Страницы← предыдущаяследующая →
Т. е. где Аркиано впадает в Арно, близ Баббиена.
«Душа отца Буонконте послужила предметом спора между св. Франциском и дьяволом, при чем первый должен был уступит из-за единого греховного слова, которое истребило плоды покаяния графа (Ада XXVII, 111, 116). Одинаковый спор возникает между Ангелом Господним и Врагом за душу сына; но здесь единый вздох, обращенный к Матери милосердия (ст. 101), решает спор в пользу Ангела, a другой должен удовольствоваться одним лишь трупом раскаявшегося». Филалет.
По общему мнению средних веков, бури воздвигаются демонами: им дана власть над стихиями.
«До хребта горы», т. е. до Аппенинских гор.
Царственной рекой (fiume real) Данте называет реку Арно, в которую впадает Аркиано.
Пия, родом из Сены, из знатной фамилии Гвастеллони, была замужем за Толомеи; но, овдовев, вышла за некоего Нелло или Паганелло де Паннокьески. Подозревая ее в неверности, или, по другому сказанию, желая избавиться от нее, чтобы жениться на другой, Нелло заключил ее в один из своих замков в Маремме. По словам некоторых, она была выброшена из окна замка и убилась; по другим – погибла медленною смертью от ядовитого воздуха болотистой Мареммы.
Сравнение заимствовано из итальянской жизни: обыкновенно выигравшего окружает толпа, в надежде, что он поделится с ними выигрышем, или пропьет его вместе с ними.
По единогласному отзыву комментаторов, это Бенинказа из Ареццо, отличный юрист. Будучи наместником подесты Сьенскаго, он приговорил к смертной казни за разбой сына и племянника знаменитого в XIII веке бандита Гино ди Такко, владельца замка Радикофани, недалеко от Рима. Спустя несколько времени, при папе Бонифации VIII, Бенинказа был призван в Рим в качестве аудитора (uditore) в высший апелляционный суд в Риме, в Капитолии. Гино, чтобы отмстить за смерть родственников, ворвался среди бела дня в Рим, проник со своей шайкой в залу суда, отрубил голову Бенинказа, когда он отправлял свою судебную обязанность, и затем, никем не преследуемый, скрылся в свой замок. Боккачио Decaтегоп, 10, 2.
Тарлати (Чьякко или Чьоне), аретинец. В сражении при Кампальдино, спасаясь от преследований, он утонул в Арно; по другим, он сам гнался за неприятелем и был сброшен в Арно испуганною лошадью.
Федериго Новелло, сын Гвидо Новелло, наместника короля Манфреда во Флоренции и дочери графа Уголино делла Герардеска (Ада XXXIII, 4 прим.; см. Истор. очерк событ. в Пизе во врем. Уголино, в приложении к I книге Божественной комедии (Ада стран. 317), убит в 1292 году аретинским гвельфом Фумароло де Бостоли. Другая тень – Фарината дельи Скорниджьяни – был убит каким-то Беччо из Капроны. Отец Фаринаты, Марцукко дельи Скорниджьяни, пизанец, постригшийся из рыцарей в монахи-минориты, отличался таким смирением в своем духовном сане, что не только не мстил убийце сына, но примирился с ним и в знак примирения подал ему руку, тем выказав «доблесть» своей души (che fe' parer le buon Marzu eco forte), согласно долгу евангельской любви.
«Граф Орс» (Cont' Orso), по одним, из фамилии Альберти да-Вальди Бизенцио, убит своими родственниками; по другим – сын графа Наполеона де-Чербайиа, убит своим дядей Альберти да Мангена (Ада XXXII, 57).
«Пьер де ла Бросс» (della Broccia) – любимый секретарь французского короля Филиппа Смелого, пользовавшийся большим его доверием, чем возбудил против себя сильную ненависть придворных и даже второй жены короля Марии Брабантской (Брабантинки, ст. 23), дочери Генриха VI, герцога Брабантского; был обвинен их происками в отравлении наследника престола и государственной измене, за что и был казнен, по приказанию короля, в 1276 году. Королева Мария умерла в 1321 году, a потому, вероятно, читала слова, направленные против нее в следующих стихах.
Намек на то место Энеиды (VI, 372–375), где Палинуру, умоляющему перевезти его через Ахерон, Сивилла отвечает:
Unde haec, Palmare, tibi tam dira cupido?
Tu Stygias inhumatus aquas, amnemque severum
Eumenidum adspisies, ripamve injussus adibis?
Desine fata deum flecti sperare precando.
T.-e. Божие правосудие через то не ослабнет (не поникнет своей вершиной; в подлиннике: cima di giudizio non s'avvalla), если жар любви ближних к усопшим сократит своими молитвами срок пребывания их в чистилище, где каждому, в него допущенному, предназначено пробыть более или менее долгое время.
При разрешении вопроса: могут ли молитвы и добрые дела одного оказать пользу другому, Фома Аквинский дает следующие толкование. Люди двояким способом заслуживают вечную награду, состояние блаженства, или известную случайную, временную награду: путем молитвы или путем заслуг – добрыми делами. Молитвой может быть оказана другим неограниченная помощь, потому что выслушать ее зависит от благости Господней, и молитвой достижимы всякие милости равно себе и другим. Путем заслуг своими добрыми делами нельзя оказать другим никакой помощи в достижении ими вечной жизни, но можно содействовать приобретению ими помянутых временных наград, при посредстве любви, которая связывает всех между собою и делает одного участником заслуг другого. Добрые дела и молитвы за других между живущими и живущих за умерших, находящихся в состоянии очищения, – могут быть действительны. Но тот, что не находится в числе помилованных, тот не может ничего заслужить ни себе, ни другим. Недействительна также молитва за осужденных, потому что связь любви с ними порвана. Заслуженное нами вечное наказание могла смыть лишь бесконечная заслуга Христа, временные кары (к которым можно также отнести наказание чистилища) могут быть облегчены одним человеком за другого, потому что было бы несправедливо, если бы Бог наказывал одного человека за другого, тогда как, награждая одного за заслуги другого, Он являет себя благим (Sum. Theol. Suppl. part. III, quaest. XIII, art, 2, quest. LXXXIII, art. 1–6). – И так Данте заставляет Виргилия сказать здесь: постигший души строгий приговор о пребывании их в преддверии чистилища мажет быть уничтожен любовью молящихся за них. Те же слова (в Энеиде; высказаны по отношению к аду, где связующая людей любовь недействительна». Филалет.
Виргилий, как символ человеческой мудрости, отсылает своего ученика по этому, чисто богословскому, вопросу к Беатриче, символу божественного знания, при свете которого человек находит те истины, которых он тщетно искал бы при всяком другом свете». Фратичелли.
Т. е. возврат солнца, которое теперь за горою чистилища, так что лучи его, не падая на тебя, уже не дают от тебя тени. Три раза взошло солнце, прежде чем поэты достигли вершины Чистилища: в первый раз Чистилища IX, 44; во второй – Чистилища XIX, 36–39 и в третий – Чистилища XXVII, 109–112,
Сорделло, родом из Мантуи, жил в начале XIII века и принадлежал к числу отличнейших поэтов того времени. Ему приписывают сочинение Thesaurus Thesaurorum, в котором описываются все знаменитые государственные мужи, почему на произнесенную Сорделлом в следующей песне (ст. 90-135) характеристику государей недавнего прошлого не без основания смотрят, как на намек на это сочинение; между тем Бенвенуто да Имола заявляет, что такого не видел. О доблестях Сорделло на поприще общественной жизни, политической деятельности, воинских подвигов и почитания женской красоты существуют различные малодостоверные рассказы; так, например, тот-же Б. да Имола говорит, не ручаясь за достоверность сказанного, что Сорделло был умерщвлен по приказанию графа Эццелино или Аццолино (Ада XII, 110), тогда как почти не подлежит сомнению, что Сорделло пережил Аццолина, умершего в 1259 году в Вероне, так как успел написать стихи в память Сицилийской Вечерни (1282 г.). Достоверно лишь то, что он имел частые сношения с Аццолинами и, когда эти последние стали во враждебные отношения к предводителю гвельфской партии города Вероны, графу Рикарду де Ст. Бонифачио, женатому на Кунице, дочери Аццолино II, то ее братья допустили, или даже приказали Сорделлу увести от мужа Куницу, взаимностью которой он пользовался еще в бытность ее в доме отца. Данте с похвалою отзывается о нем в своем De vulgari Eloquentia I, 15. Сорделло презирал родной язык и писал на провансальском языке.
Намек на усобицы городов Италии, раздираемых гвельфами и гибеллинами.
Т. е. что пользы, что Юстиниан издал свой знаменитый кодекс? Какая польза в узде законов, если никто не правит этой уздой, если в Италии нет императора (наездника)? Тем более стыда для Италии, что она, имея такие превосходные законы, не исполняет их.
В виде дикого коня (fiera) олицетворяется здесь Италия.
«Итак отдавайте кесарево кесарю, a Божие Богу». Матф. XXII, 21.
Намек на убиение императора Альбрехта его племянником Иоанном Парицидой (1308 г.), приведенный здесь в виде пророчества.
Данте обращается к германским императорам Альбрехту и его отцу Рудольфу Габсбургскому, упрекая их в том, что они, занимаясь делами Германии, не обращали никакого внимания на Италию, которую поэт называет (ст. 105) «садом империи».
Обращение к германскому императору.
Гибеллинския фамилии, о которых находим у Филалета в общем следующее: Мональди – могущественный род из Орвието; две линии его враждовали между собою, наполняя Орвието еще в XIV веке смутами и кровопролитиями. В подлиннике еще Filippeschi, тоже из Орвието, враги Мональди. – Монтекки и Капеллети, известные всякому по Шекспировской трагедии «Ромео и Джульетта». Монтекки, могущественный род, стоявший во главе и давший по себе название гибеллинской партии Вероны. С помощью фамилии Аццолино им удалось изгнать противную партию с графом де С. Бонифачио во главе (1236 г.), после чего граф Аццолино завладел властью в городе и сохранял ее до самой смерти (1259 г.). По-видимому, Монтекки были плохо вознаграждены им за свои услуги, так как между многими жертвами его жестокости мы находим в 1242 г. и Карнароло Монтекки. Они были изгнаны из Вероны (1324 г.) Каном Великим, удалились в Удино и вымерли там через полстолетия (Алессандро Торри. Guilietta e Romeo, Novella storica. S. 56–60). Гораздо менее сведений собрано о фамилии Капеллети того времени. Имя их не встречается в довольно подробно составленной Cronica di Verona. Некоторые древние комментаторы полагают их родом из Кремоны и врагами Тронкачиуфи, но Алессандро Торри ссылается на ненапечатанный труд XVIII века и выводит по нему родословную фамилии Капеллети.
«Графы Сантафиоре – могущественный род из Мареммы Сиенской. После поражения Конрадина (1270 г.), в Сиене получили преобладание гвельфы, a графы Сантафиоре соединились с изгнанными гибеллинами (1280 г.). Главным убежищем изгнанников служил замок Рокка Страда, завоеванный сиенцами наравне со многими другими, принадлежавшими графам Сантафиоре. По заключении мира (1300 г.), им были возвращены некоторые из них за денежный выкуп». Филалет. – Другие комментаторы разумеют под этим стихом не только угнетение графства во время Данте гвельфами, но и опустошение его бандитами.
«Народ твой… не пойдет по той дороге ложной» – в подлиннике несколько иначе, questa digression che non ti tocca – это отступление тебя не касается. «Поэт сам чувствует, что одно из прекраснейших и трогательных по содержанию мест Божественной Комедии, от стиха 76 и до конца песни, столь неуместно и надолго прерывающее начатую в стихе 75 речь Сорделло, представляет собою отступление от предмета, о котором собственно теперь идет речь. Оно заслуживает снисхождения лишь у столь наивного и первобытного поэта». Ноттер.
Марк Клавдий Марцелл, аристократ, глава Помпеевской партии, противодействовавший диктатуре Юлия Цезаря. Данте хочет сказать, что каждый ничтожный крестьянин считает себя достаточно сильным, чтобы бороться с императором. Меньшинство комментаторов разумеет здесь Марцелла, покорителя Сиракуз во второй Пунической войне; тогда стих получит следующий смысл: каждый почитает себя героем.
Начинающееся отсюда обращение к Флоренции все преисполнено жесточайшего сарказма.
Т. е. иные (народы и государства) любят правду (правосудие), но они осторожны в ее применении, они хранят ее на сердце; у тебя же, Флоренция, она всегда на губах, но не в сердце. Граждане других государств избегают общественных должностей, страшась их тяжелой ответственности: вы же, флорентинцы, охотно беретесь за все, даже там, где не просят вас.
Вместе с партиями менее, чем в одно столетие (1217–1307 г.), во Флоренции 17 раз переменилось государственное устройство, состав части народонаселения и власти. Подробнее см. у Филалета, прим. 23; у К. Витте, Einleitung S. 21; Скартаццини перечисляет за полстолетия (1248–1307 г.) 20 различных перемен. «Труднее дать сведения о переменах в монетах, которые Данте ставит в упрек своему родному городу, так как флорентинцы соблюдали весьма похвальное постоянство именно по отношению к главной своей монете, золотым флоринам (Ада XXX, 74 примеч.). Филалет.
«Как метко сравнение непостоянного города с беспокойною больною, которая беспрестанно ворочается от боли на одре своем, но тем не менее не находит покоя». Копиш.
Начало песни примыкает к 75 стиху предыдущей, «Три, четыре раза», – определенное число вместо неопределенного, т. е. многократно, напоминающее латинское terque quaterque, как у Вирг. Aen. I, 94. «О terque quaterque beati».
До воскресения Христова все души умерших поступали в ад, души добродетельных в лимб, души злых в настоящий ад, так как, по мнению Данте, до искупления Христом человечества никто не мог спастись и, следовательно, не мог вступить в Чистилище. Поэтому в лимбе находился и Виргилий, не бывший и не могший быть христианином, так как он умер, когда еще Христос не родился (Ада ИИ, 52 и след.); и, следовательно, гора Чистилища до воскресения Христова еще никем не была населена.
«Октавиан» – римский император, носивший имя Cajus Julius Caesar Octavianus, по повелению которого кости Виргилия были перенесены в Неаполь и там погребены (чистилища III, 27).
Сличи Ада IV, 34–42.
«Веровал в ничто» (в подлиннике: per non aver fè – не имел веры). Вера есть начало к спасению (Ада ИИ, 30). – «А без веры угодить Богу невозможно». Посл. к Евреям XI, 6 – «Fides est necessaria tanquam principium spiritualis vitae». Thom. Aquin. Sum. Theol. P. II, qu. XVI, art. I, – «Sine fide mediatone nullum hominem vel ante, vel post Christi adventum fuisse salvum, Sanctorum auctoritates contestantur». Petr. Lomb. Sent. I. III, dist. 25.
«Здесь Виргилий говорит лишь о себе и ни слова не упоминает о Данте. Сорделло, изумленный появлением тени великого поэта, не заботится спросить его, кто его спутник; это обстоятельство служит поводом к превосходной сцене в следующей песни (VIII, 58 и далее), где Данте объявляет себя живым человеком судье Нино». Биаджиоли.
«Изображение человека, который видит невероятное в действительности», Бенвенуто Рамбалди.
«Гордость Сорделло, как поэта, мгновенно исчезает, когда он узнает, что перед ним тень более высокого поэта». Штрекфусс.
В подлиннике: Ed abbraeciollo ove il minor s'appiglia, т. e.: и обнял его там, где обнимает меньший ростом, как например ребенок, т. е. колени, по объяснению Ландино.
«Наше слово» (в подлиннике: la lingua nosira), т. e. латинский язык, который во времена Виргилия и даже во время Сорделло был языком итальянцев.
«Граду моему» – т. е. Мантуе, откуда родом Виргилий и Сорделло.
«Бездействие – не действие» (в подлиннике: Non per far, ma por non fare ho perduta), т.-e., не совершением грехов, но тем, что не имел трех святых добродетелей: веры, надежды и любви, утратил я то Солнце, т. е. Бога, которого узнал поздно, т.-e. по смерти». Фратичелли.
Т. е. лимб (Ада IV, 25 и далее), в котором нет мук. «Dolores non sunt in inferno putruni, neque etiam in inferno puerorum, qui non puniuntur poena sensus propter peceatum actuale, sed solum poena damni propter peccatimi originale». Thom. Aquia. Sum. Theol. p. III, qu. LII, art. 2 – «Он тьмой своей угрюм», – место в лимбе, где находятся души знаменитых и добродетельных язычников между которыми находится Виргилий, озарено светом, но свет этот, в сравнении с небесным, кажется Виргилию мраком». Томмасео.
Следовательно, в лимбе некрещенных младенцев (linibus puerorum). – «Limbus patium et puerorum absque dubio differunt secundum qualitatem poenae vel praemii. Pueris enim non adest spes beatae vitae, quae patribua in limbo aderai; in quibus etiam lumen fidei et griatiae refulgebat. Sed quantum ad situm,probabiliter ereditur, utrorumque loeus idem fuisse; nisi quod limbus patrum erat in superiori loco quam limbus puerorum». Thom. Aquin. Summ. Theol. p. III, suppl. qu. LXIX, art. 6.
«Поэт олицетворяет, согласно с народным поверьем, смерть в виде человеческого скелета, наносящего своими зубами гибель живущим». Логибарди. – «Смерть! где твое жало?» Осии XIII, 14.
Здесь обозначаются добродетельные язычники, для полного спасения которых недоставало трех богословских добродетелей: веры, надежды и любви. «Virtutes theologieae hoc modo ordinant hominem ad beatitudiuem supematuralem, sieut per naiuralem inclinationem ordinatur homo in finem sibi connaturalem». Thom. Aquin. Sum.Theol. p. I. 2 qu. LXlI. art. 3 – Сличи Ада IV, 106 и прим. Данте во всей своей поэме проводит ту мысль, что без этих трех добродетелей нельзя быть христианином. В Раю XX, 118 и далее говорит, что обладающие этими добродетелями могут достигнуть небесного блаженства даже без крещении.
«Первое начало чистилища», т. е. вход в настоящее чистилище, так как до сих пор поэты находятся еще в antipurgaturium. «Истинное начало в чистилище для людей мира сего есть вступление к покаянию, которое неизвестно людям сего мира по причине разного рода нерадений» Бути.
«Это место до стиха 63 имеет аллегорическое значение. Солнце, по толкованию древних комментаторов, означает божественный свет благодати, без которого безуспешно раскаяние и не может быть истинного исправления. Воля тогда бессильна (ст. 57), ибо одна воля ни на что не способна без Божественной благодати».
«Виргилий как будто изумлен тем, что сила его собственного разума недостаточна для дальнейшего восхождения к небу, – что для этого безусловно необходим свет свыше; он как будто забывает, что он собственными устами говорил, Чистилища VI, 52, своему ученику, что не долго можно восходить вверх до окончания дня». Ноттер.
Здесь поэт имел в виду слова Спасителя: «Еще малое время свет есть с вами; ходите, пока есть свет, чтобы не объяла вас тьма». Иоан, XII, 35, – «Приходит ночь, когда никто не может делать». Ibid. IX, 4.
Т. е. здесь одно лишь препятствие – мрак ночи, под которым древние комментаторы разумеют слепоту и невежество грешников. По-видимому, Данте намекает на евангельские слова: «Еще не малое время свет есть с вами; ходите, пока есть свет, чтобы не объяла вас тьма: a ходящий во тьме не знает, куда идет». Иоан. XII, 35.
«Figuratur quod sine Sole divinaegratiae, a quo illuminamur, ad recta, dum lucet in nostra mente, debemus et possumus ascendere; sed secus dum non lucet, quia tunc nos movendo, errando et in nocte iremus». Петр Данте. – «Во мраке ночи можно лишь бродить вокруг и спускаться вниз – это значит, что без озарения свыше можно посвящать себя лишь другим созерцаниям, например научным занятиям». Каннегиссер. – По Филалету, значение этого места следующее: человек без божественной милости – этого солнца душ – не в состоянии сделать собственной силою ни шагу к благому. Зато мирские стремления, даже возврат к злому – блуждание кругом и понижение – лежат в его власти. – «Если Данте и имел здесь в виду вышеприведенные евангельские слова, то едва ли эту великую истину он рассматривал здесь лишь с одной богословской точки зрения. Поэт, так сильно высказывавшийся в конце предыдущей песни против сумятицы своего времени, – поэт, хорошо понимавший, что такое смятение возникает лишь тогда, когда вожди, ослепленные страстями и духом партии, приводят к этому тем, что не знают, чего хотят и куда ведут и не замечают, какая пропасть под их ногами, – такой поэт, в действиях которого и во всем существе даже среди труднейших обстоятельств господствует совершеннейшая ясность, не мог внести в свою поэму эту истину без того, чтобы, при всем богословском смысле ее, не придать ей и глубокого всемирно-исторического смысла. На пути к небу, как и на путях житейских, – на пути, по которому идут как государства, так и отдельные личности, – по пути, ведущем ко внутренним целям в духе и разуме, так и к целям внешним, – везде мы идем вперед лишь при свете дня. Те же, кто блуждают в ночи, будут очень счастливы, когда они, вместо того, чтобы подыматься вперед, могут обращаться в сторону и остаться на раз достигнутой ими вышине. Большая же часть пятится, или низвергается рано или поздно во мрак, спутывающий бессилием воли. Потому тот, кто не может освободиться от окружающей его ночи, – лучше сделает, если будет спокойно дожидаться, пока эта ночь минует». Штрекфусс.
«Пока в плену» и проч. (в подлиннике: Mentre che l'orizzonte il di tien chiuso), т. е. пока горизонт удерживает солнце под собой, подражание Виргилию – Aen. I, 374.
Ante diem clauso componet Vesper Olympo.
В средние века желание найти успокоение от тревог и опасностей житейских, находившее себе выражение в монастырях, выражалось в поэзии в описаниях цветистых, уединенных лужаек, напоминавших классические луга, покрытые асфоделем (золотоголовником). Одно такое убежище Данте изобразил в Аду, другое – здесь. Точно также изображает в своей поэме Чудеса Пресвятой Девы один из древнейших кастильских поэтов монах Гонзало де Берсео; точно также Брунетто Латини, Tesoreto, XIX; автор английской поэмы Vision of Piers Ploughman; Gower's Confessio Amantis, VIII, etс» Лонгфелло.
«Мы должны представить себе эту долину (раздолье) в виде излучистого углубления в боковом откосе горы, которая к краю своему открыта (Чистилища VIII, 97). Дно ее занято роскошным лугом, может быть, орошенным ручьем, свергающимся с горы. Если мы представим себе тропинку, наискось идущую от внешней стороны горного откоса, ведущую почти до половины длины долины, то эта тропинка коснется долины именно в той точке, где боковой откос долины, который к ее отверстию должен необходимо все более и более понижаться, уменьшился в вышине своей почти на половину». Филалет.
«Гебен индийский» (в подлиннике: Indico legno lucido e sereno). Комментаторы несогласны, какое здесь дерево разумеет поэт. По Франческо да Бути, это – дуб (quercus marcia), который в сыром состоянии светится ночью. Филалет принимает индиго (indaco), на том основании, что в числе цветов, исчисленных Данта, недостает синего (индиго, впрочем, добывается не из дерева, a из травы). Я держался в переводе мнения других комментаторов, между прочим Фратичелли, принимающего индийское дерево за гебен (l'ebano), получающий при полировке чрезвычайный блеск и лоск (lucido e sereno). – «Sola India nigrum fert hebenum». Virg. Georg. Lib. II.
«Смарагд чистейший в миг его раскола» (в подлиннике: Fresco smeraldo in l'ora che si fiacca). «Изумруд камень зеленого цвета; но, будучи расколоть, в изломе своем представляет более живой зеленый цвет, чем на своей поверхности, уже несколько потускневшей в своем блеске». Веллутелло.
В подлиннике: Come dal suo maggiore и vinto il meno.
T. e. «природа не только испестрила эту долину бесчисленным множеством цветов, но из сладостного благовония тысячи растительных ароматов творила нечто необъяснимое, неопределенное (в подлиннике: indistinto, incognito), какое-то смешение, какое неизвестно здесь на земле между живущими». Фратичелли.
«Salve, Regina» – древний католический гимн, приписываемый Арминию, или Герману, графу Ферингенскому ХИ века. Вот его слова: «Salve, Regina, mater misericordiae, vita, dulcedo et spes nostra, salve! Ad te clamamus exules filii Hevae, ad te suspiramus gementes et flentes in hac lacrimarum valle. Eia ergo advocato nostra, illos tuos misericordes oculos ad nos converte, et Jesum, benedictum fructum ventris tui, nobis post hoc exilium ostende. O clemens, o pia, o dulcis virgo, Maria! – Breviarium Romanum. Камподини. 1872. 1 pag. 91, 92. Гимн этот поется Деве Марии в католических церквах в вечернюю службу, и потому приведен здесь частью для обозначения состояния души кающихся здесь душ, частью – для обозначения наступающего вечера.
«По объяснению древних комментаторов, в этой дивно изукрашенной цветами благоухающей долине помещены души тех, которые во время земной своей жизни, не будучи вполне порочными, посвящали все существование свое лишь мирским стремлениям, поставляя честолюбие и могущество, скоро преходящее и так же быстро исчезающее, как блеск и запах цветов, – превыше вечных благ, составляя таким образом четвертый класс нерадивых, почему и занимают хотя более возвышенное, в сравнении с первыми, и ближе к чистилищу расположенное место, но тем не менее все еще остаются в его преддверии (antipurgatorium)». Каннегиссер. – «Цветущая долина эта есть символ жизни роскошной и суетной; ее обитатели, будучи развлекаемы этой роскошью, великолепием и заботами житейскими, тем самым пренебрегли покаянием и попечением о высшем благе души своей». Скартаццини. – По Штрекфуссу, в этой роскошной долине Данте помещает пред вратами чистилища души высокопоставленных, знатных людей и венценосцев. Позднее мы увидим, что в самом чистилище даже папы ничем не отличены от всех прочих в деле очищения. Вообще, Данте устанавливает господство вечного порядка лишь за порогом чистилища, до тех же пор еще продолжается земной порядок. Впрочем, такое сидение в этой долине указывает, конечно, на то, что сильные мира сего ни на шаг не подвинулись вперед к истинной цели. И вот они поют теперь гимн свой (ст. 82), чтобы от этого великолепия перейти, наконец, к мукам очищения. В глазах их теперь цветущая долина есть «lacrimarum valles» гимна, и их пребывание здесь – «exilium flliorum Hevae».
«Остаток солнца» (в подлиннике: Prima che il poco sole ornai s'annidi), t. e. «пока остается не более часа до окончательного захождения солнца в море». Антонелли.
«Мантуанский вождь», т. е. Сорделло.
Намек на то, что слава всегда привлекательнее издали, чем вблизи. «La immagine per sola fama generata sempre é più ampia, quale che essa sia, che non é la cosa immaginata nel vero stato. – La fama dilata lo bene et lo male oltre la vera quantitа». Convivio, tr. I, e. 3, 4. – «Аллегорическое значение этих слов следующее: Сорделло не хочет ввести поэтов в долину, так как тени, рассматриваемые с высоты (с более высокой точки зрения), и притом при горящем еще блеске божественной благодати (при заходящем солнце), лучше и вернее могут быть оценены, чем в том случае, если подойти к ним ближе, и чрез то поддаться обаянию окружающего их блеска и беседы с ними». Каннегиссер.
Души венценосцев, помещенных в этой долине, размещены одни выше, другие ниже. Некоторыя из них, по указанию Сорделло, пренебрегли долгом более других. Все души поют гимн, за исключением некоторых, чем, по-видимому, выражено их особенное пренебрежение своим долгом, a также то, что они более удалены от чистилища, чем души поющих. Выше всех сидящий, как подобает императору, – Рудольф Габсбургский, император германский, родоначальник австрийского дома (Чистилища VI, 103–105), короновавшийся в Ахене в 1273 году. Он не ходил венчаться в Рим и вообще так мало интересовался делами Италии, что она стала почти независимой от империи, за что в особенности обвиняет его Данте в пренебрежении своим долгом. Он умер в 1291 году.
«Италию, чьи раны вскоре не заживут» (в подлиннике Si che tardi per altri si ricrea), т. e. которую (Италию) слишком поздно станет оправлять другой, разумеется – Генрих VII Люксембургский, попытки которого восстановить в Италии императорскую власть явились слишком поздно.
Подразумевается Богемия, где берет свое начало река Молдава, впадающая в Эльбу, a эта – в Немецкое море.
Рудольф ищет себе утешения в прежнем заклятом враге своем Пшемысле Оттокаре, также не поющем, кажется, потому, что в борьбе с ним он не так пренебрег своим долгом в отношении Германии, как пренебрег им, по мнению Данте, в отношении Италии, тогда как Оттокар (погибший в сражении при Маршфельде, 20-го августа 1278 г.) сам не выполнил своего долга относительно страны своей в борьбе с императором Рудольфом. Кроме того, сопоставление в одном месте двух врагов указывает, что «в чистилище исчезают земные страсти: прежние противники дружелюбно сидят рядом и один утешает другого». Филалет. – «Следовательно, такое сопоставление Рудольфа с Оттокаром, a также Петра Арагонского с Карлом Анжуйским (ст. 112–113 и прим.) совершенно уместно в чистилище и вместе с тем составляет совершенный контраст с сопоставлением Уголино и Руджьера в аду». Каннегиссер.
Т. е. был даже в детстве лучим принцем, чем сын его, уже бородатый, т. е. взрослый. «Этого Венцеслава надобно отличать от Венцеслава VI, действительно прозванного в истории «пьяницей» и «ленивым» и родившегося в 1359 году, уже по смерти Данте. Разуметь же здесь следует и не внука Оттокарова Венцеслава V, a его сына, Венцеслава IV, не находящегося между присутствующими здесь душами, так как он умер лишь в 1305 году и так как в Рая XIX, 125 о нем говорится, как о живущем еще, и также с таким же, как и здесь, порицанием. О мнимой лености и роскоши этого Венцеслава, вообще вовсе не плохого монарха, нам ничего неизвестно, и этот упрек ему со стороны Данте тем более странен, что Венцеслав, хотя и очень благочестивый государь, решительно оказывал сопротивление захватам папы Бонифация VIII (против которого так ратует Данте) и, по крайней мере, в этом отношении, показал себя вовсе не недеятельным». Ноттер,
«Курносый» (в подлиннике: Nasetto) – сын» наследник Людовика Святого Филипп III, король французский, прозванный «Смелым» (Чистилища VI, 22, прим.). В интересах своего дяди Карла, короля неаполитанского, и сына его Карла Хромого, он пошел войной на Петра III арагонского. Но в самом начале войны в войсках его обнаружились болезни и затем Руджиеро дель Ориа разбил его на море, что заставило его отступить. Он умер на возвратном пути 6-го октября 1285 г. в Перпиньяне. Он разговаривает с сидящим рядом с ним королем наваррским Генрихом III, прозванным «Толстым», братом короля Тебальдо или Тибо (Ада XXII, 52). Несмотря на свою добрую наружность (как бывает обыкновенно у толстых людей), он не был так добр, как говорит Данте (Современная история: Histoire de Navarre, говорит: Et combien que la commune opinion soit que les hommes gras sont volontiers de douce et benigne nature, si est ce que celui fut fort aspre)» Дочь его Иоанна вышла замуж за Филиппа Красивого, короля французского, сына Филиппа Смелого (Чистилища XX, 91 и XXXII, 151).
«Сын беззаконий Франции» (в подлиннике: del mal di Francia) есть, следовательно, царствовавший в 1300 году (в год странствования Данте), Филипп Красивый, о порочной жизни которого так сокрушаются теперь отец его Филипп III и тесть Генрих III Наваррский, не принимающие также участия в пении. Данте порицает этого короля Франции во многих местах своей поэмы (Ада XIX, 86; Чистилища XX, 86; XXXII, 152; XXXIII, 45 и Рая XIX, 118).
В подлиннике: E quindi viene il duol che si gli lancia.
«Дебелый» (membruto) есть Педро III, король Арагонский, названный «Большим» (Чистилища III, 115, прим.), зять короля Манфреда, присоединивший к своим владениям Сицилию, именно после знаменитой Сицилийской Вечерни (1282 г.), когда сицилийцы сбросили с себя иго Карла Анжуйского и призвали на трон этого Педро, имевшаго по жене своей Констанце, дочери Манфреда, некоторое право на наследство Гогенштауфенов. Еще до восстания сицилийцев Иоанн Прочида уже сообщил ему о их намерении, вследствие чего Педро, под предлогом войны против Африки, снарядил флот, осадивший действительно африканский город Анколлу; здесь он получил приглашение сицилийцев высадиться в Трепани и получил помощь от генуэзского адмирала Руджьера дель Ориа. – Он поет с «Клювом Орлиным» (в подлиннике con colui dal maschio naso), с Карлом I Анжуйским, отличавшимся большим носом (Raumers Geschichte der Hohenstaufen). – Удивительно, как мог Данте поместить в чистилище душу этого жестокого, корыстолюбивого тирана, пролившего кровь доблестного юноши Конрадина. Может быть на Данте имело влияние чистосердечное раскаяние Карла, перед смертью сказавшего: «Sir Dieu, je croi vraiment, che vos est mon salveur, ensi vos prieu, che vos ajez merzi de mon ame, ensi com' je fis la proise de Roiame de Sicilia, plus por servir Sainte Eglise, que per mon profit o altre condivise. Ensi vos me perdonnes mes pecces. Виллани. Lib. VII, cap. XCIV. – Впрочем, Чистилища, XX, 67–69 доказывает, что Данте не оправдывает Карла.
Юноша этот есть первородный сын Педро – Альфонс, прозванный Благодетельным, вступивший на престол после смерти отца в 1285 году, но умерший в 1291 году. Отличительною чертою этого молодого монарха была щедрость, доходившая до степени расточительности. Ему наследовали братья его: Джьякомо, королем Арагонии, и Федериго (Фридрих) – королем Сицилии. О них см. Чистилища 111, 115, прим.
«Лучший жар наследья» – добродетель, не проявившаяся ни в Джьякомо, ни в Федериго.
Т. е. человеческая доблесть редко переходит от ствола к его ветвям, т. е. от родителей к детям. «В генеалогическом древе ветви суть потомки предка». Ломбарди. Сличи Рая VIII, 133–135. – «Всех Дателя», намек на евангельские слова: «Всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца светов». Посл. Иак. I, 17.
«Клюв орлиный» – это обозначенный выше, в ст. 113, Карл I (Анжуйский) Неаполитанский, рядом с ним сидит Педро с дебелыми членами. Данте высказывает здесь одинаковое мнение как о Карле, так и о Педро, и говорит, что если сыновья Педро были хуже отца, то тоже самое надобно сказать и о сыновьях Карла, и что вследствие этого попраны права королевств Карла – Прованса и Апулии (по-итальянски Puglia) или Неаполя.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.