Рецензия на книгу Белый олеандр от liu

С первых же страниц дует горячий пустынный ветер Санта-Ана, иссушая и выбеливая остатки весенней травы. Наступает время олеандров и пожаров, время импульсивных поступков и жестоких перемен. Белоснежные цветы олеандров обманчиво красивы и чисты, скрывая яд, которым пропитаны все части растения. Также обманчиво красива Ингрид, окружающая себя белым цветом. Белый цвет окутывает: белые волосы и кожа словно талая ледниковая вода, белые цветы и мотыльки, белые одежды, шелковые простыни, белое вино, снег и молоко, белённые домики, белая кобыла на ипподроме, библия в белом переплёте, белый пёс в тумане, белая гипсовая пыль… Также обманчиво невинно детство дочери Ингрид - Астрид, чистый лист её жизни скоро заполнится всевозможными красками скорби, порока, жестокости, но также таланта, надежд и невероятной силы.

Книга – собрание чарующих, сложных и порой неприятно завораживающих женских образов. Женщины-реки, сначала девочки-ручейки, а затем растущие, разливающиеся стремительные потоки. Получилась своеобразная ода женщине: её силе, её слабости, красоте и безумию, ошибкам, женственности, материнству, отношениям дочки-матери. Волнительно и часто горько наблюдать взросление Астрид, от лица которой и идёт повествование. Её взросление – это не то, что достаётся девочке с обычной полноценной семьёй или хотя бы с более-менее обычной матерью. Растущая без отца, она боготворит свою загадочную мать, почти нимфу со светящейся красотой, доставшуюся в наследство от викингов, она благоговеет перед её художественной натурой с противоречивым мировоззрением, с расплывчатым видением добра и зла. Астрид ловит каждое слово матери, каждую её улыбку, взгляд, прикосновение и не смеет намекнуть ей о том, что туфли малы, стремиться стать как можно покладистее, воздушнее, незаметнее, осознавая себя не как любимую дочь, но как обузу. Боится потерять, боится огорчить, боится помешать. «Старалась не усугублять положение просьбами и не приземлять её своими мыслями». Астрид как ручеек, который лишили свободы мысли и чувств, придавив камнем.

Освобождение самосознания юной героини получилось сродни процессу рождения – кровавому, болезненному, шокирующему, она освобождалась через крики и боль, и несколько раз подступалась к тому, чтобы перерезать невидимую пуповину, соединяющую её с матерью. Возможно ли полностью отрезать себя от той, которая дала тебе жизнь?

Убийство любовника на почве ревности в исполнении матери и последующее заключение в тюрьму подтолкнуло дочь к раскрытию своего собственного Я. И Астрид ищет другую религию, другие законы, не те, которые были в ходу у Ингрид. А Ингрид признавала религией и законом красоту, оправданную жестокость, она творила ради уничтожения и уничтожала ради призрачной свободы и красоты, с извращённым удовольствием следовала тюремным правилам: кто слаб, тот повержен. Астрид предстоит откапывать себя из-под покрывал Саломеи, которыми окутала её мать, искать себя среди череды опекунов и приёмных семей, каждая из которых безжалостно оставляла раны и шрамы.

Слетает первое (пожалуй, белое) покрывало, и героиня обнаруживает себя потерянной, одинокой, лишённой опоры: кто она без матери, которая определяла все её мысли, поступки? Под вторым (красным) скрывается ждущие своего часа сексуальность, желание мужского тела и параллельно христианская вера, которую так упорно высмеивала мать. Второе покрывало сметает выстрелом, и третье (кашемировое) приоткрывает мир гедонизма, богатства и притягательной внешности, которую можно использовать как оружие, как товар, средство достижения целей. Четвёртое оказывается сетчатым покрывалом истощающего голода, который заставляет копаться в мусоре, лишает здравого рассудка и медленно убивает, но и учит бунту до последнего вздоха. Пятое в нежных цветах и мягком шёлке таит комфорт, заботу, неожиданные достижения, и Астрид впервые слышит неудобные, но нужные вопросы, на которые вынуждена отвечать прежде всего себе. Пятое покрывало уютной привязанности, в нём так хочется укутаться и не выпускать из рук, скрыть его от врагов, в числе которых оказывается и мать. Но это же покрывало оказывается и самым хрупким, легко рвущимся, с привкусом суицида.

Шестое покрывало как большой русский платок. И тут прорывается любовь Джанет Фитч к русской культуре, хотя часть и написана в ироничных и грубоватых красках, но в ней же и больше откровений и разгаданных смыслов. Это покрывало ещё больше приоткрывает сексуальность героини, обнажает женскую суть, но и несёт в себе характер крайней практичности, погружая в мир низкопробных торговых операций. Оно открывает в себе суть материнства с его болью и страхами, надеждами и радостями, показывает не каждую мать в отдельности с её пороками и добродетелями, но сам дух матери, идею зарождения жизни – прекрасную и безжалостную. Тема противостояния и неразрывной связи Астрид и Ингрид накаляется до предела, секреты словно лебеди из рукава один за другим вылетают из-под русского платка, они ранят и лечат и освобождают. Седьмой платок слетает и обнаруживает уже не девочку, а маленькую женщину 20 лет, с чемоданами, в которые она вылила всю свою скорбь, всё отчаяние, историю взросления и неоконченного поиска. Чемоданы, которые она собирается сжечь. Танец семи покрывал закончен, но он не будет последним. Незаконченность самое идеальное завершение для подобного романа: «Как и Берлин, я погрязла в руинах и чувстве вины. Я страдала, но и сама была причиной горя».

Книга наполнена духом творчества всевозможных мастей: и поэзия, и проза, и скульптура, и кино, и, конечно, живопись. Эпизоды с походами по музеям одни из любимых, в особенности трогательные разборы стиля Кандинского. Творчество как познание себя, как вечное стремление к совершенству и как осознание несовершенств этого мира, оно отражает реальность и в то же время изменяет её, правда и ложь одновременно, получается нескончаемая игра между жизнью и творчеством. Творчество и идея выживания были для Астрид своеобразными нитями Ариадны в лабиринте, где эхом раздавалось бесконечное: «Одиночество – естественное состояние человека».

#свояигра (Книга, которую читал герой другой книги или фильма за 40)