Страницы← предыдущаяследующая →
Неприятности имеют свойство сыпаться на человека одна за другой.
Недаром же говорят: пришла беда – отворяй ворота. Ну а если и впрямь все идет наперекосяк? Тогда это уже не просто народная мудрость. Все как назло: договорились встретиться с подружкой, а она не пришла, на куртке пуговица оторвалась, столкнулся в электричке со знакомым, которого меньше всего хотел бы видеть, зуб заныл, пошел дождик, сел в такси, а дорога забита – где-то авария. Сказал бы мне кто-нибудь в такой ситуации: отворяй, мол, ворота, я бы точно накостылял ему по полной программе.
Да и вы бы наверняка сделали то же самое.
В этом и есть народная мудрость.
Потому-то у меня с людьми не очень получается. Иногда подумаешь: хорошо бы превратиться в коврик у входной двери. Лежать бы всю жизнь где-нибудь в прихожей...
Но ведь в мире ковриков тоже своя мудрость и проблемы свои. Хотя это уже не мое дело.
Короче, ехал я в такси и попал в пробку. По крыше стучал осенний дождь, и каждый щелчок счетчика застревал в мозгу, словно выпущенная из ружья пуля.
Вдобавок я три дня как бросил курить. Хоть бы что приятное пришло в голову... Как бы не так! От безысходности я стал раздевать в уме свою подружку. Все по порядку... сначала снимаем очки, потом часы, массивный браслет, дальше...
– Извините. – Я уже добрался до первой пуговицы на блузке, как вдруг услышал голос таксиста. – Как вы думаете, вампиры в реальности существуют?
– Вампиры? – Я ошарашенно посмотрел в зеркало заднего вида, где отражалось лицо водителя. – Какие вампиры? Те, что кровь пьют?
– Те самые. Существуют они или нет?
– Вы вообще кого имеете в виду? Людей, которые по жизни как вампиры, вампиров в переносном смысле, летучих мышей-кровососов, а может, упырей из ужастиков? Или настоящих?
– Настоящих, конечно, – сказал таксист. Машина продвинулась вперед на полметра.
– Тогда не знаю, – ответил я. – Не в курсе.
– Нет, так не пойдет. Вы скажите: верите в них или нет.
– Не верю.
– Значит, не верите?
– Не верю.
Я достал из кармана сигарету и, не закуривая, перекатывал ее во рту.
– А в призраков верите?
– А вот призраки, мне кажется, существуют.
– Кажется... Вы скажите: «да» или «нет».
– Да, – только и осталось сказать мне. – Верю.
– В призраков, значит, верите?
– Верю.
– А в вампиров – нет?
– Не верю.
– И чем же призрак от вампира отличается?
– Призрак – антитеза физического сущего, – ляпнул я наобум. У меня такие штуки здорово получаются.
– Хм-м.
– А вампир – это смена ценностей на оси плоти.
– Выходит, антитезу вы признаете, а смену ценностей – нет?
– Стоит раз признать какую-нибудь ахинею – потом уже не остановишься.
– Вы образованный человек!
– Семь лет в университете отучился, – рассмеялся я.
Глядя на бесконечную вереницу машин впереди, таксист сунул в рот тонкую сигарету и закурил. По салону поплыл запах ментола.
– А что бы вы сделали, если б и вправду увидели вампира?
– Наверное, растерялся.
– И все?
– А что, нельзя?
– Нельзя, конечно! Вера – великое дело. Представишь себе гору – и вот она, пожалуйста. Подумаешь, что горы нет – ее и не будет.
Прямо как в старой песне Донована.
– Ах вот вы о чем!
– Да-да.
Я вздохнул, не выпуская изо рта незажженную сигарету:
– А вы сами-то верите в вампиров?
– Верю.
– Почему?
– Что значит «почему»? Верю и все.
– Ну а доказать можете?
– Вера и доказательство – совсем разные вещи.
– Пожалуй.
Я решил больше не углубляться в эту тему и вернулся к пуговицам на блузке. Одна, вторая, третья...
– Но могу и доказать, – заявил таксист.
– Серьезно?
– Вполне.
– И каким же образом?
– Да я сам вампир.
Мы немного помолчали. Машина проползла еще метров пять. Дождевые капли все так же барабанили по крыше. На счетчике уже полторы тысячи с лишним.
– Зажигалку не дадите?
– Пожалуйста.
Я чиркнул белой «биковской» зажигалкой и закачал в легкие порцию никотина. Впервые за три дня.
– Ну и пробка! – посетовал водитель.
– Да уж, – сказал я. – Кстати, о вампирах...
– И что?
– Вы что, в самом деле вампир?
– Конечно. Какой мне смысл врать?
– И давно вы так?
– Девять лет уже. В тот год как раз была Олимпиада в Мюнхене[4].
– Остановись мгновенье, ты прекрасно.
– Вот-вот. Точно!
– Еще спросить можно?
– Валяйте.
– А почему вы это... таксистом работаете?
– Не люблю я все эти вампирские штучки. Кутаться в плащ, разъезжать в карете, жить в замке... Ничего хорошего. У меня все как положено: плачу налоги, лицензию имею. Хожу на дискотеки, в патин-ко[5]. Что? Странно?
– Да нет. Просто... как бы это сказать... до меня никак не дойдет.
– Так вы не верите?
– М-м?
– Что я вампир – не верите?
– Конечно же, верю, – поспешно заверил я таксиста. – Представишь себе гору – и вот она.
– Ну ладно.
– Вы и кровь пьете иногда?
– А как же? Я же все-таки вампир.
– Кровь, наверное, разная бывает – вкусная и невкусная?
– Ясное дело. Но ваша не подойдет. Слишком много курите.
– Бросить хотел, но вот не получилось.
– Самая подходящая – у молодых девушек. Это что-то!
– Кажется, я вас понимаю. А у артисток кровь как – ничего?
– У Каёко Касимото[6] – просто супер! У Кимиэ Сингёдзи[7] – тоже ничего. А вот у Каори Момои[8] – не очень. Совсем что-то на нее не тянет.
– Значит, и в этом деле толк надо знать?
– Еще бы!
Через пятнадцать минут мы расстались. Открыв дверь квартиры, я включил свет, достал из холодильника банку пива. Выпил и позвонил подружке, с которой в тот день так и не встретился. Ее послушать, так для этого была причина. Вот такие дела.
– Да, советую тебе не садиться в черные такси с номерами Нэрима[9].
– Почему? – спросила она.
– Там один водитель – вампир.
– Неужели?
– Точно.
– Беспокоишься за меня, что ли?
– А то как же!
– Черные с номерами Нэрима?
– Ага.
– Спасибо.
– Не за что.
– Ну тогда спокойной ночи.
– Спокойной.
Над Саппоро – первый в этом году снег. Возникает из дождя, снова превращается в дождь. Снег в Саппоро – явление не самое романтическое. Что-то вроде вредного родственника.
23 октября, пятница.
Из Токио я улетел в одной майке. Сел в Ханэде[10] на 747-й, не успел прокрутить в «уокмане» одну полуторачасовую кассету и вот, пожалуйста, – снег.
– Ничего не поделаешь, – говорит друг. – Он всегда в это время начинается. И приходит зима.
– Холодина какая!
– Зима и должна быть очень-очень-очень холодной. На то она и зима.
Мы с ним выросли в маленьком тихом городишке, недалеко от Кобэ. Дома наши стояли в пятидесяти метрах друг от друга, и учились мы в одной школе. Вместе путешествовали, вместе на свидания с девчонками бегали. А как-то раз так перепили, что из такси вывалились. После школы я поступил в Токийский университет, а он – в университет Хоккайдо. Женились на однокурсницах, моя была из Токио, его – из Отару[11]. Такова жизнь. Все мы бесцельно скитаемся по земле, как семена растений, которые носит капризный ветер.
Наверняка в жизни все сложилось бы по-другому, если бы в Токийский университет поступил он, а я учился на Хоккайдо. Быть может, я бы пошел работать в турфирму ездил по миру, а он осел в Токио и сделался писателем. Но в результате случайного стечения обстоятельств получилось то, что получилось: я романы пишу, он в турфирме работает. А театр «Орион» и сейчас сверкает огнями, как прежде.
У друга – сыну шесть лет. В отделении бумажника, где сезонка, всегда лежали три его фотокарточки. Хокуто играет с барашком в зоопарке Маруяма. Хокуто, наряженный к детскому празднику. И Хокуто верхом на ракете в парке аттракционов. Я разглядываю фотографии и отдаю другу. Мы пьем пиво и закусываем мороженой рыбой, холодной как лед.
– Как там Р поживает? – спрашивает он.
– Встретились недавно на улице. Случайно. С женой развелся, спутался с какой-то девчонкой.
– Да?
– Работает в рекламной компании. Пишет какие-то жуткие тексты.
– Понятно.
И так далее, и тому подобное. Расплатившись по счету, мы выходим на улицу. Снег все идет.
– В Кобэ давно был? – интересуюсь я.
– Давно. – Он качает головой. – Далеко очень. А ты?
– Тоже давно не ездил. Да что-то и не тянет.
– М-м.
– Наверное, здорово там все изменилось.
– М-м.
Минут десять мы бродим по улицам. Тем для разговора больше нет. Я иду к себе в гостиницу, он возвращается в свою малогабаритную трехкомнатную квартиру.
– Ну будь здоров!
– И ты тоже.
Щелкает переключатель. Мы расходимся в разные стороны, чтобы дальше снова идти каждый своей дорогой. Наступит завтра, и мы, в полутысяче километров друг от друга, будем продолжать бесцельную борьбу со скукой, которая у каждого тоже своя.
В гостинице я включил телевизор. По местному каналу шла какая-то информационная передача. Не снимая обуви, я завалился поверх покрывала на кровать и, запивая холодным пивом сэндвич с копченой семгой, который попросил принести в номер, рассеянно уставился на экран.
Середину кадра занимает одинокая фигура молодой женщины в темно-синем платье. Камера снимает женщину по пояс и, словно хищный зверь в ожидании добычи, плотоядно смотрит на нее застывшим стеклянным глазом. Без смены ракурса, не приближая и не отдаляя объект. Совсем как в старых фильмах nouvelle-vague[12].
– Я работаю в информационном отделе мэрии города Р., – начинает женщина с легким местным выговором. Голос дрожит от волнения. – Наш городок небольшой – всего семь с половиной тысяч жителей. Особо ничем не знаменит, поэтому очень может быть, что вы о нем ничего не знаете.
«К сожалению», – отмечаю я.
– Основное занятие наших жителей – сельское хозяйство и молочное животноводство. Главный продукт – конечно, рис, но в последнее время, с сокращением посевных площадей, идет быстрый переход на зерновые и овощеводство в окрестностях города. На окраине имеется животноводческое хозяйство: порядка двухсот коров, сотня лошадей и столько же овец-мериносов. Сейчас эта отрасль у нас хорошо развивается, и через три года поголовье, возможно, удвоится.
Не красавица. Лет двадцати пяти, очки в металлической оправе с сильными диоптриями, на лице – застывшая улыбка, чем-то напоминающая мне сломанный холодильник. И все же она классная девчонка. Камера nouvelle-vague показывает ее в самом выгодном свете, подчеркивая наиболее привлекательные черты. «Дали бы каждому минут по десять, чтобы сказать что-нибудь перед телекамерой, – думаю я. – Может, тогда мир стал бы куда лучше».
– Где-то в начале 90-х годов XIX века в реке Р., что протекает недалеко от городка, нашли золотой песок. Началась золотая лихорадка. Но скоро кончилась, вместе с песком. Теперь о том времени напоминают лишь несколько полуразвалившихся хижин и проложенные через горы узкие дороги.
Я запихиваю в себя последний кусок сэндвича, залпом допиваю пиво.
– Город... кхе... не так давно население города превышало десять тысяч человек, но в последнее время наблюдается быстрый отток людей из деревни, молодежь перебирается в большие города. Вот такая проблема. Из моих одноклассников уехало уже больше половины. Но, разумеется, есть люди, которые держатся за наш городок.
Она говорит, не отрываясь от объектива, глядя в него словно в зеркало, где отражается будущее. Ее глаза пристально смотрят на меня сквозь кинескоп телевизора. Я достаю из холодильника еще банку пива, тяну за кольцо, делаю пару глотков.
Ее городок.
Я представил, как он выглядит. Железнодорожная станция, где за день останавливается всего восемь поездов, зал ожидания с печкой, неуютная маленькая площадь с круговым движением, схема города с полустертыми иероглифами, клумба с ноготками, рябиновая аллея, побитая жизнью грязная белая собака, несоразмерно широкие улицы, плакат, зазывающий на службу в силах самообороны, трехэтажный универмаг со всякой всячиной, вывески «Школьная форма» и «Средства от головной боли», маленький рёкан[13], здания сельскохозяйственного кооператива, центра лесоводства и ассоциации развития животноводства, уставившаяся в пепельно-серое небо одинокая труба бани. В конце главной улицы поворачиваешь н&тево, там перекресток и мэрия, где в информационном отделе работает она. Маленький скучный городок, в котором почти полгода лежит снег. А она сидит и пишет разные объявления для своего города. «Такого-то числа такого-то месяца будет производиться раздача препарата для дезинфекции овец-мериносов. Желающих просим подать заявления на бланках до такого-то числа такого-то месяца...»
Наши судьбы вдруг пересекаются в этом маленьком номере отеля в Саппоро. Но чего-то здесь не хватает. Я лежу на гостиничной кровати, и время... совсем как взятый напрокат костюм... я никак не могу к нему приспособиться. Тупой топор раз за разом ударяет по канату, что у меня под ногами. Стоит ему оборваться, и обратного пути уже не будет. И от этого становится тревожно.
Нет, конечно же, канат не оборвался. Просто, кажется, я немного перебрал пива. И еще, наверное, виноват снег, кружащий за окном. Ступая по канату, я возвращаюсь под темное крыло реальности. Мой городок, мои улицы, ее овцы.
В то время как ее мериносов обрабатывают прекрасным дезинфицирующим средством, я со своими овцами готовлюсь к зиме. Запасаю сено, накачиваю в бак керосин, ремонтирую оконные рамы, чтобы устояли перед снежными бурями.
– Это мой город, – говорит она. – Маленький городок, ничего особенного. Но он мой. Будет возможность – приезжайте. Кто знает: может быть, мы чем-нибудь поможем вам.
Ее изображение исчезло с экрана.
Нажав кнопку пульта, я выключаю телевизор, допиваю пиво. И думаю: а не съездить ли в ее городок? Вдруг она чем-то мне поможет. Но я вряд ли туда поеду. Я уже слишком многого лишился.
Снег на улице не перестает. Сотня мериносов лежит в темноте с закрытыми глазами.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.