Книга Последний дракон онлайн - страница 5

Глава 4

Ухура надежно спрятала пакет с едой под мышкой и вышла из лифта на капитанский мостик нового «Энтерпрайза». Здесь царил полнейший хаос: разобранные корпуса радиопередатчиков и мониторов были повсюду разбросаны нелепыми грудами, а люди из команды копались в этом месиве, выискивая нужную деталь; проверив ее на годность, лениво крепили на нужное место.

Осторожно пробираясь вдоль обнаженного кабеля, Ухура то и дело натыкалась на следы неполадок, и это угнетало ее. Кажется, все на новом корабле было негодным, – за исключением головы главного инженера Монтгомери Скотта, ничего не работало. Вернее, почти ничего, потому что вчера с помощью Скотта ей наконец удалось наладить работу узла связи.

И все-таки Ухура считала, что боги обошлись с ними справедливо – не надо было насмехаться над «Эксельсиором», не надо было подвергать сомнению его готовность к космическим полетам. Вот и досмеялись…

Она осторожно продолжала свой путь к Скотту, который полулежал на полу, опираясь на один локоть, и сердито глядел на раскрытую панель автоматики радиопередатчика.

– Скотти, – чуть слышно произнесла она, – Скотти.

Он не ответил, и Ухура подумала, что он слишком поглощен работой, чтобы заметить ее присутствие. Она уже раскрыла рот, чтобы сынова окликнуть его, но Скотт, не отрывая взгляда от панели, сердито проворчал:

– Давай посмотрим, что здесь не так, – и смягчая тон, добавил:

– Вдвоем мы с тобой все наладим, не так ли?

– Я уверена, что ты и один приведешь его в порядок, Скотти, – опять она произнесла его имя вполголоса, чтобы услышали работающие на капитанском мостике. – Тебе всегда все удавалось.

– Не преувеличивай. – Скотт слегка приподнял голову, чтобы видеть ее. – Старый «Энтерпрайз» легко было приводить в порядок. А новый… – Он снова уткнулся в панель и покачал головой:

– Не знаю, право, не знаю. Если они не хотели восстанавливать «Энтерпрайз», не надо было спешить и отдавать нам этот кусок…

– Не говори этого, Скотти, – печально попросила его Ухура.

–., хлама, – с горячностью закончил Скотт, – который разлетится на кусочки через минуту после старта. Он никогда не заменит старый «Энтерпрайз».

То же самое чувствовали и думали все те, кто находился сейчас на капитанском мостике, не осмеливаясь произнести это вслух. В глубине души Ухура целиком и полностью разделяла чувства и мысли всей команды, и в то же время она хорошо понимала, что неприязненное отношение к новому кораблю ни к чему хорошему не приведет. И по мере своих возможностей, как могла, хвалила новый корабль, делая это ненавязчиво, но неутомимо. Она точно знала, что, привыкнув к новому кораблю, экипаж в конце концов полюбит его.

Ведь и старый «Энтерпрайз» по сути дела был таким же скопищем неодушевленного металла, напичканного автоматикой, как и новый, а все ведут себя так, словно у каждого из них умер член семьи, и негодуют на чужака, выдающего себя за умершего.

– Конечно, ни один корабль не сможет заменить «Энтерпрайз», – осторожно проговорила Ухура. – Но будем справедливы и дадим новичку шанс показать на деле, чего он стоит. Тем более, что он – все, что мы имеем.

Скотт что-то промычал, явно не соглашаясь с нею, но слова Ухуры были рассчитаны не столько на него, сколько на всех остальных, слушающих их разговор. Неожиданно Скотт оторвался от работы, сел прямо на палубу мостика и, взглянув вверх, спросил в замешательстве:

– Ухура, почему ты не в отпуске?

Она принужденно улыбнулась. Скотт был так недоволен новым кораблем, так озабочен подготовкой его стопроцентной дееспособности, что полностью забыл о данном ей обещаний.

– Я думала, мы отправимся в отпуск вместе, – ответила Ухура. – «Что может быть прекраснее Северного Нагорья в это время года.» Это тебе ничего не напоминает?

Это многое ему напомнило: он отговорил ее брать туристическую путевку в Шотландию. Он был просто оскорблен тем, что она хочет узнать его Шотландию по скороговорке гида и из окна туристического автобуса. Он покажет ей настоящую Шотландию, он возьмет ее в горы, и не надо платить за гостиницу – его сестра уже все знает и ждет их.

Это многое ему напомнило, и Скотт застонал, обхватив голову руками:

– Ухура, прости меня, я совсем забыл об этом. В то время, когда я давал обещание, я не знал, до какой степени корабль поврежден. Но я сообщу своей сестре, что ты…

– Ты не сделаешь этого, – решительно возразила Ухура. – Я не хочу никого обременять. Как и планировала, я куплю тур.

Это была ложь – она уже пропустила все сроки для заявки, но не хотела, чтобы Скотт чувствовал себя виноватым. Она останется на корабле и будет помогать ему, как сможет, а когда не сможет – отправится в отсек для отдыха. «Кто, собственно говоря, нуждается в отдыхе?» – спросила себя Ухура и резко отогнала от себя всякие мысли, когда внутреннее «я» честно ответило: «Я». Ей хотелось, чтобы ее «я» сказало бы: «Он».

– Я прошу прощения. Однажды мы все-таки будем там вместе. – Скотт жалобно указал на панель за своей спиной. – Но я не могу оставить корабль, когда он больше всего нуждается во мне.

– Я предполагала, что ты скажешь нечто подобное, – она горько усмехнулась. – Но похоже, что ты давно не ел. Я принесла тебе обед.

Скотт принял пакет из ее рук и, разворачивая его, счастливо улыбнулся, понизив голос, произнес:

– Любимая, ты – самая лучшая, самая понимающая, толковая женщина. До тебя я не знал настоящей женщины.

«Возможно, ты прав», – готова была согласиться с ним Ухура, но оглушительно заревела сирена. На мостике тревожно замигал красный сигнал тревоги.

– Красный сигнал, – подтвердил компьютер передатчика связи. «Единственный, который работает», – подумала Ухура. – Красный сигнал.

Ухура и Скотт застонали в один голос.

– А я, дурак, только что закрепил эту проклятую штуку, – проворчал под рев сирены Скотт. – Выключи его!

Ухура поспешила к передатчику, спотыкаясь о разбросанный металлический хлам, и отключила сигнал тревоги. Сирена замолчала, испустив напоследок до неприличия утробный звук.

– Как из гальюна! – морщась, пробормотала Ухура. Она уже хотела вернуться назад, когда заметила мигающий свет на блоке связи. Кто-то пытался установить контакт с кораблем.

Она нажала кнопку:

– «Энтерпрайз» слушает. Представьтесь.

Суровый мужской голос ответил:

– «Энтерпрайз», это командный пункт Звездного Флота. У нас в нейтральной зоне возникла ситуация срочности N7.

– Принято, Звездный Флот. – Не веря своим ушам, она приостановила прием и махнула рукой Скотту. – Скотти, это вызов.

– Я слышал. – Скотт озадаченно покачал головой. – Это не может быть чем-то серьезным. Корабль разобран на части, а на борту лишь половина команды.

Ухура снова нажала кнопку:

– Звездный Флот, вы в курсе того, в каком плачевном состоянии мы находимся? – Она проявила вежливость. Следовало спросить: «Вы что, издеваетесь над нами?»

Голос оставался суровым и бесстрастным.

– Состояние корабля известно. Принимайте оперативное предписание и срочно вызывайте весь персонал.

– Принимаем. Отпуск окончен. – Ухура посмотрела на Скотта – его лицо перекосила гримаса бессильной ярости, которая требовала выхода:

– Нейтральная зона! Они ополоумели! Этот корабль уже доказал, что не способен покинуть даже стартовой площадки, не развалившись на части.

– Это так, – подтвердила Ухура. – Но если кто-то и способен вернуть его к жизни, так это ты.

Скотт недовольно фыркнул и вернулся к работе. Ухура тоже была недовольна – ее последняя фраза прозвучала высокопарно и неубедительно…

Старший помощник командира Хикару Зулу, запрокинув голову, в который раз посмотрел на небо, скрытое за верхушками огромных сосен. Оно еще отливало голубизной, освещаемое последними отблесками лучей укатившегося за горизонт солнца. Но серая пелена ночи, рожденная земными испарениями, все гуще поднималась к небу, затягивая голубой цвет. Еще час, полтора – и наступит полная темнота. И если небо будет беззвездным…

– Сознайся, наконец, – прервал его небесные мысли Чехов, – что мы заблудились.

Зулу улыбнулся и, не трогаясь с места, подождал Павла, прогнувшегося под тяжестью своего груза. Видно было, что русский устал. Еще бы! Они шли пешком с раннего утра. И русский был прав – Зулу заблудился. Ну и что? По самонадеянности он не взял с собой компаса, но с компасом им не довелось бы увидеть ничего интересного. И хоть он устал не меньше Чехова, но был доволен. Хорошо заблудиться в первозданной глуши, созерцать ее опьяняющую красоту и ни о чем не волноваться. Зулу вдохнул полной грудью холодный воздух, пахнущий вечной зеленью, и бодрящая свежесть разлилась по его усталому телу.

На какой-то миг он представил себя ребенком в величественных лесах Ганьицу, но вместо этого на него наплыло воспоминание из другого времени, когда он вот так же не смог найти дорогу назад. Он прогнал от себя неприятное наваждение и повернулся к Чехову.

– Верно, – весело согласился он, – мы заблудились. Но, в конце концов, мы неплохо провели время. Тебе так не кажется?

Чехову так не казалось. Он тяжело вздохнул и скинул с плеч огромный рюкзак.

– Тебе весело? Ну, так смейся – у тебя нет кровавых мозолей.

– Мозолей? – Зулу бросил обеспокоенный взгляд на новые бутсы Павла. – Ты что, не мог взять обувь на полразмера больше?..

Резкий сигнал коммуникатора, висевшего у него на правом боку, заставил его прервать перепалку с Павлом. Они оба недоверчиво прислушивались к сигналу.

– Не верю своим ушам, – прокомментировал сигнал Зулу. – Даже Скотт не может собрать корабль так быстро. – Он снял коммуникатор с пояса, поднес ко рту и заговорил:

– Старший помощник командира слушает.

Слова «старший помощник» все еще странно звучали для Зулу, привыкшего к обращению «капитан», но так же, если не больше, было странно снова называть Кирка «капитан» вместо привычного «адмирал». Не очень приятное смещение. Но Зулу помнил, что он не был понижен в звании и должности, как Кирк. По его же настоянию он был переведен на должность старшего помощника, чтобы служить на борту нового «Энтерпрайза» под командой Кирка.

У него была возможность заполучить свой собственный корабль, открывавший перед ним богатые перспективы. Но Зулу рассудил, что «Энтерпрайз» настолько же его корабль, насколько и корабль Кирка. Кирк был командиром, но именно он, Зулу, безошибочно вел корабль от звезды к звезде. И если адмирала награждают не орденом, а понижением в должности, – и это после того, что все они вынесли под командованием Кирка, – Зулу предпочитал остаться верным своему командиру, отказавшись от капитанского мостика корабля.

Кирк был взбешен, узнав об этом. Он послал его к черту за пренебрежение к собственной карьере. А поостыв, поблагодарил и остался им доволен.

– Помощник командира Зулу, это «Энтерпрайз», – послышался голос Ухуры. Оттенок сухой официальности в ее голосе предупреждал заранее, что она собирается сообщить что-то такое, что вряд ли понравится Зулу. – Плохие новости, джентльмены. Отпуск отменяется.

Зулу нахмурил брови, он был разочарован.

– Слава Богу! – благодарно произнес Чехов, – пришло спасение.

Голос Ухуры приказывал:

– Возвращайтесь к заранее запланированным координатам для сбора.

Зулу и Чехов обменялись веселыми взглядами.

– Не говори ей, что мы заблудились, – шепнул Павел, – она не даст нам проходу: рулевой и навигатор межзвездного корабля заблудились в трех соснах.

Наступила пауза. Ухура нетерпеливо спросила:

– Какая-нибудь проблема, джентльмены?

Зулу ухмыльнулся, надеясь, что это не отразится на его голосе:

– Как ни странно, да. У нас тут снежная буря, как в Сибири.

Чехов округлил глаза. Зулу в ответ развел руками, как бы говоря: «Придумай что-нибудь получше». И Чехов придумал:

– Я ничего не вижу! – прокричал он в коммуникатор. – Снег слепит глаза, буран сбивает с пути. Просим направить нас по координатам. – Он свел губы в тонкую щелочку и засвистел, подражая свисту степного ветра. Зулу готов был захлопать в ладоши, настолько подделка была похожа на оригинал. Наступила еще одна пауза, после чего в голосе Ухуры послышался с трудом сдерживаемый смех:

– Мне очень жаль, что вы попали в такой переплет. Но моя оптика почему-то показывает, что вы наслаждаетесь безоблачным небом при температуре семнадцать градусов.

– Это потому, что твои передатчики неисправны, – попытался разыграть возмущение Зулу, – как и все другое на мостике.

– Прошу прощения, но я точно определила ваше местонахождение.

Чехов не растерялся и закричал:

– Зулу! Смотри! Солнце! Это чудо!

Ухура не выдержала больше и громко рассмеялась:

– Итак, рулевой и навигатор заблудились у опушки леса и не хотят в этом сознаться. Не беспокойтесь, парни, ваша тайна будет храниться под семью замками.

Улыбка Зулу была глуповатой, когда он благодарил Ухуру:

– Мы в долгу перед тобой.

– Запишу это и запру вместе с тайной… Транспортатор до сих пор не работает, как вы, вероятно, догадались. Я вышлю челнок подхватить вас, – она немного помедлила и закончила:

– Надеюсь, он найдет вас в вашем сибирском снегу.

Зулу был слишком огорошен, чтобы хохмить и дальше:

– Они посылают корабль на задание с неработающими транспортатором? – спросил он озабоченно.

– Ты правильно понял. А транспортатор – самая малая из наших забот, если верить Скотту. Конец связи. «Энтерпрайз».

Чехов устало опустился на ближайший валун и попытался снять свои прогулочные бутсы. Попытка закончилась тем же свистом «снежной бури», с той разницей, что на этот раз Павел резко втянул воздух в себя, потревожив мозоли. Оставив их в покое до лучшего времени, он, как бы сам себе, проговорил:

– Посылать на задание до окончания ремонта?! Это не понравится капитану.

– Это уж точно, – согласился Зулу. Он присел рядом с Павлом и, расслабившись, разом ощутил, как он устал. Прислонясь спиной к спине Чехова, полный благодарности к нему за сегодняшний день, он задумчиво проговорил:

– А ведь я мог отправиться с капитаном в Йосемит. Я там никогда не бывал.

– Чтобы упустить часы блуждания со мной? – возмутился Павел. – Ты что, никогда не был в национальном парке? А если был хотя бы в одном, ты побывал во всех, – все они причесаны под одну гребенку, подстрижены и побриты на один манер.

От усталости Зулу не хотелось ни возражать, ни соглашаться, ни думать о чем бы то ни было. Но безразлично глянув поверх плеча Павла, он в широком просвете между сосновыми ветками увидел Гору Пяти Президентов: пять огромных барельефов на плоском лике горы, высеченных в заоблачной выси. Русская присказка Чехова с поразительной точностью выразила суть сегодняшнего дня – они блуждали в трех соснах у Пяти Президентов. Гора, догадайся один из них взобраться на сосну, точнее компаса указала бы им дорогу. Не догадались или не хотели догадываться?

Павлу, занятому своими мозолями, не стоит говорить о президентах, которых он не знает. Да и Зулу не знает, какие подвиги совершили эти политические деятели, удостоенные чести беседовать с облаками, – все они жили и умерли за много веков до его рождения. Из пяти имен он знал лишь одно – Сара Сусан Экерт. Такое имя носил первый черный президент Нортхема. Но был и второй, и третий, и… десятый. А барельефа на Горе Президентов удостоился только первый… Был первый «Энтерпрайз», есть второй, будет и третий… и очень скоро, если судить по тому, как халтурно сработан второй. Конечно, мистер Скотт довел бы его до ума, сделал бы не хуже первого «Энтерпрайза». А отправлять его в полет в таком состоянии…

Зулу отчаянно замотал головой, отгоняя от себя назойливую мысль, надоедливый вопрос: неужели его верность своему командиру сыграла с ним злую шутку, и он совершил самую большую глупость в своей жизни, отказавшись от собственного корабля?

* * *

– Подходите, получите и добавки не просите, – продекламировал, как прокудахтал, Маккой. Его голос был таким же пронзительно-сверлящим, как скрежет стальной ложки о чугунную сковородку, и сидевший в метре от него Кирк закрыл уши руками и взмолился:

– Прекрати, ради Бога! Если мы еще не умерли от голода, то твои ультразвуки доконают нас.

И это было правдой. Три долгих часа Маккой подвергал Спока и командира изощренной пытке голодом, вываривая или выпаривая какое-то колдовское зелье в глиняном горшке, надежно спрятанном в утробе походной духовки. Духовка на коротких, скорее цыплячьих, чем курьих, ножках, недвижно покоилась над кучей раскаленных углей в центре большого, жарко горящего костра. А Маккой кудахтающей наседкой топтался по кругу, отгребая и подгребая под духовку угли, подбрасывая в жадное пламя толстые ветки, принюхиваясь к аромату приготавливаемого им зелья.

Терпеливо снося муки голода, Кирк думал о том, что из доктора, родись он пораньше на несколько столетий, вышел бы отличный заплечных дел мастер. Ведь он же знает, в каком состоянии находится сейчас Кирк: перенапряженные мышцы ноют так, словно невидимые клещи сворачивают их в тугие узлы, кости не находят себе места, словно они побывали в камнедробилке, а нервы… нет, пожалуй с нервами все в порядке.

В другое время Кирк давно бы взорвался, но видя, как от минуты к минуте улучшается настроение доктора, как он кудахчет от удовольствия, Кирк понял: Маккой решил взять реванш и за вчерашнее катание на байдарках, и за смертельный аттракцион с Эль Кэпом. Но для полноты реванша ему не хватает одной весьма важной детали: раздражения Кирка. Пожалуйся Джим на боль, на усталость, подосадуй на медлительность Маккоя, и тот, воспользовавшись ситуацией, выскажет Кирку все, что о нем думает, расскажет о своих страхах и переживаниях… И Кирк предпочитал глотать обильную слюну от раздражительного аромата приготавливаемого обеда, морщиться от ноющей боли, но молчать, дожидаясь своей минуты. И эта минута наступила:

– Подходите, получите…

Выхваченный из духовки и поставленный на землю горшок испускал тонкие струйки пара из-под плотно закрытой крышки. Движением фокусника доктор сорвал ее защищенной рукавицей рукой и, закрыв глаза, блаженно принюхался к струящемуся вверх пару:

– Друзья мои, вам несказанно повезло – сейчас вы попробуете чудо древней шотланской кухни.

– Три часа – на это древнее чудо? – недоверчиво спросил Спок.

– Еще какое! – торжественно ответил Маккой. – Секрет я узнал от моего отца, который, в свою очередь, получил его от своего отца и так далее, до бесконечности. Так что если вы отвернете свой вулканский нос от него, вы оскорбите не только меня – вы оскорбите все родословное древо Маккоев, корни которого уходят в глубину эпохи рыцарей Круглого стола.

Спок глубокомысленно взвесил возможные последствия от оскорбления рода Маккоев и мрачно произнес:

– Я понимаю, что у меня нет выбора, – я не отверну своего носа.

– А чем ты нас будешь травить? – не выдержал Кирк.

– Бобами! – торжественно объявил доктор, – божественными бобами.

Разлив «древнее чудо» по чашкам, он протянул их одну за другой своим друзьям.

Едва не умерший от голода Джим робко попробовал неполную ложку бобов и с яростью набросился на еду. Набив полный рот, он мельком глянул на Маккоя и увидел, что тот выжидающе смотрит на него. Кирк сосредоточенно жевал, и Маккой не выдержал:

– Ну, как они?

– Великолепны, дружище, – с трудом ответил Джим, набив бобами рот.

Джим не лгал – бобы и в самом деле были великолепны: рассыпающаяся во рту мякоть, неповторимо нежный вкус и очень знакомый аромат.

– Конечно, они великолепны, – подтвердил польщенный доктор. Наполнив и свою чашку, он погрузил в нее ложку и вдруг замер, не отрывая удивленного взгляда от Спока. Джим тоже глянул на вулканца. Тот под строгим перпендикуляром поднес свою ложку к носу, принюхался к ее содержимому, тут же отправил его в рот и сосредоточенно разжевал.

– Хорошо? – потребовал ответа Маккой.

– Удивительно хорошо, – ответил Спок. – Я не стал отворачивать своего носа от древнего чуда и нашел в нем не знакомый мне аромат.

– Еще бы! – дьявольски улыбнулся доктор, – он исходит от секретного ингредиента.

Удовлетворенный ответом Спок энергично заработал ложкой и челюстями. А Джим сумел отличить запах «секретного ингредиента» от аромата приправы, обратил внимание на румянец доктора, его оживленность, посмотрев ему в глаза, спросил:

– А можно ли не смешивать секретный ингредиент с другими компонентами вашего, бесспорно, великолепного блюда и принять его, так сказать, в чистом виде?

Маккой оживился:

– Захотелось рюмочку? Почему бы и нет? – Он протянул руку к рюкзаку и, достав полупустую бутылку виски, протянул ее Кирку. Джим долил виски прямо в чашку и вернул бутылку.

Спок прекратил жевать, посмотрел в свою чашку, потом на Маккоя, на бутылку в его руке. Джим закусил губу, чтобы не рассмеяться.

– Я правильно понял, – серьезно спросил вулканец, – что твой секретный ингредиент… алкоголь?

– Виски, – уточнил Маккой. – Виски из Кентукки. Тебя беспокоит храп? – он протянул бутылку Споку.

– И гром, – добавил Джим.

– Гром? – Спок нахмурил брови. – Я не знал, что этанол употребляют таким способом, и не вижу связи между громом и этанолом.

– Скоро ты услышишь эту связь, – рассмеялся Кирк. – Виски и бобы – отличное взрывчатое вещество. Но, – он обратился к доктору, – ты думаешь, Спок выдержит такую нагрузку?

– Я не думал об этом, я просто добавил в бобы немного спиртного. А может, и много. Я не помню. Но насколько я знаю, бобы не могут дурно подействовать на обмен веществ вулканца. Зато на меня сегодня все дурно действует.

Он замолчал, нахмурился и, как бы досадуя на себя за оговорку, принялся сосредоточенно жевать. А Кирк смотрел на него, на свою чашку, прикидывая, сколько спирта сохранилось в ней после духовки. И сколько доктор употребил его, пока они со Споком бродили по лесу, собирая хворост? Пил в одиночку, тайком – не к добру это.

– А не имеет ли этот древний способ приготовления бобов другой физический эффект, помимо отравления? – спросил Спок, прерывая затянувшееся принужденное молчание.

Доктор озорно усмехнулся и кивнул на Кирка, как бы предоставив ему право на ответ, но Кирк, в свою очередь, сам спросил Спока:

– А зачем тебе это знать?

– Возможно, я тоже подвергнусь нежелательному для меня эффекту, ведь доктор любит подчеркивать, что я – наполовину человек.

Улыбка доктора моментально испарилась, и он ответил серьезно:

– Насколько я тебя знаю, Спок, тебе это не грозит.

– Спасибо доктор, – ответил удовлетворенный Спок.

– Железный парень, – задумчиво проговорил доктор. – Его оскорбляешь, а он тебя в ответ благодарит, как будто благославляет на доброе дело. И потянешься к доброму делу из чистого любопытства – какой мерой отмерит он тебе за твою доброту?

Он опустился на колени, приоткрыв крышку горшка, нацедил себе мутной жижицы. Кирк вопросительно смотрел на чашку, соображая, какая концентрация «секретного ингредиента» собралась в ней без бобов? Доктор заметил его взгляд, лицо его помрачнело, и он сердито спросил:

– Удивляешься? А чему? Тому, что я выпил и еще хочу? Так рядом с тобой самый стойкий трезвенник превратится в последнего алкоголика! И не он сам превратится, а ты его превратишь!

– – Я? – удивился Джим.

– Нет, он, – с горькой усмешкой кивнул доктор на Спока. – Вали на него – он все стерпит.

– Да что я такого сделал? – с обидой спросил Джим.

И доктор заговорил с такой страстью, что даже Спок, забыв о еде, с напряженным вниманием слушал его монолог:

– Ты оскорбляешь меня, Джим, одним своим видом – ты ведешь себя так, словно ничего не произошло ни вчера, ни сегодня…

Он неожиданно размахнулся и швырнул ложку поверх головы Кирка, и она исчезла в чащобе можжевельника. Проследив за нею взглядом, доктор задумчиво продолжал:

– Человеческая жизнь – слишком ценная штука, чтобы швыряться ею, как этой ложкой, выкидывая сумасшедшие номера, какие ты выкидываешь в последнее время. Создается впечатление, что ты возомнил себя Самсоном в капище филистимлян. Но мы со Споком – не филистимляне, а ты – не Самсон. Самсон был ослеплен своими врагами, у него не было выбора, и он воспользовался единственной возможностью. А ты, как дикий бык, ослепленный красной тряпкой, разъяренно бросаешься от одной опасности к другой… Тебе не пришло в голову, что сегодня ты убился бы, не окажись рядом Спока?

– Это пришло мне в голову, – коротко обрезал Джим.

Его злило, что он вынужден защищаться, открывая уязвимые места, и что во многом доктор прав и добьется-таки реванша.

– Ну, и… – не давал ему опомниться Маккой.

Кирк отхлебнул из чашки и, словно этот глоток вытеснил из него остатки враждебности, замкнутости, откровенно ответил:

– Со мной происходило что-то странное. И не понимая происходящего, я бросался из крайности в крайность, стараясь забыть обо всем в экстремальных ситуациях. Падение со скалы, кажется, открыло мне глаза.

Он потянулся рукой к чашке, но передумал и с не понятным ему самому чувством вины, с долгими паузами произнес:

– В первое мгновение падения была краткая вспышка страха… но потом страх исчез… и даже падая головой вниз, я знал… что не разобьюсь.