Рецензия на книгу Земля от reiden_coldflame
_____________
«Земля принимала в недра свои зёрна и мертвецов, и хлеба подымались из земли»
Летопись эпохи с неизбежностью требует широких обобщений, и потому Ругоны и Маккары в период Второй империи «рассеиваются по всему обществу»: уже в «Добыче» исполненный ненависти Эмиль Золя представляет на суд читателя целый класс нуворишей с его изысканной пошлостью и отравленной красотой; «Чрево Парижа» - занятый пищеварением мирок «откормленных буржуа»; своеобразная дилогия, «Завоевание» и «Проступок аббата Муре», - о сельских священниках и т.д. Стремление охватить всё более масштабные социальные страты достигает вершины в романе «Земля», где автор ставит задачей «рассказать всё о наших крестьянах».
Для своего самого объёмного романа Эмилю пришлось перелопатить разнообразные источники: словари, справочники, книги по экономике и сельскому хозяйству, газетные статьи и прочие документы. Материал для романа Золя также черпал и из опыта - он долгое время жил в глубоко провинциальном Медане и «живо интересовался всеми, даже самыми незначительными происшествиями в деревне и на окрестных фермах», а чтобы наблюдать ещё продуктивней, он согласился занять должность муниципального советника.
Бывший солдат Жан Маккар выступает в романе сторонним наблюдателем, ненароком оказавшимся в гуще сельской жизни. Исторические события, нашедшие здесь отражение, скорее относятся не к эпохе Второй империи, а ко времени Третьей республики - кризис сельского хозяйства, бессмысленное и беспощадное раздробление земельных участков и, как следствие, всё большее обнищание крестьян. Именно в таких условиях и разыгрываются местные драмы и трагедии, в центре которых - вечная семейная грызня из-за клочка земли и ренты, а также борьба с природой за скудный урожай.
«— Да, б…ские деньги. Легко нажито, легко и проживать, — насмешливо заметил Иисус Христос».
Именно в этом романе внимание к натуралистическим деталям достигает своего апогея, а ставшая уже привычной нарочитая биологизация, кажется, переходит все границы…
[…]
Этот предельный натурализм не ограничивается одной-двумя жёсткими сценами: в романе «Земля» нас ждут постоянные страх и ненависть, кровь, насилие и инцест, целая глава, посвящённая «пусканию ветров», и даже - о, матерь богов! - пьяный блюющий осёл.
Подобный фраппирующий читателя стиль проявляется и в именах (Иисус Христос, дочь его Пигалица, старуха Большуха и даже тётушка Дерьмо), а также в соответствующей лексике.
Символически близость и родство крестьян с домашним скотом переданы в сцене родов (склонность живописать именно этот процесс проявилась у Золя в «Накипи» и «Радости жизни»), когда Лиза и её коровушка Колишь одновременно производят на свет потомство, а также весьма прямым сравнением: «кровавые и вонючие черви деревень, оскверняющие и грызущие землю».
«Земля - героиня моей книги. Земля - кормилица. Земля - бесстрастна, она даёт жизнь, она же и отнимает её. Это огромный, всегда присутствующий, заполняющий всю книгу персонаж…» (Золя).
Однако за всем этим нелицеприятным бытописанием можно упустить главное: как это часто было у натуралиста Золя до этого, «научный» роман неизбежно тяготеет к поэме и мифу - например, новая античная драма «Добычи» и «Страницы любви», пантеизм «Проступка» и настоящий Аид «Жерминаля». Вот так и в романе «Земля» главная героиня представлена как постоянно обновляющаяся мифологическая сущность, что «родит и пожирает свои создания» (Манн), начало и конец всего, единственная доступная человеческому роду надежда:
«Мы добываем наш хлеб в страшной каждодневной борьбе, и только земля остаётся бессмертной – мать, из которой мы выходим и куда мы возвращаемся. Из любви к ней совершаются преступления, а она постоянно воссоздаёт жизнь для своей неведомой цели, как бы мерзки и жалки мы ни были».
Реакция критики, как и следовало ожидать, была крайне бурной и ругательной. Ни «Западня», ни даже «Нана» такого скандалёшника не спровоцировали; появился даже «Манифест Пяти», в котором натуралиста нещадно бичевали, а его роман назвали «ублюдком». Впрочем, по прошествии некоторого времени, авторы данного манифеста выразили сожаление по поводу непозволительной резкости и грубости своей критики. В России же роман был снят с печати и запрещён цензурой вплоть до 1905 года.
Анатоль Франс поименовал роман «георгиками разврата»; другие утверждали, что изображённое в книге - «непристойные или нелепые видения распалённого воображения» (sic!), а также упрекали Золя в том, что он «не полюбил крестьянина» (как он того заслуживает) и якобы преувеличил пороки и обошёл стороной добродетели.
Как всегда, посреди хора ненависти и недовольства интересней всего прислушаться к тому, что отличается; так, Марк Твен в статье «О книге Золя» пишет:
«В ней пятьсот восемнадцать страниц, и если там есть хоть одна, которую можно было бы издать по-английски без всяких купюр, — значит, я её прозевал. Автор называет решительно всё своим именем, а этого по-английски никто не допустит».
И далее предлагает читателю быть честным с самим собой и подумать - а нет ли в Америке такой деревни? А затем весьма категорично заключает:
«Как странно будет признать, что всё в этой книге правда. Чистейшая правда. Вам приходится это признать, и вы злы на писателя. За то, что он разоблачил этих ужасных французов? Нет, он открыл вам глаза на ваших сородичей. Вы дремали, он вас разбудил. И вы злы на него, и не будет ему прощения».
В Европе ему будет вторить Генрих Манн: от так же отметит, что «Земля» - «произведение правдивейшее и нелицеприятнейшее», и добавит:
«Бесконечно эпичное повествование «Земли» движется словно вне времени, главы книги — это вдохи и выдохи вечности».
_______
«Земля» - суровый и беспощадный крестьянский быт; поэма о вечной и безразличной хтонической сущности и ничтожных людях, копошащихся на её поверхности.
