Страницы← предыдущаяследующая →
«Видишь этого парня с битой? Почему бы тебе не вмазать ему по башке, как Рохелио?» – Именно сейчас Давид меньше всего ожидал, что его бессмертная часть даст о себе знать. До сей минуты его не беспокоил голос женщины с лишним мужским гормоном, словно приберегая свои гадости для этого ответственного момента, когда Давид, одетый в форму «Лос-Томатерос», выйдет против мощной команды университета Южной Калифорнии. Продолжалась четвертая партия. В предыдущих трех с одной третью его убийственные «стрейты», достигающие скорости девяноста трех миль в час, «пробили» десять бэттеров подряд. Ошеломленные зрители не верили своим глазам. А мексиканцы на трибунах, наблюдая за подачей Давида, очень скоро стали восторженно скандировать: «Санди Коуфакс, Санди Коуфакс, тебе нет равных, чертов Санди!»
И вот тогда в голове у него прозвучал знакомый голос: «Мне нравится эта игра, она усиливает в тебе инстинктивное желание убивать!» – и тут же замолк. Однако, напомнив о себе, бессмертная часть лишила Давида душевного равновесия; он мгновенно взмок от пота и стал торопливо повторять шепотом:
– Дьявола нет, дьявола нет!
Это нехитрое заклинание подействовало на него успокаивающе, но у кармы, очевидно, имелись иные планы. Грегорио заметил, как Давид прижал бейсбольную перчатку к покрытому испариной лицу, и догадался, что его снова мучают слуховые галлюцинации. Он попросил тайм-аут и вышел на игровую площадку. Чоло и остальные игроки хотели было подойти к тренеру и выслушать его инструкции, но Грегорио крикнул им, чтобы оставались на своих местах.
– Дьявола нет! – продолжал твердить Давид, у которого к этому времени трибуны поплыли перед глазами.
– Тебе плохо? – спросил Грегорио.
– Я слышу дьявола, дядя! – прошептал Давид, не отнимая от лица перчатку.
– Вот гад, что же он прицепился, у тебя как раз шла не подача, а конфетка, а ему приспичило из нее говняшку сделать, сукину сыну! Послушай, племяш, а что, если тебе сейчас не противиться этому голосу? Немножко пойти у него на поводу? А вдруг поможет?
– Дьявол говорит, что бесполезно, ничего не выйдет.
– Да, так не годится, племяш! – Грегорио знаками подозвал запасного питчера. Давид отдал ему мяч и отнял от лица перчатку.
Шагая в раздевалку, он тяжело дышал, у него пересохло во рту.
– Что с тобой, Давид? – удивленно спросил у «его Чоло. Публика аплодировала великолепному Санди и освистывала Грегорио, не понимая, зачем ему понадобилось заменять питчера, который так хорошо подавал.
– Вот чертов тренер, – сказал кто-то из зрителей. – У нас, мексиканцев, всегда так – стоит кому-нибудь с умением взяться за дело, мы его тут же носом в дерьмо!
В раздевалке Давид лег на скамью и сжал руками голову. После его ухода с поля команда соперников быстро завладела преимуществом и задала «Лос-Томатерос» взбучку, какую те не забудут всю жизнь. К концу матча к Грегорио подошел гринго с дымящейся сигарой, явно кубинец по происхождению.
– Эй, трэнэр, зачем вы убрали того парня, что подавал вначале?
– Ему стало плохо.
– А что с ним?
– Объелся гамбургеров!
– Вот дерьмо! Надеюсь, он поправится? Им заинтересовался клуб «Доджерс».
– Неужели?
– Да. – Он протянул свою визитку. – Мы думаем, из него получится отличный пробивной питчер.
– Каким образом?
– Хотим подписать с ним контракт.
– Вы что, всерьез?
– Вот документ, сынок. – И он показал бумагу, отпечатанную на английском языке.
– Вы можете мне перевести?
– Пожалуйста. – И гринго по фамилии Кент зачитал пункт за пунктом.
Некоторые положения контракта Грегорио взял на заметку, другие запомнил наизусть, а последние уже не слушал, прикидывая, сколько же заработает его племянник. Чоло и остальные члены команды ошеломленно слушали с разинутыми ртами. Сеньор Кент заявил, что юноше придется остаться в США – он намерен включить его в состав команды города Сакраменто и через три дня повезет в Вашингтон для участия в первом матче лиги.
– Мы как раз подыскивали такого питчера, и мне просто повезло, что я его увидел.
– Но у него нет грин-кард!
– Не важно, мы об этом позаботимся.
– А ему полагается медицинское обслуживание? – поинтересовался Грегорио, вспомнив о слуховых галлюцинациях Давида.
– Какого хрена, он что, болен?
– Нет, конечно, но мало ли, вдруг опять гамбургерами объестся!
– No problem, если подобное повторится, поставим ему клизму и напоим настойкой из ромашки, а кроме того, его медицинская страховка покрывает лечение любого недуга, от головной боли до депрессии.
– Ну, тогда попутного ветра? – сказал Грегорио. – Что дальше?
– Он должен подписать контракт и остаться в США. Куда подевалась наша звезда?
– В раздевалке.
– Тогда пошли туда, пусть подмахнет бумагу!
– Лучше я сам отнесу ему контракт, а с вами встретимся позже в мотеле «Сикс», что на бульваре Сансет, даю вам слово!
– О'кей, брат! – И гринго выпустил облако сигарного дыма. – Увидимся!
– Вот черт! – воскликнул Чоло, выразив общее изумление.
Давид спал на скамейке в раздевалке. Грегорио разбудил его и принялся растолковывать, какие выгоды сулит ему контракт с американцами:
– Даже если ты в конечном итоге по каким-то причинам не станешь играть за «Доджерс», тебя по меньшей мере могут вылечить, разве не здорово? Что скажешь?
– Вам виднее.
– Тогда распишись вот здесь! – Дядя положил перед Давидом контракт, в котором уже значилось его имя.
– Я же говорил тебе! – воскликнул Грегорио восторженно. – Чертовы гринго, гребут под себя все самое лучшее!
– Санди Коуфакс! – выкрикнул Чоло.
Все ребята по очереди поздравили Давида и решили, что это событие надо отпраздновать. Давид пребывал в растерянности; он понимал, что не каждому выпадает удача не только играть в бейсбол, но и получать за это деньги, однако не разделял общей радости, ведь заинтересовать сеньора Кента не составило для него большого труда.
– Команда гринго! – не унимался Чоло, – Да не кто-нибудь, а сами «Доджерс», ни больше ни меньше! Даже зрители тебя уже Санди Коуфаксом окрестили, чего тебе еще надо, задница? – Сантос протянул ему бутылку с пивом, но Грегорио остановил его:
– Ему нельзя пить, иначе контракт автоматически прекращается, там есть такой пункт. Это теперь для него непозволительная роскошь. Подумай только – поиграешь годик в юношеской команде, потом, если будешь вести себя хорошо, перейдешь в тройку «А», а оттуда до большого бейсбола один шаг! И тогда, мать их, деньги на тебя посыплются, как дерьмо! Послушай, племяш, в жизни подобный, шанс выпадает только раз, и упускать его нельзя! Единственное, о чем я сожалею, – что тебя берут к себе не «Янки».
Чоло посоветовал Грегорио не беспокоиться по поводу пива, поскольку готов сам выпить все, что отныне не достанется его племяннику. С этими словами он от избытка чувств вылил на голову Давиду содержимое бутылки. Все сразу закричали;
– Огонь по Санди! Вьетнам ему, Вьетнам! – и принялись бросаться кубиками льда, поливать друг друга струями минералки, пива и мочи, затеяв такую войну, что Давиду пришлось спасаться бегством.
Все это время он не забывал, что убил человека, где там; да и его бессмертная часть не уставала напоминать ему. И все же дальнее путешествие, участие в бейсбольном матче подействовали на Давида успокаивающе, хотя, с другой стороны, огромный город просто ошарашил. Бог мой, что же это такое? Дома, машины, неоновые огни, улицы запружены суетливой толпой! Шум, сумятица! Давид привык к просторам и безлюдью сьерры и не понимал, как можно жить в этакой толчее.
– Да, брат Санди, здесь так, люди идут тебе навстречу, но ты для них будто и не существуешь! – Сантос Мохардин, с которым Давид очень сдружился, не покидал его ни на минуту. Хотя темные круги у него под глазами стали еще заметнее, Чоло восхищал Давида своим бесстыдством и легким нравом. Он любил поговорить, приставал к женщинам прямо на улице и чувствовал себя в большом городе как рыба в воде. Из музыки предпочитал Джима Моррисона и «Роллинг стоунз». Его родители были мелкими землевладельцами, их ранчо располагалось неподалеку от Кульякана. Чоло ненавидел убогое фермерское существование и поступил в университет изучать агрономию только потому, что это давало ему возможность жить на родительском иждивении. В прошлом году он занялся продажей марихуаны, которую и сам постоянно курил, а поездку в Калифорнию использовал для деловых целей. Чоло знал, что на границе никто не будет слишком тщательно проверять багаж пассажиров автобуса Кульяканского технологического университета, въезжающих в США по особому приглашению, и без ведома Грегорио прихватил с собой целый чемодан травки. Потом установил контакте парой гринго, пытавшихся продать ему дурь на стадионе, и, как только выдалось свободное время, вызвал их к себе в мотель. Там он передал американцам свой груз, получил в обмен полную сумку долларов мелкими купюрами и таким образом провернул выгодную сделку. Давид, поселенный в одну комнату с Чоло, с беспокойством взирал на происходящее.
Немного испуганный, Давид вышел подышать свежим воздухом, а заодно убедиться, верны ли рассказы о чудесах, творящихся в ночном Лос-Анджелесе. Он зашагал по бульвару Сансет, ошеломленно пробираясь сквозь возбужденную толпу негров, латинов, белых, ослепленный таким количеством света, что не видно звезд на небе. Давид робел уже гораздо меньше, чем в первые дни, и с интересом разглядывал бары, рестораны, магазины, проституток и педерастов. Гвалт стоял невообразимый, как будто весь мир собрался здесь, чтобы поразвлечься.
«Правду говорили мне в Чакале, пива здесь хоть залейся, и тетки ходят чуть ли не в чем мать родила!» – «Это бал сатаны, – подсказала ему бессмертная часть. – Специально для моряков, вернувшихся из плавания». Давид притворился, что не слышит никакого голоса, и заставил себя думать о Карлоте Амалии. Что-то она сейчас делает? Наверно, спит или болтаете подружками. Мысли о ней тут же повлекли за собой воспоминание о Рохелио. «Если бы он припозднился хоть на десять минут, то, возможно, остался бы в живых, а я с Карлотой был бы сейчас в Тамасуле. А может быть, в Кульякане. Карлота, любимая!» Давид шагал в сторону Голливуда. Он напишет ей письмо и позовет к себе, объяснит, что сам уже не вернется: «По вине дона Педро Кастро, понимаешь? Он потребовал этого от моего папы. Прости за почерк; это самое первое письмо в моей жизни, до сих пор мне было некому писать; здесь очень красиво, меня приняли на работу в «Доджерс», и я уже подыскиваю для себя жилье; здесь есть дома выше склонов ущелья Какачила; я приехал играть в бейсбол, и гринго подписали со мной контракт, мне не хочется к ним, но дядя Гойо говорит, что я буду зарабатывать в тысячу раз больше, чем на лесопилке; да, здесь есть лед, посмотрела бы ты – в мотеле стоит аппарат, который делает ледяные кубики, мы их все время таскаем, потому что они бесплатные, и играем в войну во Вьетнаме, суем их друг другу за воротник и вся одежда намокает!» Давид брел куда глаза глядят, не замечая, как редеет толпа, затихают гам и гогот; неожиданно для себя очутился на темной, безлюдной улочке и в испуге остановился. А где же мотель? В какую сторону идти? Внезапно раздался сухой треск, полетели искры: из трансформатора на столбе повалил дым. Послышались смех и испуганные возгласы.
– Hello? – обратилась к нему какая-то женщина. – Are you Kris Kristofterson?[1]
Давид от удивления разинул рот. Женщина затянулась самокруткой и добавила по-английски, пуская дым изо рта:
– Отель «Челси» здесь находится? – Давид не понял ни бельмеса, но утвердительно кивнул. Женщина улыбнулась: – Отлично, пошли! – и знаками пригласила его следовать за ней.
Что за черт, в чем дело? Давид словно прирос к месту и только молча пялился на незнакомку. Наверное, это дьявол, размышлял он, тот, что сидел у меня в голове, а теперь вылез на волю.
«Хватит чушь нести! – огрызнулась его бессмертная часть. – Этой женщине нужно пушечное мясо!» Давид вспомнил, как мать внушала ему: дьявол лукав, он может принять любое обличье – мужчины, женщины, животного, кого угодно, и только одного не в силах в себе изменить – своих козлиных копыт! Всегда смотри на ноги; каким бы милым и привлекательным ни казалось бесовское отродье, на ногах у него все равно будут копыта!
Пречистая Дева Мария, эта женщина и есть дьявол, без всяких сомнений! Давид поискал глазами копыта, но их закрывал длинный до земли халат, в который была одета незнакомка. Тут ему стало совсем страшно; вполне вероятно, что с ним, убийцей человека, может произойти самое ужасное – например, ему явится сам Люцифер в образе женщины. И очень привлекательной женщины, отметил про себя Давид. У него бешено заколотилось сердце, он не знал, как поступить – может, пуститься наутек? Незнакомка нетерпеливо произнесла по-английски:
– В чем дело, парень, ты идешь или нет? – Тут Давид заметил, как из-под полы мелькнула розовая ножка, облегченно перевел дух: – Уф-ф! – и зашагал вслед за женщиной.
Они вошли в дом, где, очевидно, кроме них, никого не было, и очутились в огромной комнате. Давид решил, что женщина разглядывает его до неприличия пристально. Уж не помолвлена ли она? Роста не высокого, не низкого; халат разрисован какими-то психоделическими узорами; длинные, волнистые каштановые волосы; не красавица, не уродина – ее внешность занимала то промежуточное положение, когда одной улыбки достаточно, чтобы нарушить равновесие. Незнакомка тихонько запела:
– Busted flat in Baton Rouge… – На лиловом ковре валялись подушки и подушечки всевозможных размеров. – …waiting for a train… – На стенах развешаны поделки американских индейцев и плакаты с портретами певцов. – …feeling nearly faded as my jeans. – К полному смятению Давида, женщина сняла с себя халат. Что за черт? Под халатом у нее не было никакого белья, зато очень красивые ноги, прямо как у мадам Помпадур! – Let's fuck![2] – Легка на помине, подумал Давид, если речь идет именно об этом! Они с Чоло так часто смеха ради строили планы соблазнить какую-нибудь американку, что ему сразу стал понятен смысл ее слов. Давид принялся лихорадочно сбрасывать с себя одежду. Женщина подошла к нему и нежно поцеловала. – Yes, baby.[3] – Затем поцеловала с большей страстью, рукой погладила его гениталии и легла на ковер. – Kiss my pussy, baby![4]
«Еще чего!» – запротестовала бессмертная часть Давида, но он не обратил на нее внимания. Потом, задыхаясь от возбуждения, ведомый рукой женщины, вошел в нее и через мгновение испытал убийственный оргазм:
– Ах-х-х-х! – Даже лучше, чем было с Карлотой Амалией Басайне! Давид упал на ковер рядом с женщиной; она улыбнулась ему, села и затянулась сигаретой, которую все это время не выпускала из пальцев.
– Ты знаешь, кто я? – спросила незнакомка по-английски.
Давид отер вспотевшее лицо тыльной стороной ладони; ему захотелось сказать ей, что он из Чакалы, что все его хвалят за меткость, что приехал сюда вместе с командой играть в бейсбол – ты смотрела этот матч? – а эти негры такие страшные – правда же? – того и гляди, заедут тебе своей битой – и как уже после нескольких подач «Доджерс» взяли его к себе, а зрители на трибунах кричали ему: «Санди, Санди!» Однако Давид ничего этого не сказал, а лишь улыбнулся, оголив пару своих несоразмерных передних зубов.
– Дженис Джоплин, – сказала женщина. – Я Дженис Джоплин; теперь ты можешь всем рассказывать, что трахаешь Дженис Джоплин! – и показала ему на дверь. – Go, baby, get out, please![5]
Давид понял смысл последней фразы, еще раз посмотрел на ее ноги и улыбнулся, потом встал, оделся и вышел, так и не промолвив ни слова.
Когда он вернулся в мотель, все уже спали – все, кроме Чоло Мохардина, который как раз выходил из ванной комнаты, на ходу расчесывая длинные волосы.
– Слушай, какого черта, что с тобой случилось, почему старый мерин убрал тебя с поля?
Давид решил не рассказывать ему о голосе.
– У меня желудок расстроился.
– Маме своей расскажи про гамбургерский понос! Не ел ты никаких гамбургеров, я ж с тобой все время был, думаешь, я не видел твою рожу?
Давиду до смерти хотелось спать.
– Нет, правда, мне срочно надо было в уборную.
– Ладно, гаденыш, ты потерял мое доверие, и учти, я не стал допытываться при всех, решил, что мы как друзья выясним отношения наедине, в своей комнате, а ты вот как со мной! Как говорил старик Йоги, старайся не думать о том, куда идешь, потому что можешь не дойти!
– Чоло, – перебил его Давид, – скажи, кто такая Дженис Джоплин?
– Белая Ведьма, говнюк!
– Белая Ведьма?
– Так ее прозвали, она исполняет тяжеленный рок the hippy rock star, the rock's acid queen[6] – какого черта, тебе-то зачем знать понадобилось? Или теперь, когда ты стал знаменитым, марьячи тебя больше не устраивают? – Чоло бросил Давиду сладко пахнущую типографской краской газету «Лос-Анджелес таймс», раскрытую на спортивном разделе. На странице красовалась фотография Давида с заметкой о его контракте. Неожиданно для себя он увидел рядом, среди объявлений о спектаклях и концертах, фото Дженис Джоплин.
– Это ведь Дженис, правда?
– Да, у нее такой голосище – красивый, сильный! Она выступает вместе с Биг Бразером и «Холдинг компани». Большинство ее песен – собственного сочинения. Она из Техаса, любит оторваться, без дозы жить не может, в прошлом году в Вудстоке устроила целый переполох!
– А что еще ты про нее знаешь? – спросил Давид, но Чоло демонстративно молчал, показывая этим, что между ними уже нет прежних доверительных отношений.
– Ну ладно, – сдался Давид, – только поклянись, что не будешь смеяться! – И рассказал Чоло о том, что произошло. Мохардин от возбуждения чуть не свалился с кровати.
– Вот каброн! – Он слышал, что Дженис довольно доступна и имеет привычку время от времени подбирать на улице простых работяг и цветных и затаскивать к себе в постель, однако никак не ожидал от Давида подобного невероятного сюрприза, уже второго за день. – Ну, дружище, это событие надо отпраздновать!
Не успел Давид опомниться, как Чоло собрал у них в комнате других ребят, которые принесли с собой пиво, лед, газировку. Он поведал им о приключении товарища с юмором и существенными преувеличениями, отчего, по-видимому, большинство присутствующих не поверили ни единому его слову.
– Надеюсь, она не наградила тебя триппером или сифилисом? – с опаской произнес самый осторожный из команды.
– Послушай, чертов Санди, – сказал Чоло, – пить тебе нельзя, но чокнуться надо! – и сунул ему в руку бутылку «будвайзера».
– От одного глотка с тобой ничего не случится!
– Да.
– И даже если ты заполучил от Дженис сифилис, все равно, брат, не парься, у нее он наверняка доброкачественный.
– Ну, до чего же везет дуракам, правда, ребята?
– Да этот несчастный дурачок скоро будет иметь столько девок, сколько тебе и не снилось, одна его рожа и зубы чего стоят!
– Дурак дурака видит издалека!
– Пусть так, но переспать с Дженис – бабушкины сказки, вешайте лапшу на уши кому-нибудь другому!
«Надо бы отпраздновать, – посоветовала Давиду его бессмертная часть, – такое случается не каждый день!» Ему стало очень весело, и несколько минут спустя он уже целиком отдался во власть алкогольной эйфории.
Через какое-то время Давид проснулся от стука хлопнувшей двери; в комнату вошел дядя Грегорио в сопровождении агента «Доджерс».
– Ты куда подевался, Давид? К тебе пришли… а-а, черт, что тут у вас творится?
– Кто его знает… – пьяно промычал очнувшийся Чоло. – Лично у меня башка трещит…
– Вот дерьмо, они напились, – рассерженно сказал агент. Только сейчас Давид заметил, что сжимает в руке вещественное доказательство совершенного им преступления. Дядя Грегорио попытался загородить собой стоящие на полу пустые бутылки, но их было слишком много. Агент вышел из себя и закричал, что этому олуху нельзя доверять и что контракт с «Доджерс» аннулируется в связи с невыполнением пункта шестнадцатого. Под беспомощным взглядом Грегорио гринго разорвал свою копию контракта и бросил тут же, в комнате. Дядя был безутешен; он никак не предполагал, что племянника выгонят, несмотря на его талант.
– Чертовы гринго, – пробормотал все еще пьяный Чоло. – Ну, до чего же формалисты, гады, ты же сюда не Капусту убирать приехал!
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.