Страницы← предыдущаяследующая →
Я сотворил горячий виски в двух высоких стаканах:
тонны сахара
гвоздика
галлон виски.
Дал ей один стакан и велел:
– Пей залпом.
Она послушалась.
Я поставил «Одинокую звезду», начав с «Удивленных».
Она спросила:
– Это «Кантри и вестерн»?
– Точно.
– Дрянь.
– Ты пей, скоро тебе будет безразлично.
Я внимательно присмотрелся к ней. Торчащие волосы, проколотая бровь, тонна черной туши на ресницах. Под всем этим пряталась хорошенькая девушка. Ей могло быть и шестнадцать, и тридцать шесть. Говорила она с лондонским акцентом, немного с примесью провинциального ирландского.
Неудивительно, что она мне понравилась.
На левой руке множество серебряных браслетов. Но им все же не удавалось скрыть старые следы. Я сказал:
– Ты наркоманила.
– Ты что, добрый дядюшка Билл?
– Был когда-то.
– В смысле?
– Был полицейским.
– Мама родная!
Так я познакомился с Кэтрин Беллинггем. Ее занесло в Голуэй вместе с рок-группой. Группа развалилась, а она осталась тут.
– Я пою, – сообщила она.
И без всякого предупреждения запела «Трою». Непростая задача, если нет аккомпанемента. Я никогда не был слишком большим поклонником О'Коннора, но, слушая ее, я изменил мнение.
В ее исполнении это было изумительно. Я так поразился, что поднял стакан и посмотрел на жидкость в нем на свет.
– Здорово, ничего не скажешь.
Она тут же запела «Сердце женщины».
Да, придется пересмотреть свое мнение и о Мэри Блэк.
Такое впечатление, что я слышал эти песни впервые. Когда она замолчала, я сказал:
– Черт, ты здорово поешь.
– Правда, без дураков?
Я налил еще виски и предложил:
– Давай выпьем за красоту.
Она не притронулась к стакану и сказала:
– Я никогда не пела следующей песни, но я так напилась… – И она запела «Нет женщины, нет слез».
Я – алкоголик. У меня часто бывает такое настроение. Но, слушая ее, я пожалел, что у меня нет колумбийского виски – оно покрепче. С другой стороны, мне стало казаться, что я уже выпил.
Кэти допела до конца и сказала:
– Все, концерт окончен.
Я брякнул не подумав:
– Только тот поет таким чистым голосом, кто живет в настоящем аду.
Она кивнула:
– Кафка.
– Что?
– Это он сказал.
– Ты его знаешь?
– Я знаю ад.
В Ирландии говорят: «Если нужна помощь, иди в полицию; если не нужна помощь, тоже иди в полицию».
Я сходил.
После увольнения я каждые несколько месяцев получаю письмо следующего содержания.
В соответствии с условиями Вашего увольнения Вы обязаны вернуть все принадлежащее государству имущество и оборудование (см. статью 59347А Инструкции по обмундированию и оборудованию).
Мы выяснили, что Вы не вернули предмет 8234 – шинель.
Надеемся на скорейшее возвращение данного предмета.
С уважением,
Б. Финнертон.
Я смял последнее письмо и швырнул его в мусорную корзину через комнату. Промахнулся. Пока я упаковывался в предмет 8234, на улице хлестал дождь.
Предмет подходил мне идеально.
Единственная ниточка, связывавшая меня с моей несостоявшейся карьерой.
Вернуть его? Да пусть застрелятся.
Кленси из Роскоммона, мой бывший коллега, сильно вырос по службе. Я стоял у полицейского участка и думал, будет ли он рад мне.
Глубоко вздохнул и вошел. Полицейский, лет двадцати от роду, спросил:
– Да, сэр?
«Господи, как же я постарел», – подумал я.
– Я бы хотел повидать мистера Кленси. Не знаю, в каком он сейчас звании.
Глаза мальчишки вылезли из орбит.
– Старшего полицейского инспектора? – спросил он.
– Наверное.
Он посмотрел на меня с подозрением:
– Вам назначено?
– Скажи ему, Джек Тейлор пришел.
Он подумал и заявил:
– Я проверю. Ждите здесь.
Я послушался.
Почитайте доску объявлений. Может показаться, что полиция – этакое теплое местечко. Я-то знал, что это не так.
Сопляк вернулся:
– Старший инспектор примет вас в комнате для допросов. Я вас провожу.
Что он и сделал.
Комната была окрашена в ярко-желтый цвет. Единственный стол, два стула. Я сел на тот, где обычно сидит подозреваемый. Подумал, не снять ли пальто, но решил, что тогда они отнимут его. Не стал раздеваться.
Открылась дверь, и вошел Кленси. Совсем не тот зверюга, как я его помнил. Он, как говорится, набрал вес. Правильнее будет сказать, растолстел. Что, вне сомнения, больше к лицу старшему инспектору. Лицо красное, щеки обвисли.
– Это надо же! – удивился он.
Я встал и сказал:
– Старший инспектор.
Ему понравилось. Он предложил мне сесть.
Я сел.
Мы не торопились, приглядывались, оценивали друг друга. Обоим не понравилось то, что мы видели.
Он спросил:
– Чем могу тебе помочь, парень?
– Всего лишь капелькой информации.
– Вот как…
Я рассказал ему о девушке, о просьбе матери.
Он сообщил:
– До меня дошло, что ты стал кем-то вроде частного сыщика.
Я не стал отвечать, лишь кивнул.
– Я ожидал от тебя большего, Джек.
– Больше чего?
– Больше, чем обирать убитую горем женщину.
Слышать это было больно – уж слишком похоже на правду. Он пожал плечами и добавил:
– Я помню дело. Самоубийство.
Я рассказал о телефонном звонке.
Он с отвращением вздохнул:
– Может, ты сам и позвонил?…
Я сделал последнюю попытку:
– Могу я посмотреть досье?
– Ты что, совсем спятил?… Пойди протрезвей…
– Это означает «нет»?
Он встал, открыл дверь, и я попытался придумать какую-нибудь блестящую реплику на выход. Ничего не придумалось. Пока я ждал, что меня выведут, он сказал:
– И не мешайся под ногами, Джек.
– Уже не мешаюсь.
Я направился в пивную «У Грогана». Утешал себя тем, что пальто не отобрали. Шон стоял за стойкой.
– Кто съел твой пирожок? – спросил он.
– Да пошел ты…
Я ринулся к своему обычному столику и плюхнулся на стул. Немного погодя Шон принес мне виски.
– Судя по всему, ты все еще пьешь, – заметил он.
– Я работал… Понял?
– По тому делу?
– По какому же еще?
– Да поможет Бог этой бедной женщине.
Потом, когда я уже набрал скорость в смысле выпивки, я сказал Шону:
– Извини, я сегодня слегка расчувствовался.
– Слегка?
– Давление. Не переношу, когда на меня давят.
Он перекрестился:
– Слава богу. И больше ничего?
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.