Книга Любовник Дженис Джоплин онлайн

Леоноре

1

Пусть холодно – никому до этого нет дела. Плохая погода не помеха парам, что танцуют далеко в горной сьерре под волшебным светом луны у ворот сарая, где в полумраке играет магнитола с единственной кассетой. «А что еще нужно для счастья?» – размышляла Карлота Амалия Басайне, наблюдая за парнями, которые дурачились в сторонке, поскольку им не досталось девушек для танцев. Она подумала, не пойти ли позабавиться вместе с ними, но потом решила, что сегодня хочет чего-то другого. Танцевать ей нельзя, это все знали: Карлота помолвлена с Рохелио Кастро, а значит, она теперь отрезанный ломоть. Посему никто из парней не осмеливался и близко к ней подойти, даже эти ребята, которые предпочитали развлекаться тем, что издевались над Давидом Валенсуэлой, награждая его подзатыльниками и тычками в спину с криками: «Закрой хлебало, каброн, а то муха залетит!» Они лишь недавно вернулись с побережья или из Соединенных Штатов, куда ездили на заработки, а те, кто оставался здесь, неплохо получали на сборе урожая индийской конопли и опиумного мака, а как же иначе – «золотой треугольник» день ото дня становился все могущественнее! Только простофиля Давид по-прежнему ходил в деревенских дурачках. Однако не такой уж он и дурачок, думала Карлота, не тащит же в рот букашек, не несет всякую чушь! Просто немножко заторможенный, не от мира сего – в общем, простофиля, но зато простодушный и милый в отличие от всех остальных. Давид размышлял, как поступить – ему всегда не хватало решительности, – а парни тем временем не переставали отвешивать ему тумаки и портить настроение. Спасаясь от издевательств, он приблизился к танцующим, но столкнулся с невестой Рохелио Кастро и зарделся под ее лукавым взглядом.

– Привет! – поздоровался Давид и хотел было пройти мимо, но, услышав голос Карлоты: «Давид!», встал как вкопанный. – Чего тебе? – спросил он испуганно, разинув рот, и девушка ответила:

– Пойдем танцевать!

Началась новая песня, а Давид подумал о Рохелио Кастро; по слухам, он прикончил шестерых в Санта-Аполонии – или больше, чем шестерых? – во всяком случае, в Вердуго трупов было четыре. И тогда Давид сказал себе: «Лучше б ты вообще ее не замечал». Но отказываться от заманчивого приглашения не хотелось – да и кто из парней, обитающих в окрестной сьерре, отказал бы ей? Однако это означало бы посягательство на права жениха, что грозило большими неприятностями! Давид смущенно замялся. Девушка заглянула ему в глаза:

– Не хочешь? – И Давид увидел, как она облизнула губы розовым языком.

«О господи, одно дело, если бы ты сам ее пригласил, и совсем другое, когда она тебя чуть ли не силком тянет!» Но ведь отец наставлял его, что любовь опасна, смертельно опасна! Давид не раз слышал пение Карлоты в доме по соседству: «Как слиток с формой – я и мой Хуан!»; охотясь в горах – мама велела поймать броненосца, ей нужен жир, чтобы вылечить сестренку от кашля, – он часто представлял себе, как Карлота раздевается у него на глазах; многие годы мечтал о ее бархатистых зеленых глазах, о белизне стройного красивого тела! Девушка, похоже, знала об этом, а если не знала, то догадывалась: женщины всегда чувствуют, когда нравятся мужчине. Давид понурился, пробормотал:

– Ладно, – и покорно пошел вслед за ней к слившимся в танце парам – молодежь у них в деревне изысканным манерам не обучена.

Карлота расстегнула свою красную курточку, и они начали танцевать. Давид вел неловко, не решаясь прижать ее к себе, и девушка подзадорила его:

– Ну же, Давид, не будь таким застенчивым! Обними меня, иначе что это за танец!

И тогда они плотно прильнули друг к другу. А поскольку куртка Карлоты была расстегнута, ее груди уперлись в Давида, и у него возникла эрекция. Тут ему стало чертовски обидно: боже милостивый, ну почему так происходит, вот женщина, которую он любит, каждый день видит или слышит ее голос со двора и из кухни своего дома, и именно в такую минуту он должен сдерживать себя! Давид отставил ногу в сторону наподобие известного комика Кантинфласа – разве не предупреждала его мать, что грешно касаться того места! – да только в молодой крови мудрость выкипает; в конце концов, Давиду и двадцати еще нет, а Карлоте только недавно исполнилось шестнадцать. И очень скоро он перестал сопротивляться желанию и всем телом прижался к девушке.

Холод стоял немилосердный, но собравшиеся либо пили, либо танцевали, и непогода им ничуть не мешала. Сквозь легкий туман Давид наблюдал, как многие пошатывались после долгого потребления мескаля местного производства. Тогда он закрыл глаза и погрузился в ощущения чуть влажного ушка Карлоты, ее притиснутых к нему ног, аромата волос. «Ах, как я хочу тебя в жены, – думал Давид, – давай уйдем сегодня вместе прямо ко мне домой, или сбежим в Дуранго, или в Кульякан, туда добираться ближе, можем полететь на самолете или даже уехать верхом!» Карлота Амалия полегоньку подогревала его пыл; нельзя сказать, чтобы сосед вызывал у нее восторг, но, во всяком случае, не был неприятен – довольно привлекательный, опрятный. Жалко только, что ненормальный. Опять же, помолвка с Рохелио Кастро лишила ее возможности заигрывать с другими парнями; два заезжих молодца, не пожелавшие считаться с местными обычаями, уже поплатились жизнью за это. Когда она была совсем маленькой, Давид ей очень нравился, но по мере взросления Карлота стала обращать внимание на его странности и недостатки, о которых говорили люди и которые делали юношу таким непохожим на всех остальных: постоянно открытый рот, слишком крупные передние зубы… Жаль, жаль! Однако сейчас Карлоте хорошо с ним; она не собиралась заходить так далеко, но поддалась упоительному танцу, который возбуждал ее все больше; в итоге ей даже пришлось начать разговор, чтобы сохранить хотя бы видимость соблюдения приличий.

– Я слышала от Дуке, что ты убил трех диких кроликов подряд тремя камнями. Ты в самом деле умеешь так метко бросать?

– В общем, да, более или менее. – Давид прикидывал в уме, сколько у них могло бы родиться детишек; пожалуй, четверо: две девочки и два мальчика.

– А ты любишь кроличье мясо? – не унималась Карлота.

– Люблю. – Лучше шесть девочек и шесть мальчиков. – А оно тебе больше нравится тушеное или жареное?

– Тушеное, а тебе?

– Жареное. А ты можешь попасть камнем в крысу с десяти метров?

– Не знаю, не пробовал.

– А в тарантула?

– Ну, этих тварей я просто давлю ногами!

Давид совсем потерял голову, все недавние сомнения и неуверенность куда-то улетучились. Он держал в своих объятиях неземное тело женщины и наслаждался ощущением приближающегося оргазма. Карлота, чувствуя его мужскую упругость, спохватилась – это уж слишком, всему есть предел, лучше продолжить беседу о кроликах, однако, с другой стороны, ей тоже стало невмоготу сдерживать себя, да их и не видит никто, они танцуют в темном уголке, а потому позволила ему вести себя все дальше, дальше, дальше… Внезапно Давид, достигнув кульминации, круто выгнулся у нее в руках, так, что, казалось, позвоночник вот-вот переломится. Сильно запахло спермой, и немного испуганная Карлота успокоительно погладила его по шее:

– Ну, что ты, что ты…

Давид замер на несколько мгновений, потом возобновил танец, механически переставляя ноги, тяжело дыша, без тени улыбки… В этот момент кассета закончилась, и Карлота чуть отстранилась. Ей следовало раньше остановить его, ведь они даже не дружат. Впрочем, никто ничего не заметит, кому есть дело до деревенского дурачка! Бедняга…

Времени было около восьми вечера. Двор едва освещался тремя качимбами на солярке. Давид все не отпускал Карлоту, хотя остальные пары разошлись на перерыв.

«Она любит меня, я отведу ее к себе домой и буду содержать на деньги, что зарабатываю на лесопилке, а если Рохелио Кастро воспротивится, мы уедем в Тамасул, куплю ей одежду, а жить пока будем у тети Альтаграсии!» Однако прежде, чем зазвучала обратная сторона кассеты, их разъединил не кто иной, как сам Рохелио Кастро.

– Это еще что за хренотень? Ты что себе позволяешь, козел, недоумок? Забыл, кому принадлежит эта телка? – Он оттолкнул Давида. – Или ты не знаешь, что ее никому, кроме меня, лапать не позволено? – Давид словно язык проглотил. Они вместе учились в начальной школе, и Рохелио уже тогда был порядочной скотиной.

– Перестань, ничего не было! – вмешалась Карлота.

– Тебя не спрашивают! – отрезал Рохелио; от него разило перегаром и марихуаной, и девушка отошла в сторону – а что ей оставалось делать? Она понимала, что совершила ошибку; как бы ни хотелось, ей запрещено танцевать даже с деревенским дурачком. Давид словно окаменел, изо всех сил сдерживая внезапные позывы испражниться. Рохелио, наоборот, постепенно успокаивался.

– Всем известно, что эта девчонка принадлежит мне со всеми потрохами, я ее упаковал и опечатал! – В глубине души ему даже стало немного жаль Давида: придурок убогий, ну что он мог ей сделать!

Не тусклые качимбы, а предательница луна осветила давидовские штаны цвета хаки, на которых красноречиво выделялось темное пятно. Рохелио опустил взгляд, и тут словно бес в него вселился.

– Ах ты, ублюдок! – воскликнул он, вынимая из-за пояса револьвер. – Не хватало еще, чтобы дурак из дураков во всей деревне мозги мне пудрил! – Рохелио мог убить Давида сразу, без лишних слов, но ему хотелось прежде хорошенько унизить его. Он обернулся к своей невесте: – А тебе, значит, потрахаться приспичило, сучка недоношенная? Так я тебе мигом устрою, увидишь небо в алмазах! – Потом опять закричал на Давида: – Мужика из себя строишь, каброн? – и выстрелил ему под ноги, отчего тот подпрыгнул на месте. – Ишь, какой мачо вылупился! – Он снова выстрелил, и Давид упал рядом с качимбой; резь в животе стала невыносимой. Рохелио пнул его, метя в половые органы, но не попал. Воспользовавшись тем, что он опустил пистолет, Давид вскочил и бросился прочь со двора. – Ты куда, мать твою! – Рохелио догнал его, загородил дорогу и стал бить ногами. Охваченный ужасом, Давид искал спасения и не находил.

– Мне надо в уборную! – выкрикнул он.

Рохелио выстрелил в воздух.

– Стой, пендехо безмозглый!

– Я хочу домой! – Хоть и дурачок, Давид понимал, что наступил его смертный час; в здешних краях, если спор из-за женщины решается посредством пистолета, пиши пропало! Тем более что пистолет находился в руке Рохелио Кастро; его семья славилась по всей округе богатством, нажитым на выращивании марихуаны, и звериной жестокостью. Из семи братьев Рохелио был самым кровожадным.

– Я тебя заставлю оттрахать собственную мать, каброн слабоумный!

Краем глаза Давид увидел, как Карлота Амалия в окружении подруг повернулась к ним спиной, чтоб не смотреть на издевательство. Остальные испуганно замерли на месте; насилие порождает всеобщую трусость. Тогда Давид перевел взгляд на своего врага; Рохелио, прежде чем убить его, картинно поднял к небу пистолет, затем начал медленно опускать. Давид кончиками пальцев нащупал крупный камень и, не раздумывая, движимый инстинктом самосохранения, неожиданно и сильно метнул его. «Пок!» – стукнулся камень о голову Рохелио.

Тот упал замертво. Все произошло так внезапно, что время будто остановилось на мгновение, качимбы на какой-то миг засияли лунным светом, а их тусклые огоньки улетучились неведомо куда. Давид в изумлении посмотрел на окружающих:

– Это я бросил в него камнем? – В ответ на него молча уставились физиономии, вытянутые, как циферблаты часов на картине Дали. – Я попал ему в голову? – Давиду вдруг померещилось, что из ночной тьмы на него глядит лицо отца, окруженное разными зверями. – Папа, я не понимаю, что произошло! – Но воображение уже играло с ним новую шутку; теперь ему привиделись мать и сестры. Давид поискал глазами Млечный Путь, желая убедиться, что не грезит, но не увидел неба из-за тумана, и это окончательно сбило его с толку. А где же Карлота? С ней так хорошо танцевать».

Внезапно в голове Давида словно кто-то проснулся, и он услышал внутренний голос: «Какие испытания меня ожидают? Хоть бы они продлились не слишком долго! В чем дело?» – спросил самого себя Давид, глядя, как люди молча толпятся вокруг трупа Рохелио Кастро, чья рука все еще сжимала пистолет… Потом все разом зашевелились и начали говорить, говорить…

– Кто известит дона Педро Кастро?

– Надо куда-то спрятать дурака, прежде чем сюда явятся братья!

– Позовите его отца!

– Да, не хотел бы я оказаться на его месте!

– Бедняга, что они теперь с ним сделают?

Карлота с ужасом взирала на страшную картину. Давид оставался в растерянности. «Я убил его камнем?» Рохелио относился к нему не так уж плохо, а Давид убил его с одного броска камнем по голове, как оленя, однажды встреченного им в горах. «В малой деревне грехи велики!» – заверил его внутренний голос. «Я должен отделаться от этого чертова наваждения!» И уже весь двор заволокло туманом.

– Это все Карлота виновата, – говорили те, кто пил мескаль-чакаленьо. – С какой стати она принялась танцевать, если знает, что помолвлена?

«Надеюсь, он не будет слишком пугаться, ощущая мое присутствие, – прошептал в голове Давида внутренний голос с каким-то механическим отзвуком. – Привыкать всегда трудно».

– Надо вызвать команданте Насарио, – предложил кто-то, и Давид опять почувствовал, как кишечник сжался от позыва опорожниться. Он вспомнил, что несколько дней назад, когда охотился на броненосцев в горном ущелье, у него на глазах команданте Насарио со своими подчиненными расстрелял трех человек, приняв их за партизан. Тюрьма в Чакале была грязной до омерзения, в ней невыносимо смердело дерьмом, которое никто не убирал.

– Команданте Насарио арестует меня? – задал Давид вопрос самому себе, и все тот же голос ответил: «Давид, ты слышишь меня?» – Голос походил на женский, только грубоватый, словно простуженный, либо на высокий мужской, и заполнял голову до отказа, просто распирал ее; Давид теперь слышал только его и ничего не понимал. – «Вижу, это тот случай, когда на правосудие полагаться нельзя!» – Давид в испуге разинул рот.

– Что это, кто говорит?

«Как хорошо, что ты слышишь меня», – заметил голос, а Давида сковал страх. Он стал вглядываться в туман, но не увидел никого, кто хотя бы смотрел на него, все были заняты покойником.

«Не ищи меня, все равно не увидишь, я нахожусь у тебя внутри».

– Внутри?

«Ты только что отправил этого несчастного на тот свет».

– Где ты, кто ты есть?

«Сказано тебе, я внутри, перестань спрашивать одно и то же!»

– Не может быть, чтобы ты находился у меня в голове!

«Еще как может! Успокойся, я тебе все объясню!»

– Ты дьявол?

«Нет, я твоя бессмертная часть».

– Что?

«Я карма – то, что возродится к жизни, когда ты умрешь».

– Когда я… Не понимаю.

«Ничего, придет время, поймешь!»

– Я не хочу умирать!

«Да не бойся ты, я не причиню тебе ала!»

– Не хочу слышать тебя, ты нечистая сила, оставь меня в покое!

Привлеченные криками, Давида окружили люди.

«Не затевай скандала, – наставительно произнес голос. – Со мной не обязательно разговаривать вслух, я прекрасно слышу твои мысли».

Давид затряс головой:

– Изыди, анафема, я не хочу отправляться в ад! – Он тяжело и часто дышал, затыкал пальцами уши и кричал: – Уходи! Уходи!

Давид даже не замечал, что все остальные столпились вокруг него с выпученными глазами.

– Позвольте пройти! – сказал кто-то, и Давид узнал отцовский голос.

– Папа, я не хочу в тюрьму!

– В тюрьму? Да если они тебя схватят, то сразу убьют! – Отец взял его под руку.

– У меня в голове поселился дьявол!

– Успокойся! Пойдем отсюда! – Они вышли на узкую деревенскую улицу, где стояла приведенная отцом лошадь.

Проскакав верхом с километр, они наконец очутились на проложенной среди низких холмов взлетной полосе. Отец Давида стал всматриваться сквозь туман, пока не разглядел небольшой самолетик; в метре от него под навесом сидел летчик и пил. Отец сразу перешел к делу, но летчик решительно отказался:

– Нет, сеньор, погода паршивая, слишком опасно, сами видите – мы друг друга-то едва различаем. Кроме того, у меня нет лицензии на пилотирование в ночное время.

– Я все понимаю, а потому плачу тебе двойную цену.

– Да в чем дело, сеньор? – насмешливо спросил летчик. – Я и сам люблю иногда побезобразничать, но не до такой степени, жизнь у меня только одна!

– Хорошо, пять песо, чтобы покрыть все твои издержки!

Давид слушал отца и ничего не понимал, слишком много всего свалилось на его голову за короткий срок, так что мозг уже не справлялся с новой информацией.

– Я что, должен уехать? Но куда?

«Конечно, ты должен уехать, – ответил ему внутренний голос. – Ты ведь убийца, от таких, как ты, одни неприятности!»

– Замолчи! – выкрикнул Давид, и отец с летчиком обернулись.

– Это кому ж замолчать?

– Он немного не в себе, – пояснил отец. – Ему надо в больницу.

– Так покажите его врачу дона Педро Кастро!

– Нет, я хочу отправить его в одну частную клинику.

– Мне очень жаль, но я не смогу доставить его, – упрямился летчик. Издалека сквозь туман стали доноситься невнятные возгласы. – Я совсем недавно привез Рохелио Кастро, и он велел мне ночевать здесь.

– А, так ты пилот Рохелио? – Мужчина утвердительно поджал губы. – Тогда тебе лучше поскорее уносить ноги. Рохелио только что убили и, похоже, за тобой тоже сейчас явятся. Слышишь, кричат?

– Не пытайтесь мне мозги пудрить, нашли сопляка!

– Да с какой стати мне тебя обманывать! Разве не твой самолет приземлился меньше часа тому назад? Ты привез Рохелио на танцы, он там с кем-то девку не поделил, и его убили!

– Ни черта себе! – заинтересовался летчик.

– Женщину зовут Карлота, и Рохелио прилетел за ней, правильно? Ну вот, там он и остался, а теперь тебя ищут.

– Да меня-то за что же?

– Отец девушки считает, что ты сообщник. – Издалека опять послышался едва различимый крик:

– Сдавайся!

Летчик посмотрел на Альфонсо Валенсуэлу и сказал:

– За десять песо!

– За пять, и отвезешь его вот по этому адресу.

– Эх, да что там, о чем разговор, сеньор Валенсуэла, наша жизнь и сентаво ломаного не стоит! Вы полетите?

– Нет, мне лучше побыть здесь.

Давиду не давала покоя его бессмертная часть, решившая выступить в роли советчицы: «Когда кого-то убиваешь, самое верное – спасаться бегством. Немного движения пойдет тебе на пользу».

– Может быть, лучше на лошади? – обратился Давид к отцу.

– Хочешь, чтобы тебя схватил Насарио? Нет, ты полетишь на самолете, и поторопись, пока сеньор не передумал, он отвезет тебя домой к твоим дяде и тете, поживешь несколько дней у них. – Летчик запустил моторы, и Давид захныкал:

– А как же дьявол?

Отец обнял его:

– Не обращай на него внимания, сынок, – и подтолкнул к самолету. – Знаю, как тебе тяжело, но лететь надо, ты же знаешь этих Кастро! Ну, попутного ветра! – Самолетик покатился, а папа остался стоять на взлетной полосе и, удаляясь, постепенно растворялся в тумане. Давно уже Давид так не плакал. Послышался выстрел, потом еще один.

– Спокойно, – сказал летчик. – Еще немного, и мы в Кульякане!