Страницы← предыдущаяследующая →
Эти мгновения перед концом…
Четыре дня я провалялся в лихорадке в больнице университета Голуэя – местные все еще называют ее «районной». Если вы там побывали, значит, вас поимели. Но если вы там, считайте, что вам повезло.
Какая-то женщина из старого предместья сказала:
– Когда-то у нас были желудки, только есть было нечего. Теперь есть еда, а желудков нет.
Или:
– Лапочка, негде просохнуть. Когда было – где, у нас не было одежды.
Попробуй поспорь.
Я пришел в себя и увидел, что доктор-египтянин просматривает мою историю болезни.
– Из Каира?
Он сухо улыбнулся.
– Снова к нам, мистер Тейлор?!
– Не по своей воле.
До меня доносились звуки больничного радио. Габриель пела «Восстань».
Я бы спел с ней и ее оркестром «Стучусь в дверь рая», но губы сильно распухли. Я читал, что когда она снова вернулась в музыку, голову отца ее бойфренда нашли на свалке в Бриксоне.
Я рассказал бы об этом врачу, но он уже ушел. Появилась сестра и сразу же стала взбивать мою подушку. Они начинают это делать, когда только им кажется, что вам удобно.
Левая рука забинтована.
– Сколько сломано? – спросил я.
– Три пальца.
– А нос?
Она кивнула и сказала:
– К вам пришли. Пустить?
– Конечно.
Я ожидал увидеть Саттона или Шона. Но это оказалась Энн Хендерсон. Она ахнула, увидев меня.
– Видели бы вы другого парня, – сказал я.
Она не улыбнулась. Подошла поближе.
– Это из-за меня?
– Что?
– Это из-за Сары?
– Нет… нет, конечно, нет.
Она поставила пакет на тумбочку.
– Я принесла вам виноград.
– А виски случайно не найдется?
– Виски вам сейчас нужно меньше всего.
В дверях возник Шон и пробормотал, скрываясь:
– Боже милостивый!
Энн Хендерсон наклонилась, поцеловала меня в щеку и прошептала:
– Не пейте. – И ушла.
Шон пошатываясь приблизился ко мне.
– Видать, ты кому-то здорово нагадил.
– Именно.
– Кто-нибудь вызвал полицию?
– Это и были полицейские.
– Брешешь.
– Я ботинки видел, гораздо ближе, чем мне хотелось бы. Они точно из полиции.
– Господи! – Он сел – выглядел он хуже, чем я себя чувствовал, – потом поставил на кровать большой пакет и объяснил: – Здесь то, что тебе может понадобиться.
– А выпить?
Я чувствовал себя так, будто я сумасшедший священник из «Отца Теда». Пошуровал в пакете:
шесть апельсинов
плитка шоколада
коробка печенья
дезодорант
пижама
четки.
Я вынул четки и спросил:
– Чего тебе наговорили про мое состояние?
Он сунул руку в карман и вытащил четвертинку виски.
– Да благословит тебя Господь! – сказал я.
Я отпил прямо из бутылки, почувствовал, как шевельнулся мой разбитый нос. Виски дошло до сердца и растеклось по саднящим ребрам.
– Крепко.
Шон кивнул и вроде задремал.
– Эй! – закричал я.
Он аж подскочил. Казался потерянным, нет, еще хуже, старым. Сказал:
– Жара… Господи… почему есть такие места, где жарко, как в печке?
Наверное, подействовали болеутоляющие уколы, но я был совсем без сил. Спросил:
– Где Саттон?
Шон отвернулся, и я насторожился.
– В чем дело? Давай выкладывай.
Он повесил голову и что-то пробормотал.
– Говори внятно… Ненавижу, когда ты бормочешь.
– Был пожар.
– Боже!
– С ним все в порядке, но дом сгорел. Со всеми картинами.
– Когда?
– Тогда же. В ту ночь, когда тебя избили. Я покачал головой. Это я плохо придумал.
Виски плескалось у меня за веками.
– Что, черт возьми, происходит? – воскликнул я.
Снова появился врач и сказал:
– Мистер Тейлор, вам нужно больше отдыхать.
Шон встал, положил руку мне на плечо.
– Я еще приду сегодня.
– Меня здесь не будет. – Я спустил ноги с кровати.
Врач забеспокоился.
– Мистер Тейлор, я настаиваю, чтобы вы легли.
– Я ухожу… ВСВ, так это у вас называется?
– ВСВ?
– Вопреки совету врача. Бог мой, вы что, не смотрите «Скорую помощь»?
У меня на мгновение закружилась голова, но виски придало уверенности. Все мое существо вопило от нетерпения – так хотелось выпить пива. Много-много.
На лице Шона отразились все страдания мира, когда он сказал:
– Джек, будь разумным.
– Разумным? Это не по моей части.
Я неохотно согласился взять такси. Когда меня катили на коляске к выходу, медсестра сказала:
– Ты настоящий придурок.
Монахиня читала Патрицию Корнуэлл. Увидев, что я взглянул на обложку, сказала:
– Я предпочитаю Кэти Райх.
Ну что на это скажешь? Вежливого ответа уж точно не найдешь. Я спросил:
– Я приехал слишком рано?
Она неохотно отложила книгу.
– Еще полчаса. Можете пока погулять.
Что я и сделал.
Монастырь Бедной Клары стоит в самом центре города. Здесь каждое воскресенье в половине шестого утра бывает месса. Такое впечатление, что переносишься лет на пятьдесят назад.
Или вообще в средневековье.
Сам обряд, запах ладана, латинские интонации погружали в благодать, описать которую невозможно.
Я не знал, почему прихожу сюда. Спросите меня, во что я верю, и я потянусь к газете, где есть расписание скачек. Как-то я, не подумав, рассказал об этом Кэти Б. С тех пор она меня все время дразнит.
– В чем дело? Можно подумать, ты язычница.
– Я буддистка.
– Ну видишь, о чем я? С чего бы тебе сюда приходить?
– Это как в телесериале «Возвращение в Брайдсхед».
– Что?
– В Англии католицизм исповедуют немногие избранные. Ивлин Во, Грэм Грин и так далее.
Она меня утомила. Сейчас я смотрел, как она приближается к монастырю. Я ее предупредил:
– Оденься соответствующе. Не на гулянку собралась.
На ней было длинное платье. Вполне годится для бала в «Банке Ирландии», но для мессы? Затем я заметил ботинки, те самые, и сказал:
– Ботинки!
– Я их почистила.
– Но они синие.
– Монахиням нравится синий цвет.
– Откуда ты знаешь?
– Я видела «Агнцы Божьи».
Тут она заметила мой нос, пальцы в гипсе и подняла брови. Я все рассказал. Она восхитилась:
– Вот здорово.
– У тебя что, крыша поехала?
– Как ты думаешь, они за мной придут?
– Нет никаких «они»… просто совпадение.
– Ну да… как же.
Зазвонил колокол. Кэти спросила:
– Откуда я узнаю, что надо делать?
– Делай то же, что и я.
– Тогда нас обоих выставят.
Внутри маленькой церкви было тепло и уютно. Кэти схватила листок со словами гимнов и взвизгнула:
– Они тут поют!
– Это не для тебя.
Но я ошибся.
Прихожане пели гимны хором. Кэти – громче всех. Когда месса закончилась, к нам подошла монахиня и поздравила ее, сказав:
– Хотите как-нибудь еще спеть в воскресенье?
Я тут же вмешался:
– Она не наша.
Кэти и монахиня посмотрели на меня с глубоким презрением. Я отошел в сторону.
Прибыл отец Малачи. Не успел слезть с велосипеда, как закурил сигарету.
Я сказал:
– Ты опоздал.
Он улыбнулся.
– Куда опоздал?
Малачи был очень похож на Шона О'Коннери минус
загар
гольф.
Я не назвал бы его другом. У священников другие привязанности. Я знал его с детства. Он оглядел мои раны и сделал вывод:
– Все пьешь?
– Это тут ни при чем.
Он вынул сигареты. Хорошие. Бело-зеленая пачка. Крепкие, как пинок мула, и настолько же смертельные.
Я заметил:
– Ты все куришь.
– Я и БетДевис.
– Она умерла, между прочим.
– Я это и имею в виду.
Он проследил за двумя монахинями и заметил:
– Шик-блеск.
– Что?
– Аккуратистки. Тут им нет равных.
Я огляделся.
– Как сейчас церковь относится к самоубийству?
– Собрался покинуть нас?
– Я серьезно. Все еще не разрешают хоронить самоубийц около церкви?
– Ну ты здорово отстал от жизни, Джек.
– Это ответ?
– Нет, это печальный факт.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.