Рецензия на книгу Мадам Бовари от Frogg_n

Провинциальные нравы.

Зохолустный Ионвилль. Никаких живописных пейзажей, только церковь с маленьким кладбищем, крытая рыночная площадь, вокруг которой расположилась мэрия, аптека и трактир. Никаких бурных страстей, оригинальных личностей. Истинное сосредоточение убожества, уродства и скуки провинциального существования. Единственные желания воплощаются здесь в кофе и водке — таковы реалии.

Но Она мечтала о другом; о чём-то несколько возвышенном, воспитанная на глупеньких романах, где все строчки были пропитаны тем самым Великим Чувством, где нашлось место Страсти, Душевным Порывам и прочим треволнениям, бередящим душу. О, какая же ты глупая, Эмма… Ты, глупышка, ты, представляющая себя в виде райской птицы, парящей в сиянии несказанного прекрасного неба. Ты та самая глупая птичка в золотой клетке. Кто заковал тебя — вопрос риторический, но ты сама никогда этого не поймёшь и будешь винить других, всех, кого угодно, но только не себя саму. Как грустно, жалко и печально.

Эмма смотрит в упор с какой-то прямодушной смелостью — красавицей прям так уж сразу и не назовёшь. Но я пленяюсь блестящими глазами — о господи, они так красивы, так бы и утонуть в них сию же минуту; карие, в обрамлении пушистых ресниц, из-за чего кажутся темнее ночи. А ногти, аккуратные, очень белые, они напоминают мне своей формой миндаль, хотя вот ручка у девушки сухая, слишком бледная, длинная и суховатая в суставах. Щёчки розовые; тонкая линия прямого пробора, волосы тёмные.

Внезапный дождь, она, вся такая воздушная, бежит ко мне навстречу прямо с крыльца. Раскрытый зонтик, не вижу покуда её лица, но вот тот сладостный миг — Эмма поднимает лицо ко мне, и я вижу её тёплую, ясную улыбку. Становится невыносимо душно.

Её платье в наш день было прекрасно. Я находил в нём особую прелесть, когда она шла в нём, останавливалась, подбирала и осторожно снимала колючки затянутыми в перчатки пальцами — во всём была вина длинного подола — и, знаете, я был покорён, я дышал полной грудью. Я полностью отдался этому теплу, ощущению, когда моя рука покоится на её талии, а губы в это время порывисто запечатлеют на плечах поцелуи. Шарль Бовари.

Атласные туфельки, подошвы которых пожелтели от скользкого навощенного паркета, — это сердце Эммы, с которым произошли метаморфозы от соприкосновения с роскошью. На нём осталось нечто неизгладимое.

Тот самый свадебный букет. Она бросила цветы в огонь. Цветы загорелись мгновенно. Словно сухая солома. В пепле явился красный кустик и этот кустик медленно дотлевал. Эмма не сводила с него своих чарующих глаз.

Тонкая талия, выгодно подчёркнутая оборками жёлтого платья. Новый вкус, новые ощущения. Совсем не похожа не предыдущих, любопытная, до ужаса и дрожи в коленях интересная интрижка. В этом постылом месте развлечение хоть куда, обычная интрижка. Ты любовница. Любовница, любовница. Неужели ты думала, что до тебя я не имел близких отношений с женщинами? Неужели ты хотела, чтобы я стрелялся с кем-то на пистолетах? Неужели ты слепо верила, что я убегу с тобой заграницу с чужим мне младенцем? Я не герой-любовник, я Родольф Буланже де Ла Юшет, и я думаю, что пришла пора избавляться от тебя, твоих указаний, романтичных писем, отрезанных прядей волос — всё это нелепость, дурость. Всё это пошлость. «Ваш друг».

Эмма вся предалась волнению плоти, жажде денег и томлению страсти — отныне она воплощала собой лишь одно мучительное чувство. Раздражительная к мужу и прислуге, она упивалась своими мыслями о Нём.

Он увидел ножку, обтянутую в белый чулок, и мир его перевернулся. Первый раз в жизни он покупал цветы для женщины; он выбрал фиалки и невольно обрёл некую уверенность. Три года его отстранённо съедали чувства ко мне. Милый, милый мальчик… Я лежала у него на большой кровати из красного дерева и понимала, насколько сильно он любит меня. Он находил красивой меня в тот миг, когда мои тёмные волосы разметались по постели. На меня нашёл стыд — я прикрывала голыми руками грудь и прятала лицо в ладонях. Леон, моё дитя, он больше походил на девушку, за которой ухаживаю я, а не на мужчину, который завёл роман со мной, замужней женщиной лекаря и матерью Берты.

Я была слепо убеждена, что женщине полагается писать письма своему возлюбленному. Я считала, что познала любовь и что я готова к свадьбе. Я была свято уверена, что внебрачные связи привнесут в мою жизнь свежий глоток воздуха, избавят от пустоты и обыденности провинциальной жизни. Но…

…она не понимала, что пустота и обыденность — это она сама.

«Госпожа Бовари» (Мадам Бовари) — как одна из вершин творчества Гюстава Флобера, шедевр французской классики, в котором писатель со свойственной ему тщательностью изображает характеры персонажей, прорисовывает читателю с хирургической точностью каждую деталь — чего стоит сцена с мышьяком. Опять в предисловии пишут про, так скажем, дотошность автора, где он в который раз отрабатывает стиль, переписывает начатое по несколько раз, перекраивает написанное, упорно добиваясь того, чтобы написанное обладало предельной точностью слов. Уже даже с некоторой улыбкой читала про то, как Флобер от первоначальных тысячи страниц «Госпожи Бовари» оставил лишь четыреста.

Автор писал этот роман в течение пяти лет, затрачивая на эпизоды недели или даже месяцы, я уже ожидала, как скажут, что писал он об этом Жорж Санд, как было у писателя с Воспитание чувств, но тут он обращался к Луизе Коле с тем, что «пять дней просидел над одной страницей… Я бьюсь над каждым предложением, а оно никак не складывается. Что за тяжёлое весло — моё перо!»

В самом романе отсутствует герой как таковой, в каждом персонаже есть отталкивающая черта — это словно отголоски романа Смерть героя Ричарда Олдингтона, но ведь наличие протагонистов или приятных персонажей это не всегда так уж важно. Порой мы обращаемся к чтению по совсем иному соображению и нам не терпится увидеть изображение не самых положительных характеров, особенно если они показываются нам с таким своеобразным психологизмом изобличения.

#Шармбатон_О (Книга из списка запрещённых книг.)