйдет на работу.

Дженни обещала прийти; Басс сказал ей еще несколько ободряющих слов, договорился со старухой, что Дженни будет столоваться у нее, и распрощался.

– Ну вот, все в порядке, – сказал он уже в дверях. – Все будет хорошо. Не расстраивайся. Мне пора, а утром я к тебе забегу.

Он ушел, и неприятные мысли не слишком его тревожили: ведь он считал, что сестра и в самом деле виновата. Это было ясно из того, как он расспрашивал ее дорогой, хоть и видел, что она грустна и растерянна.

– Чего ради ты на это пошла? – допытывался он. – Ты хоть раз подумала, что делаешь?

– Пожалуйста, не спрашивай меня сейчас, – сказала Дженни и тем самым положила конец его настойчивым расспросам.

Ей нечем было оправдываться и не на что жаловаться. Если уж кто и виноват, так именно она. Беда, в которую попал сам Басс и вовлек семью, и самопожертвование Дженни – все было забыто.

Оставшись одна в новом, чужом месте, Дженни дала волю отчаянию. Пережитое потрясение, стыд, что ее выгнали из родного дома, – все это было уж слишком: она не выдержала и разрыдалась. Правда, от природы терпеливая, она не любила жаловаться, но внезапное крушение всех надежд сломило ее. Что же это за сила, которая может вихрем налететь на человека и сокрушить его? Почему так внезапно врывается смерть и разбивает вдребезги все, что казалось самым светлым и радостным в жизни?

Думая о прошлом, Дженни припоминала подробности своего знакомства с Брэндером и, как ни велико было ее горе, не чувствовала к нему ничего, кроме любви и нежности. В конце концов, он не хотел нарочно причинить ей зло. Он и вправду был добр и великодушен. Это был по-настоящему хороший человек, и, думая прежде всего о нем, она искренне оплакивала его безвременную смерть.

В таких неутешительных размышлениях прошла ночь, а с утра по дороге на работу забежал Басс и сказал, что мать вечером ждет Дженни. Отца не будет дома, и они смогут обо всем поговорить. Дженни провела долгий, тягостный день, но к вечеру настроение у нее поднялось, и в четверть восьмого она пошла к своим.

Дома ее ждали не слишком радостные вести. Герхардт все еще охвачен неистовым гневом. Он решил в ближайшую же субботу отказаться от места и уехать в Янгстаун. Теперь в любом городе будет лучше, чем в Колумбусе; здесь он никогда больше не сможет смотреть людям в глаза. С Колумбусом для него теперь связаны самые невыносимые воспоминания. Он уедет отсюда и, если найдет работу, выпишет к себе семью, – а это значит, что надо будет расстаться со своим домиком. Все равно ему не уплатить по закладной, на это нечего надеяться.

Через неделю Герхардт уехал, Дженни вернулась домой, и на некоторое время их жизнь опять вошла в прежнюю колею, но, конечно, ненадолго.

Басс это понимал. Беда, случившаяся с Дженни, и ее возможные последствия угнетали его. В Колумбусе оставаться немыслимо. В Янгстаун переезжать не стоит. Уж если им всем надо куда-то ехать, так лучше в какой-нибудь большой город.

Размышляя над создавшимся положением, Басс подумал, что стоит попытать удачи в Кливленде, где, как он слышал, промышленность бурно развивается. Если ему там повезет, остальные смогут переехать к нему. И если отец будет по-прежнему работать в Янгстауне, а вся семья переберется в Кливленд, то Дженни не окажется на улице.

Басс не сразу пришел к этому выводу, но наконец сообщил о своем намерении.

– Хочу поехать в Кливленд, – сказал он как-то вечером матери, когда она подавала ужин.

– Зачем? – спросила миссис Герхардт, растерянно глядя на сына.

Она побаивалась, что Басс их бросит.

– Думаю, что найду там работу, – ответил он. – Незачем нам оставаться в этом паскудном городишке.

– Не ругайся, – с упреком сказала мать.

– Да ладно, – отмахнулся он. – Тут кто угодно начнет ругаться. Нам здесь всегда не везло. Я поеду, и, если найду работу, вы все переберетесь ко мне. Нам будет лучше в таком месте, где нас никто не знает. А тут добра не жди.

Миссис Герхардт слушала, и в сердце ее пробудилась надежда, что им наконец станет хоть немного легче жить. Если бы только Басс сделал, как говорит. Вот бы он поехал и нашел работу, помог бы ей, как должен помогать матери здоровый и умный сын! Как было бы хорошо! Их подхватило стремительным потоком и несет к пропасти. Неужели ничто их не спасет?..

– А ты думаешь, что найдешь работу? – с живостью спросила она.

– Должен найти, – ответил Басс. – Еще не было такого случая, чтоб я добивался места и не получил. Некоторые ребята уже уехали в Кливленд и отлично устроились. Миллеры, к примеру.

Он сунул руки в карманы и поглядел в окно.

– Как ты думаешь, проживете вы тут, пока я там не устроюсь? – спросил он.

– Думаю, что проживем. Папа сейчас работает, и у нас есть немного денег, которые… которые…

Она не решилась назвать источник, стыдясь положения, в котором они оказались.

– Да, понятно, – мрачно сказал Басс.

– До осени нам ничего не надо платить, а тогда все равно придется все бросить, – прибавила миссис Герхардт.

Она говорила о закладной на дом: срок очередного платежа наступит в сентябре, и уплатить они, конечно, не смогут.

– Если нам до тех пор удастся переехать в другой город, я думаю, как-нибудь проживем.

– Так я и сделаю, – решительно сказал Басс. – Поеду.

Итак, в конце месяца он отказался от места и на следующий же день уехал в Кливленд.