Страницы← предыдущаяследующая →
Замок Мальдебанн, Северное нагорье
– Милорд, ваш сын неподалеку.
Ронин Макиллих поспешно вскочил, его голубые глаза заблестели.
– Он едет сюда? Сейчас?
– Нет, милорд. Прошу прощения, я не имел намерения тревожить вас, – поторопился исправиться Гиллз. – Он в Кейтнессе.
– В Кейтнессе, – повторил Ронин. Он посмотрел на каждого из своих приближенных – в их глазах читались озабоченность, предостережение и явная надежда. – У кого-нибудь есть какие-то соображения, что он там делает?
– Нет. Следует ли нам выяснить это?
– Пошлите Эллиота, он быстро находит с людьми общий язык. Но пусть он будет осторожен, – распорядился Ронин. Несколько тише он добавил: – Мой сын сейчас ближе, чем когда-либо за все эти годы.
– Да, милорд. Вы думаете, он может вернуться домой?
Ронин Макиллих улыбнулся, но глаза его остались серьезными.
– Еще не пришел час для его возвращения. Нам еще предстоит немало потрудиться. Пусть с Эллиотом едет мальчишка, что искусен в рисовании. Мне нужны рисунки, и самые подробные.
– Да, милорд.
– Гиллз!
Гиллз остановился у дверей.
– Что-нибудь… изменилось?
Гиллз вздохнул и покачал головой.
– Он по-прежнему называет себя Гриммом. Кроме того, насколько наши люди смогли выяснить, он ни разу не потрудился узнать, живы ли вы. И еще ни разу его взор не обращался на запад, к Мальдебанну.
Ронин опустил голову.
– Спасибо. Это все, Гиллз.
Джиллиан нашла Кейли на кухне, когда та нарезала кубиками картошку. Дородной Кейли Туиллоу было уже под сорок; ее пышное тело заключало в себе широкую душу и доброе сердце. Родом из Англии, она переехала в Кейтнесс после смерти мужа, – ее рекомендовал один из друзей Джибролтара. Прислуживать господам, помогать на кухне, быть хранительницей девичьих тайн, заменяя Джиллиан мать, поглощенную своими женскими интригами, – Кейли умела делать все.
– Кейли, мне нужно кое-что у тебя спросить, – без всякого вступления начала Джиллиан, опустившись на краешек одного из стульев.
– И о чем же, хотелось бы мне знать, моя милая? – Кейли ласково улыбнулась и отложила в сторону нож. – Вопросы у тебя чаще всего не самые обычные, но всегда интересные.
Чтобы никто из занятых на кухне не смог услышать их разговора, Джиллиан подтащила свой стул поближе к разделочному столу, за которым работала Кейли.
– Как понимать такое, когда говорят, что мужчина «приезжает за женщиной»? – заговорщицки прошептала она.
Кейли быстро заморгала.
– Приезжает? – эхом отозвалась она.
– Приезжает, – подтвердила Джиллиан.
Кейли снова взяла в руку нож, вцепившись в него так, словно это был маленький меч.
– И в какой же ситуации тебе довелось услышать эту фразу? – сухо поинтересовалось она. – Это о тебе говорилось? Это говорил кто-то из стражников? Кто этот мужчина?
Джиллиан пожала плечами.
– Я случайно услышала, как один мужчина сказал, что ему наказано «приехать за Джиллиан», и что он собирается поступить в точности так, как говорится в письме. Я не могу понять, он ведь уже все сделал – приехал сюда.
Задумавшись на минутку, Кейли сдавленно хохотнула, ее тревоги явно пошли на убыль.
– Уж не могучий ли златовласый Куин говорил такое, а, Джиллиан?
Бросившаяся в лицо Джиллиан краска стала исчерпывающим ответом на вопрос Кейли.
Она аккуратно положила нож на разделочный стол.
– Это означает, дорогая моя девочка, – Кейли наклонила голову поближе к Джиллиан, – что он собирается уложить тебя в постель.
Вздрогнув, Джиллиан ахнула и подняла на Кейли округлившиеся глаза.
– Спасибо, Кейли. – Она решительно поднялась.
Провожая ее глазами, в которых искрились озорные огоньки, Кейли прошептала:
– Чудесный мужчина. Как же тебе повезло, моя девочка!
Джиллиан в смятении бросилась к себе. Нужно отдать должное желанию ее родителей выдать ее замуж – в том, что этого не случилось, была как их, так и ее вина. Они весь год не оставляли своих попыток, без всякого предупреждения заваливая ее кандидатами в мужья. Джиллиан мастерски отделалась от всех, убедив претендентов, что она недосягаемый идеал, к которому нельзя подходить с обычными мерками, – ей скорее подходит монастырь, а не брачное ложе. Демонстрация таких намерений охладила пыл многих ее поклонников.
Если холодная любезность или равнодушная сдержанность не действовали, она намекала на наследственную предрасположенность к сумасшествию, что заставляло мужчин ретироваться. Ей пришлось прибегнуть к этому лишь дважды – обычно хватало проявления набожности. «Этого следовало ожидать», – размышляла Джиллиан – ей никогда не приходилось совершать дерзких или непозволительных поступков, поэтому она и заслужила репутацию «безупречной личности». «Отвратительно, – сообщила она стенам. – Напишите на моей могиле: „Она была безупречной личностью, но теперь она мертва“.
Хотя ее попытки избавиться от поклонников неизменно увенчивались успехом, она никак не могла убедить родителей отказаться от мысли выдать ее замуж; вот и теперь они пригласили в Кейтнесс еще трех претендентов и вновь поставили ее в затруднительное положение. Действительно, отчаянное положение, – зная этих людей, Джиллиан не рассчитывала отделаться от них только лишь холодностью и надменным видом. Не прошел бы и номер с вымышленным наследственным сумасшествием. Эти мужчины были слишком уверенными, слишком самонадеянными… «черт побери!» – снова ввернула она слышанное в детстве ругательство – они могли разрушить душевное спокойствие любой женщины! Если бы она не была осторожна, эти люди могли бы заставить ее вспомнить все недетские выражения, которым она научилась у Куина и Гримма, когда следовала за ними, как тень. Джиллиан привыкла к благородным, сдержанным мужчинам, которые страдали от собственной неуверенности, а не к этим неотесанным мужикам, для которых «неуверенность» означала плохо укрепленную крепость или зыбкий фундамент строения.
Из троих мужчин только один заслуживал внимания – Куин, и то с большой натяжкой. Лихой парень, которого она знала с детства, был полной противоположностью внушительного вида мужчине, каким он стал. Даже далеко за пределами Кейтнесса, по всей Шотландии, она слышала о его репутации безжалостного завоевателя и в торговых сделках, и в отношениях с женщинами. К тому же, если верить рассказам Кейли, Куин намекал на свою связь с Джиллиан, и его юношеская забота превратилась в мужское чувство собственности по отношению к ней.
Следующим был бесстрашный Рэмси Логан. Джиллиан не нужно было убеждать, что вечно одетый в траур Рэмси опасен – с головы до ног он источал угрозу.
Другое дело – Гримм Родерик. Он, конечно, не настаивал на женитьбе, но само его присутствие было невыносимо. Он был постоянным напоминанием о самых тягостных и унизительных днях ее жизни.
В ее доме притаились три варвара, тщательно отобранные ее собственным отцом для того, чтобы завоевать ее и жениться на ней. Что же ей делать? Побег, хоть и казался чрезвычайно привлекательной идеей, был бы бессмысленным – они бы просто последовали за ней, и Джиллиан сильно сомневалась, что ей удалось бы добраться до домов одного из ее братьев до того, как ее схватят. И потом, рассуждала Джиллиан, она не оставит свой дом только для того, чтобы убежать от них.
Как родители могли так поступить с ней? Кроме прочего, как она теперь сможет сойти вниз? Мало того, что двое мужчин видели ее полностью обнаженной и теперь жаждали сорвать перезрелый плод, так еще и родители, не спросив ее мнения, готовы были пожертвовать ее девственностью. Джиллиан, как бы защищаясь, сжала колени, уткнулась головой в подол и решила, что хуже уже и быть не может.
Джиллиан было нелегко целый день скрываться в своих покоях – она никогда не была любительницей уединения. Но она была достаточно умна и понимала, что должна составить план, прежде чем снова встретится лицом к лицу с последствиями родительских козней. Когда день подошел к концу и наступил вечер, Джиллиан охватило сильное раздражение. Она больше не могла сидеть взаперти в своей комнате – ей хотелось разыгрывать невинность, хотелось наброситься с кулаками на первого встречного, хотелось увидеть Зеки, в конце концов, она хотела есть. Джиллиан думала, что кто-нибудь придет к ней в обеденное время – она была уверена, что верная Кейли уж точно зайдет проведать ее, если она не выйдет к обеду, но служанки даже не появились, чтобы убрать ее покои или разжечь огонь. С каждым часом уединения раздражение Джиллиан росло. Чем более девушку охватывала злоба, тем менее объективно она оценивала свое положение, и в конце концов она решила просто игнорировать нежданных гостей и жить, как ни в чем не бывало.
Теперь она думала только о еде. Дрожа от прохладного вечернего воздуха, Джиллиан надела легкий широкий плащ и накинула капюшон. Если она встретит одного из мужчин, то темнота и неприметная одежда позволят ей остаться неузнанной. Лишь бы только это был не Гримм – двое других еще не видели ее в одежде.
Джиллиан тихонько закрыла дверь и проскользнула в коридор. Она выбрала выход для слуг и начала осторожно спускаться по тускло освещенной винтовой лестнице. Кейтнесс был огромен, но Джиллиан знала каждый угол и каждую щель в замке: девять пролетов вниз и налево, сразу за кладовой будет кухня. Она всмотрелась в длинный коридор. Освещенный мерцающими масляными лампами, он был абсолютно пуст, в замке не было слышно ни звука. Где же они все?
Пройдя вперед, Джиллиан услышала за спиной голос, доносящийся из темноты.
– Извини, детка, не подскажешь, где здесь кладовая? У нас закончился виски, а служанки, как назло, исчезли.
Джиллиан замерла, лишившись дара речи. Куда подевались все служанки, и как мог этот человек появиться как раз в тот момент, когда она собиралась ускользнуть из покоев?
– Я просила тебя удалиться, Гримм Родерик. Почему ты все еще здесь? – холодно сказала она.
– Это ты, Джиллиан? – он подошел ближе, вглядываясь в темноту.
– Неужели в Кейтнессе столько женщин, требующих тебя убраться, что ты сомневаешься, кто я такая? – мягко спросила она, пряча дрожащие руки в складки плаща.
– Я не узнал тебя в капюшоне, пока ты не заговорила, а что до женщин, так ты знаешь, как они относятся ко мне. Я думаю, ничего не изменилось.
Джиллиан чуть не поперхнулась – он был самонадеян, как обычно. Она раздраженным жестом откинула капюшон. Женщины были без ума от него, когда он воспитывался здесь, – их привлекал его мрачный, опасный вид, мускулистое тело и непоколебимое равнодушие. Служанки бросались к его ногам, приезжие дамы предлагали ему драгоценности и отдельные комнаты… Ей всегда было противно на это смотреть.
– Ну что ж, ты стал старше, – неуверенно парировала она. – Знаешь, когда мужчина стареет, его внешность часто страдает.
Губы Гримма слегка дрогнули в мерцающем свете ламп, он шагнул вперед. Мелкие морщинки в уголках его глаз были светлее, чем загорелое лицо – пожалуй, это делало его еще более привлекательным.
– Ты тоже стала старше, – он рассматривал ее, сузив глаза.
– Не очень-то вежливо напоминать женщине о ее возрасте. Я отнюдь не старуха.
– Я этого и не говорю, – спокойно ответил Гримм. – Годы превратили тебя в прекрасную женщину.
– И? – спросила Джиллиан.
– Что?
– Ну, продолжай. Не заставляй меня ждать гадостей, которые ты собираешься произнести. Говори, и давай покончим с этим.
– Каких гадостей?
– Гримм Родерик, ты не сказал мне ни одной приятной вещи за всю мою жизнь. Не стоит и сейчас притворяться.
Губы Гримма вновь вздрогнули, и Джиллиан поняла, что он по-прежнему не любит улыбаться. Он боролся с улыбкой, скупился на нее, и редко кому удавалось усыпить его неизменный самоконтроль. Очень жаль – он казался еще более красивым, когда улыбался, правда, случалось это крайне редко.
Он подошел ближе.
– Стой, где стоишь!
Гримм проигнорировал ее возглас, продолжая приближаться.
– Я сказала, остановись!
– А что ты сделаешь, Джиллиан? – его голос прозвучал мягко и удивленно. Он склонил голову набок и скрестил руки на груди.
– Что я… – она вдруг осознала, что не может приказывать ему, куда, как и зачем идти. Он был вдвое больше ее, и она никогда не сможет с ним справиться. Ее единственным оружием был ее острый язык, отточенный годами общения с этим человеком.
Гримм нетерпеливо повел плечами.
– Скажи мне, девушка, что ты сделаешь?
Джиллиан не ответила, завороженная видом его скрещенных рук, его мускулов, играющих при малейшем движении. Она вдруг ощутила всю силу его тела, возвышающегося над ней, отметила изгиб его губ, выражающих не обычное гневное высокомерие, а страсть.
Он приближался, пока не остановился в нескольких дюймах от нее. Джиллиан невольно попятилась и сжала руки в складках плаща.
Гримм наклонил к ней голову.
Джиллиан не могла бы пошевельнуться, даже если бы стены коридора стали рушиться на нее. Если бы пол ушел у нее из-под ног, она бы так и осталась стоять в сонных облаках мечты. Она смотрела в его бриллиантовые глаза, завороженная и очарованная его шелковыми темными ресницами, ровным оттенком его кожи, гордым орлиным носом, чувственным изгибом губ, ямочкой на подбородке. Гримм придвинулся ближе, и она почувствовала его дыхание на своих щеках. «Он собирается меня поцеловать? Может ли такое быть, что Гримм Родерик поцелует меня? Неужели он действительно согласен с планами отца насчет меня?». Она почувствовала слабость в ногах. Гримм откашлялся, Джиллиан дрожала в ожидании. Что он сделает? Спросит ли он ее разрешения?
– Миледи, так где же, скажите на милость, кладовая? – его губы дотронулись до ее уха. – Я помню, этот смехотворный разговор начался с моих слов о том, что у нас закончился виски, а рядом нет ни одной служанки. Виски, детка, – повторил он странно огрубевшим голосом. – Нам, мужчинам, нужна выпивка. Уже десять минут прошло, а я так ничего и не нашел.
«Поцелует, как же! После дождичка в четверг!». Джиллиан сверкнула глазами.
– Одно не изменилось, Гримм Родерик, и не забывай этого: я тебя все так же ненавижу!
После этих слов она, сломя голову, бросилась мимо него в свою комнату.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.