Книга Стражи онлайн - страница 6

Факты

Мы с Кэти Б. перекусывали на природе. Под Испанской аркой. Ели китайскую еду и смотрели на воду. Она сказала:

– Я сделала отчет.

– Давай сначала поедим.

– Ладно.

Я кинул несколько кусков курицы лебедям. Похоже, им не очень понравилась китайская кухня.

Подошел пьянчуга и попросил:

– Дай пятерку.

– Я дам тебе фунт.

– Ладно, только евро не давай.

Он загляделся на еду, я предложил ему мою порцию. Он неохотно взял и поинтересовался:

– Иностранная?

– Китайская.

– Через час снова есть захочется.

– Но у тебя ведь есть мой фунт.

– И мое здоровье.

Он зашаркал прочь и начал приставать к каким-то немцам. Они его сфотографировали. Кэти сказала:

– Можно я тебе кое-что расскажу, прежде чем делать отчет?

– Валяй, я люблю слушать.

Она заговорила.

– Мой отец был посредственным бухгалтером. Он почти до пятидесяти лет проработал, и его ни разу не повысили. Мать непрерывно грызла его. Лучше всего помню, что у него было десять костюмов. Все совершенно одинаковые. Мать их ненавидела. Ирландцы про таких, как она, говорят: «ужас Господний». Он всегда был ко мне добрым и щедрым. Мне было девять, когда его выгнали с работы из-за пьянства. А мать выгнала его из дому. Он забрал свои десять костюмов и ушел жить на вокзал Ватерлоо. Он жил там, в тоннеле. Надевал чистый костюм и выбрасывал его, когда он становился грязным. В своем последнем костюме он шагнул под поезд, который выходил из Саутхэмптона в 9:05.

– Экспресс.

– Из-за матери я его ненавидела. Но когда я сообразила, что она такое, я начала его понимать. Я где-то прочла, что мать Хемингуэя послала ему ружье, из которого застрелился его отец. После смерти матери я разбирала ее вещи и нашла расписание вокзала Ватерлоо. Похоже, она рассчитывала на такой финал.

Она плакала, слезы катились по лицу и с легким плеском падали в вермишель, стекали, как дождь по стеклу. Я открыл одинокую бутылку вина и протянул ей.

Она отмахнулась.

– Я в порядке. Ты по-прежнему ничего не смыслишь в технике?

– Да.

– Тогда постараюсь объяснить попроще. Я ввела в компьютер кое-какие данные насчет самоубийств среди подростков и два раза попала в точку. Когда-нибудь слышал о Плантере?

– Который делает арахисовое масло?

– Нет, у него огромный магазин «Сделай сам» на задах площади Короля Эдуарда.

– Там, где сейчас новый «Даннес»?

– Да.

– Черт, площадь Короля Эдуарда! Слушай, это же самый центр города. Как это по-ирландски!

Она смерила меня взглядом.

– Из трех самоубийств среди подростков три девушки работали там хотя бы неполный рабочий день.

– И что?

– А то, что странно это. Хозяин, Бартоломео Плантер, – переселившийся шотландец. Денег навалом.

– Это неубедительно, Кэти.

– Еще не все.

– Давай дальше.

– Догадайся, кто охраняет магазин?

– Не знаю.

– Зеленая гвардия.

– И?

– Они пользуются услугами Ирландской земельной лиги.^[1]

– Вот как?!

– Именно. – Она взяла бутылку и отпила глоток. – Что теперь, красавчик?

– Думаю, мне стоит повидать мистера Плантера.

– Мистера Форда.

– Форда?

– Он там менеджером.

– Ладно, пойду к нему.

Она посмотрела на воду, потом сказала:

– Хочешь трахнуться?

– Что?

– Ты меня слышал.

– Господи, да тебе же… Сколько? Девятнадцать?

– Ты собираешься расплачиваться со мной за работу?

– Да… скоро.

– Тогда хотя бы переспи со мной.

Я встал.

– Что-нибудь еще?

– Конечно.

– Слушаю.

– Мистер Плантер любит играть в гольф.

– Вряд ли это можно назвать подозрительным поведением.

– Можно, если знать, с кем он играет.

– С кем же?

– Со старшим инспектором Кленси, вот с кем.

Я пошел прочь.

«Сделай сам»

Чуть было не сказал, что надел свой лучший костюм, но на самом деле он у меня всего один. Купил его в Оксфэме два года назад. Темно-синий, с узкими лацканами. Придает мне солидности. Помните видео с Филом Коллинзом (Phil Collins), где он сразу в трех экземплярах? Вот такой и у меня костюм. Оставалось только надеяться, что я не похож на Фила Коллинза.

У меня была белая рубашка, которую я, к несчастью, постирал вместе с синей футболкой. Приходилось довольствоваться тем, Что есть. Слегка распущенный галстук, чтобы добиться эффекта «Мистер, положил я на все это с прибором». Прочные коричневые ботинки. По обуви можно судить о человеке. Поплевал на них и тер, пока они не засверкали, как зеркало.

Взглянул на себя в зеркало. Спросил сам себя: «Ты купил бы у этого человека машину?» Нет.

Потом позвонил Саттону на мобильный. Пообщался с автоответчиком и оставил послание. Пошел в город, стараясь ощущать себя гражданином. Не очень получалось. Проходил мимо аббатства, зашел и поставил свечу святому Антонию, который находит потерянные вещи. Мне пришло в голову, что стоит попросить его найти меня самого, но это показалось мне слишком театральным. Люди шли на исповедь, и как бы мне хотелось так же легко получить очищение.

У аббатства монах-францисканец пожелал мне доброго утра. Он так и светился здоровьем. Моего возраста, но ни одной морщины на лице.

Я спросил:

– Вам нравится ваша работа?

– Это работа во славу Господа.

Так мне и надо, нечего спрашивать. Я пошел дальше, к площади Короля Эдуарда. Прошел через «Даннес», где увидел шесть рубашек. Мне такие не по карману. Двинулся дальше – в магазин Плантера. Огромный. Он занимал всю бывшую парковку. В приемной спросил мистера Форда.

Девица поинтересовалась:

– Вам назначено?

– Нет.

– Понятно.

Но ей ничего не было понятно. Она позвонила куда-то и сообщила, что мистер Форд меня примет.

Я поднялся на лифте на пятый этаж. Офис был довольно скромным. Форд говорил по телефону. Он жестом пригласил меня сесть. Он был маленький, лысый, в костюме от «Армани». Сдержанно энергичный с виду. Закончив разговор, повернулся ко мне.

– Спасибо, что приняли меня, – сказал я. – Я – Джек Тейлор.

Он слегка улыбнулся. Мелкие желтые зубы. Роскошный костюм и скверные зубы. В улыбке не было ни капли тепла. Он сказал:

– Вы так произнесли свое имя, будто оно должно для меня что-то значить. Но я о вас никогда не слышал.

Я тоже умею улыбаться. Продемонстрировал, чего можно добиться с помощью хорошей пасты, и сообщил:

– Я расследую смерть Сары Хендерсон.

– Вы полицейский?

– Нет.

– Тогда кто?

– Никто.

Приятно отплатить той же монетой. Он сообразил:

– Значит, я не обязан с вами разговаривать?

– Разве что из обычной порядочности.

Он обошел стол, поправил острую как бритва складку на брюках и сел на край стола. Ноги чуть-чуть не доставали до пола. Туфли свои он покупал в «Бэлли». (Я-то прекрасно знаю все, что не могу себе позволить.) Носки с ярким рисунком.

– Нет серьезной причины, почему бы мне не отправить вас отсюда к чертям собачьим, – заявил он.

Я сообразил, что парень обожает говорить, просто тает от звука своего голоса. Я сказал:

– Вас не удивляет, что три девушки, которые умерли, работали здесь?

Он хлопнул себя по коленке.

– Вы представляете себе, сколько сотен служащих проходит через эти двери? Было бы странно, если бы они все оказались бессмертными.

– Вы знали эту девушку?

Похоже, я не понимал, что значит «сардонический», пока не услышал его смех.

– Сильно в этом сомневаюсь, – ответил он.

– Вы не могли бы сказать точнее? Сделайте одолжение ее матери.

Он соскочил со стола, нажал на кнопку интеркома и сказал:

– Мисс Ли, принесите мне досье Сары Хендерсон, – и сел, весь из себя спокойный и расслабленный.

Я заметил:

– Впечатляет.

– Что, интерком?

– Нет, как вы уверенно, ни разу не запнувшись, выдали имя девушки.

– Именно поэтому я здесь и сижу в костюме ценой в три штуки, а на вас… как бы это сказать… воспоминания о позапрошлом годе.

Появилась секретарша с тоненькой папкой. Форд потянулся за очками: естественно, это было пенсне. Издал несколько звуков, что-то вроде

гммм…

хмм…

а…

Затем закрыл папку и заявил:

– Девица была прогульщицей.

– Кем?

– Не любила работать. Нам пришлось с ней расстаться.

– И все?

– Все. Увы, она, как бы это сказать, – брак. Никакого будущего.

Я встал.

– Вот тут вы правы. У нее точно нет никакого будущего.