Книга Февральская революция онлайн - страница 16

3. Начало «политики революционизирования» России

Поддержка подрывной деятельности в России, так же как и на территориях Британии и Франции, составляла часть программы действий германского Верховного командования с самого начала войны. В годы, непосредственно предшествовавшие войне, Австро-Венгрия уже начала поддерживать сепаратистские движения в России, – впрочем, тесные личные контакты, которые император Вильгельм старался установить с Николаем II, требовали от германских властей большей осмотрительности в этом отношении, чем от австрийских^[81]. Ленин устроил свою штаб-квартиру на австрийской территории в 1912 году в Поронине, близ Кракова. В Вене работал Рязанов (Гольдендах), один из наиболее выдающихся теоретиков социал-демократического движения. С 1910 года в Вене жил Троцкий (Бронштейн), руководя оттуда деятельностью подконтрольных журналистов в России и зарубежных странах. В то же время австрийцы мирились с присутствием на своей территории ряда украинских сепаратистов, видимо, в отместку панславистской пропаганде русской прессы, особенно «Нового времени».

Однако с продолжением войны различные немецкие политические департаменты взяли на себя проведение большинства подрывных акций и руководство агентурой, прежде использовавшейся австрийцами. Германские посольства в нейтральных странах постоянно осаждали толпы финских националистов, польских графов, украинских священников-униатов, кавказских князей и разбойников, всевозможных интеллектуалов-революционеров, желавших создать «комитеты по освобождению», публиковать пропагандистские материалы и работать «на благо ряда свободных и независимых государств», которые, как они горячо надеялись, возникнут в результате раздела Российской империи. Поначалу среди тех, кто вызывался помогать немцам, отсутствовали представители устоявшихся революционных партий России – социал-демократов всех направлений или эсеров.

В начале войны германская полиция не проводила различие между теми из подданных враждебных государств, оказавшихся в Германии, кто поддерживал, и теми, кто отвергал существующие в этих государствах режимы. В решениях об интернировании, высылке или оставлении под надзором полиции таких иностранцев прослеживалось мало логики. Ряд российских революционеров выслали в Скандинавию, откуда те, кто могли, вернулись в Россию. Другие пересекли границу Швейцарии и присоединились к местной эмиграции. Некоторые, особенно последователи русского марксиста-ветерана Плеханова, занимавшего оборонческую и лояльную Антанте позицию, уехали в Париж, где сумели даже издавать свою газету «Наше слово». Другие повторили судьбу бывшего одно время депутатом Думы в большевистской фракции Малиновского, покинувшего Россию после отзыва его мандата в 1913 году (вследствие обвинений его в том, что он служит информатором МВД). Его, кажется, интернировали, а затем политуправление германского Генштаба использовало его для пропаганды среди русских военнопленных. Связи Малиновского с российской полицией не предавались огласке. Он поддерживал контакты с Лениным, который продолжал оказывать ему содействие и затыкать рты меньшевикам и большевикам, подозревавших Малиновского в измене^[82].

Третьим, тем или иным способом связанным с политически влиятельными деятелями в Германии и Австрии, позволялось проживать под надзором полиции.

Самого Ленина арестовали в начале войны в Поронине. Но его соратник Фюрстенберг-Ганецкий связался с лидером австрийских социалистов Виктором Адлером, который убедил австрийские власти, что враждебная царизму позиция Ленина может оказаться полезной для них в ближайшем будущем. Адлер добился через 14 дней освобождения Ленина. Вождю большевиков, его супруге Крупской и тогдашнему ближайшему помощнику Ленина Зиновьеву (Радомысльскому) позволили в сентябре 1914 года уехать в Швейцарию^[83].

Ленин и его окружение прибыли в Швейцарию без достаточного количества денег и надежных документов, но у них были друзья, которые связали его со швейцарским социалистом немецкого происхождения Карлом Моором, членом Большого совета Берна и бывшим редактором социалистической газеты «Бернер Тагвахт». Имя Карла Моора вызывает не только литературные ассоциации. Рожденный в 1853 году, он сам добился почета и славы в социал-демократическом движении Швейцарии. Одновременно Моор информировал австрийский и немецкий Генштабы о социалистах, проживавших в Швейцарии. Это был проницательный и осторожный человек, его контакты с немцами маскировались тщательным образом. Он получил доступ в мир «Под наблюдением Запада», помогая социалистам-эмигрантам в отношениях с полицией и местными властями, а также отдельными денежными субсидиями наличными^[84]. Моор особенно дружил с большевиком Григорием Шкловским (расстрелян в 1937 году. – Ред.), а также с ветераном революционной борьбы, меньшевистским лидером Павлом (Пинхусом) Аксельродом. Карл Моор устроил Ленину проживание в Швейцарии и, видимо, через Шкловского имел с ним другие дела^[85].

В Швейцарии Ленин оказался в окружении небольшой группы сторонников, но потерял связи со многими своими последователями внутри и вне России из-за прекращения почтового сообщения в начале войны. Самоотверженными усилиями Крупской удалось на время восстановить многие из ленинских связей^[86]. Однако его разрыв с оборонцами Европы, а также непримиримость по отношению к «центристам», таким как Каутский в Германии, и группе революционеров, сформировавшейся вокруг газеты «Наше слово» в Париже, способствовали изоляции Ленина.

Немецкие власти обращали мало внимания на трения и ссоры между российскими политическими эмигрантами. Их первый контакт с эмигрантами был связан с необходимостью пропаганды среди военнопленных, число которых уже в начале войны стало значительным после гибели 2-й армии Самсонова и поражения 1-й армии Ренненкампфа в Восточной Пруссии в августе 1914 года. Вслед за австрийцами немцы разделили свою пропаганду среди военнопленных на пропаганду для национальных меньшинств и для русских подданных в целом. Что касается первого типа пропаганды, то она была направлена в первую очередь на украинцев и финнов. Для русских решили публиковать газету «На чужбине», а для этого немцы нуждались в сотрудничестве с революционными группами. Работой персонала газеты, видимо, руководило политуправление германского Генштаба, но зарубежная информация поставлялась аккредитованными дипломатическими представителями. Поэтому германская дипломатическая миссия в Берне начала проявлять интерес к русской революционной эмиграции. Немцы шли на контакт осторожно, помня о политической уязвимости эмигрантов, щадя их чувство униженности и боязнь быть разоблаченными как германские агенты. Из числа тех, кто согласился писать в газету, были такие деятели, как лидер эсеров и теоретик аграрного социализма В. Чернов или выдающийся библиограф Рубакин. Они полагали, что действуют независимо и способствуют политическому образованию несчастных военнопленных, которых царское правительство держало в невежестве^[87].