Рецензия на книгу Фауст от Reznor
Читать, или не читать? Пойму ли я этот, всеми признанный, шедевр мировой литературы? Поэму, включённую в Библиотеку всемирной литературы наряду с Илиадой, Божественной комедией, Сатириконом, Дон Кихотом…А с другой стороны, как такую книгу, повлиявшую буквально на всех известных мне классиков: от Пушкина и Достоевского до Брюсова и Булгакова, не прочитать? Нельзя не прочитать.
Но, перед тем как начинать, важно определиться с переводом – от него напрямую зависит восприятие этого сложного текста. Возможно зря, но широко распространённый вариант Холодковского я для себя отверг сразу. Всё-таки он работал с «Фаустом» ещё при царе – пришло на ум, что его старый перевод совсем не облегчит осмысление трагедии. Пастернак, в этом смысле, показался мне компромиссом. И я не прогадал – его поэзия здесь настолько крутая, что эти фаустовские моно- и полилоги захотелось срочно продекларировать где-нибудь в толпе, или прочитать с кем-то в ролях. Пожалуй, это не есть хорошо, но нить сюжета порой терялась среди великолепия рифм, среди поэтического разнообразия и многоголосья персонажей, ведь есть что-то подлинно волшебное в том, что все вокруг разговаривают стихами – и какими!
О сюжете ничего нового не скажу – всё уже было сказано до меня. Единственное, о чём хотелось бы порассуждать – об эпизоде, который кажется мне ключевым – о первопричинах спора Бога и Мефистофеля, предметом которого стал Фауст. И стал неспроста. Ведь это именно лукавый Бог подбил Мефистофеля на это заведомо проигрышное пари, именно он указал на Фауста – человека, который неустанно искал понимания смысла жизни и красоты мира, человека, который отдал свою жизнь науке, во имя которой ему приходилось как исцелять, так и убивать, и, наконец, человека, который, потеряв к жизни вкус, не захотел уповать на волю божью, а думал о том, чтобы самостоятельно распорядиться своей судьбой и наложить на себя руки. Кажется, что Фауст слишком возвысился и поровнял себя с Богом, за что тот решил подвергнуть учёного своеобразным испытаниям и «спустить» на землю.
«…Он служит мне, и это налицо,
И выбьется из мрака мне в угоду.
Когда садовник садит деревцо,
Плод наперёд известен садоводу…»
Однако Фауст не так прост и отнюдь не предсказуем. В нём, как и в каждом человеке, одновременно уживаются и Джекилл, и Хайд – и добро, и зло. Как легко он стукнул рукой об руку с дьяволом! Он и любит, и лжёт во имя любви. Он и клянётся в вечной преданности, и, в роковой момент, беспечно предаёт. Он одинаково комфортно чувствует себя и среди благодарной толпы людей, и на вершине горы Броккен – на шабаше нечисти. Даже наивысшее чувство, из тех, что подвластно человеку – любовь, не стало для него моментом эйфории и вечности.
Первая часть трагедии – это в полной мере законченное произведение. В таком виде «Фауст» входит, например, в обязательную школьную программу в Германии. Но всё же, вторая часть, пусть она и насыщена неплавными переходами между локациями, необоснованными путешествиями во времени, отсутствием единообразия сюжета, и, в целом, воспринимается не иначе как сиквел, которого никто не ждал и не просил, – необходима, чтобы окончательно расставить все точки над i. И вот сухой итог – в Фаусте всё-таки возобладало добро – он сумел рассмотреть удовольствие жизни и спасение своей души в эмпатии и заботе о ближнем. А Бог перехитрил несмышлёного Мефистофеля, – но об этом, как мне кажется, внимательный читатель мог догадаться ещё из предшествующего основному тексту поэмы «Пролога на небе».
