Зримая тьма

#БК_2023 (11. Книга, которая что-то в вас изменила)

"Изумлённым я живу и изумлённым умру". Пожалуй, этой цитаты достаточно для описания моих впечатлений от "Зримой тьмы". Книга в своей мере отвратительна и притягательна, в ней сложно отыскать героя, который бы импонировал читателю. Каждый персонаж, встречаясь нам, преподносится тем первым впечатлением, которое ему свойственно производить, мы многого о них ещё не знаем и развешиваем свои ярлыки. Далее на страницах персонажи всё лучше понимают самих себя. Так или иначе они поступают по своему уму и, порой вопреки себе, верны своим наклонностям. Кто-то из них пытается скрыть себя настоящего, кто-то этим себя не утруждает, кто-то имеет такую внешность и манеру, что вводит в заблуждение, не прикладывая никаких усилий, а кому-то требуется многое сделать и на многое пойти, чтобы у окружающих появилась возможность увидеть истинную суть героя. Это очень по-человечески, каждый из нас в каком-то из этих Домов.
Но что поражает. На страницах "Зримой тьмы" Голдинг спрашивает нас: а с чего мы, собственно, взяли, что наши потаённые желания и скрытые мотивы не очевидны окружающим? И даже если допустить, что это так, и мы удачно замаскировались, пустили пыль в глаза своему обществу, в таком случае как мы решаемся полагать, что хорошо знаем наших близких? Что мы знаем о других, и что другие видят в нас, какие штрихи моей личности не известны мне, но открыты всякому со мной знакомому?
" Такое открытие может ослепить и раздавить человека. А может пройти без последствий".

Посмотрите, пожалуйста, на рисунок на обложке и почитайте аннотацию к книге. Что бы вы ожидали от пародии на классический психологический роман с таким оформлением?
Я рассчитывала найти мечущегося интеллигента в поисках ответов на извечные вопросы (мне он видился почему-то с бокалом вина и непременно в обществе проницательных дам).
Художник и тот, кто написал аннотацию, нехило потроллили наивного читателя. Или, как вариант, они вообще не читали книгу.

Первая часть романа породила множество мыслей, которые ускользали и никак не желали оформляться в нечто связное. За обдумыванием прочитанного я выглядела в точности, как погружённый в себя старый Иоганн Будденброк, бормочущий "Странно, очень странно!"
Вторая часть посылом и особенно ощущениями очень напомнила "Повелителя мух".
Третья собрала все воедино, и мысли в том числе.

Произведение очень непростое, многослойное, и понадобится не одно перечитывание, чтобы разобраться хотя бы в некоторых слоях. И каждый читатель наверняка расшифрует их по-своему. Но на то и Голдинг.

На поверхности - несоответствие между красотой внешней и внутренней. Урод может быть чист помыслами, а девочка с кукольной внешностью - чудовищем.
Здесь же - отношение общества к "не таким, как все". Общество если и не открыто их травит, то во всяком случае старается избегать таких людей, и тем самым загоняет их в самоизоляцию, лишая надежды на нормальную жизнь.
Внешнее уродство у людей часто подсознательно ассоциируется с уродством внутренним и в любом случае неприятно, потому хочется отвести глаза и спрятать уродливого мальчишку "в угол за шкафом".
В красавице же трудно заподозрить террористку.

Другие темы, которые затрагиваются в романе и для размышления над которыми достаточно материала: детские травмы, отношение отцов и детей, секс, брак, педофилия, школа и другое.

Ну и, конечно, религия.
В этой связи интересны три главных героя.
Мэтти, изувеченный огнём войны мальчик, ставший изгоем по причине безобразной внешности. Он научился обходиться без общества и становиться незаметным для общества. Взрослея, он задается вопросами "что я есть?" и "для чего я здесь?" Ответы он ищет в религии, становясь постепенно классическим юродивым, блаженным, ведя аскетический образ жизни и общаясь с духами, которые ему являются.
Мэтти - образ святого, мессионера, возможно даже мессии, словом, того, кто сознательно побеждает грех, готов исполнить своё предназначение и сгореть в жертвенном огне для спасения душ других.

Дальше. Педофил Педигри. В моей классификации он - "одержимый".
Он прекрасно осознает свой грех и рад бы от него избавиться, но не в силах. В моменты приступов он одержим дьяволом, и изгнать его ему не дано.
“Вы думаете, мне нравится шататься по уборным и паркам в отчаянном желании… желании… Но я не хочу, я вынужден! Вынужден!”

“Вы не знаете, что это такое — отчаянно желать не делать этого, и все же знать, что ты сделаешь, да, сделаешь! Предчувствовать развязку, ужасный кризис, катастрофу, все надвигающуюся, надвигающуюся, надвигающуюся… Знать это… Говорить себе, например, в пятницу — «Не буду, не буду, не буду» — и все равно осознавать с каким-то жутким изумлением, что в субботу ты сделаешь, да, сделаешь…”

“Они думали, что я причиняю вред детям, но это неправда, я делал больно себе. И ты знаешь о том последнем, что я сделаю от страха, если доживу до этого момента, — только для того, чтобы утихомирить ребенка, чтобы он не рассказал… Это ад, Мэтти, это будет ад! Помоги мне!” И Мэтти да, спасает Педигри...

Третий, самый страшный персонаж, - девочка с кудряшками Софи.
Она не одержима дьяволом, она суть дьявол.
Мэтти упоминает в своих записях, что дьявол иногда предстаёт в ангельском обличьи. И это тот самый случай.

Софи не мучается от осознания того, что творит зло, как, например, Педигри. Для неё творить зло - просто и нормально, это проявление её свободного настоящего "я".
Она - это Роджер из "Повелителя мух", но Роджер рефлексирующий, с высоким уровнем интеллекта. Она прекрасно знает, где живёт её "зверь", её "личная тьма", она знает, "что она не Софи, а Это. Это жило и наблюдало, не испытывая никаких чувств, помыкая и управляя, как сложной куклой, Софи-существом".

Софи не пытается сдерживать своего внутреннего зверя, потому что хочет “быть по ту сторону дурацкого притворства. Быть.” А "быть" для неё - это делать то, что желает её личная тьма — "это отпустить гирю, убрать тормоза…"

Она часто рассуждает о том, что зло неизбежно и предопределено, словно сам собой тебе попадается камень и ложится в руку, которой ты убьешь утёнка.

Но, видимо, не только зло. Спущенная шина велосипеда Мэтти предопределяет исполнение его предназначения.
Появившись из огня, в огне исчезает.

Кажется, пришла пора окончательно занести Голдинга в мой личный список самых загадочных авторов. По-моему, я вообще продолжаю его читать в надежде, что меня наконец-то осенит. Этого не происходит, и я начинаю фантазировать.

Быть тем, кто ты есть – это ведь роскошь. Найти человека, перед которым можно разоблачиться, расслабиться, явить настоящее свое лицо – это мечта. И дело не в том, что ты уродлив, и никто не хочет приблизиться и за оболочкой тела рассмотреть твою прекрасную душу (а может, не такую уж и прекрасную, не важно). А в том, что ты можешь быть юной красивой девушкой, восприятие которой самой себя никак не совпадает с той картинкой, что видят окружающие. Не знаю, права ли я, но мне кажется, что не соответствовать милой мордашке сложнее, чем соответствовать отвратительной роже. В том смысле, что люди охотнее принимают на веру, что урод также уродлив внутри, как и снаружи. И им сложно смириться с тем, что симпатичный ангелочек вовсе не так хорош как кажется. Зримая тьма, незримая тьма. Потребность идентифицировать себя, а затем самовыразиться, показаться миру. Это сложно, особенно если люди заранее сформировали о тебе какое-то мнение и не желают его пересмотреть.

Просто невероятно, насколько сильна в людях потребность быть самими собой, даже если ничего хорошего в них нет.