Книга Любовник Дженис Джоплин онлайн - страница 5

5

Вернувшись в Кульякан из поездки в составе «Лос-Томатерос», Чолочлервым делом сел в свой пикап и поехал в район, где жила Мария Фернанда. Он остановил машину неподалеку от ее дома, там, где улица Нуньо де Гусман поворачивает, упираясь в берег реки Агуанаваль. Именно на этом месте давным-давно собирались он, Чато и другие ребята. Какими далекими показались ему теперь те дни! Как и тогда, лампа уличного фонаря разбита камнем, брошенным чьей-то озорной рукой; трое парней играли в бабки, по очереди швыряя биты и не обращая на него никакого внимания. Несмотря на свои усилия увеличить объем продаж, Чоло по-прежнему оставался мелким торговцем наркотиками, до которого никому нет дела. Конкурентов у него не было, полиция бросила все силы на борьбу с партизанами, а потому он мог беспрепятственно передвигаться по всему городу в любое время суток и, самое главное, с пользой для дела. Чоло считал Коль-Поп своей территорией и чувствовал себя здесь очень уверенно.

– В этом районе мне работать не опаснее, чем кататься на велосипеде, – говаривал он. Из-за этой своей самоуспокоенности он даже не заметил, как один из трех парней с битами открыл дверь пикапа со стороны пассажирского сиденья и проскользнул внутрь, не слишком пряча свою пушку тридцать восьмого калибра.

– О чем базар, чувак?

– Смотри на дорогу! Езжай все время прямо до Сапаты.

– Это еще зачем?

– Молчи и не вздумай дурить! – Чоло повел машину в сторону бульвара, безуспешно пытаясь краем глаза разглядеть самозваного пассажира.

– Да в чем дело, мужик, кто ты такой?

– Не твое дело, заткнись и рули, куда велено!

Едва Чоло остановил пикап рядом с бульваром Сапаты, незнакомец тут же выскочил, а на его месте возник Чато с черным чемоданчиком в руке.

– Здорово, Чоло! Ну что, обосрался со страху? – На нем была пестрая меланжевая рубаха; он ухмылялся из-под надвинутой на самые глаза бейсболки.

– Сам ты засранец вместе со своим приятелем, придурок! И не вздумай еще раз выкинуть со мной подобный номер!

– Подумаешь, нежный какой! – продолжал улыбаться молодой партизан, засовывая чемоданчик под сиденье. – Поезжай по Салате в обратную сторону, я по дороге сойду!

– Зачем так сложно, Чато, мог просто позвонить мне!

– Для твоей же безопасности – вдруг твой телефон прослушивается, я не хотел рисковать! Полиция совсем озверела.

– А как ты вычислил, что я именно там остановлюсь?

– Ты же за моей сестрой приударяешь, разве не так?

Поняв, что разоблачен, Чоло невольно покраснел. Он тщательно хранил эту тайну, однако Чато, несомненно, следил за ним в течение нескольких недель и догадался о его интересе к Марии Фернанде. В памяти Чоло очень хорошо сохранился тот решающий день и бал выпускников центральных подготовительных курсов, на котором пел Коти Бургеньо со своим фальшивящим квартетом. Мария Фернанда со своей фигурой 88–60 – 90 выглядела потрясающе в черной мини-юбке: красивые ноги, заметная попка, маленькая грудь; и умница вдобавок – в общем, то, ради чего из федерального округа приезжают в Синалоа охотники за красотками и уговаривают местных девушек принять участие в конкурсе «Сеньорита Мексика», от которого всеми силами стараются удержать отцы своих дочерей, сурово предупреждая их: «Не вздумай у меня заниматься этими глупостями!» Несмотря на большую занятость, Чоло в тот вечер пригласил танцевать Марию Фернанду и чуть не задохнулся от ощущения близости роскошного девичьего тела. Бог мой, какое наслаждение прикасаться к ее одежде, дышать ароматом духов «Джорджио»! Как только у чертова Давида язык повернулся назвать ее девушкой с хотдогом на голове? Мария знала, что сразила его наповал, женщины всегда это знают, они ближе к богу, чем мужчины, а Чоло попытался нащупать твердую почву под ногами, завязав разговор:

– Как живешь?

– Ничего, – ответила она, и оба замолчали, но ненадолго.

Чоло ненавидел ждать, темперамент не позволял, а потому, прежде чем «Би джиз» успели допеть свою «I've gotta get a message to you», выпалил:

– Мария Фернанда, это самое… хочешь стать моей невестой?

Она будто остолбенела от неожиданности:

– Что? – и внимательно посмотрела на него.

– Да, это самое, ты мне нравишься!

– Вот еще выдумал! Достаточно того, что мы с тобой друзья!

– Но ты мне правда очень нравишься! – Чоло изо всех сил старался вести себя спокойно.

– Это не значит, что я должна стать твоей невестой! – Внезапно из ее голоса исчезла строгость. – Ладно, буду твоей невестой, но только когда ты заработаешь много денег!

– Заметано! Назначь срок!

– Сам назначь!

– Месяц годится?

– Так скоро?

– Ну, год.

– Отлично! Да, одно условие: обещай, что в течение всего года не будешь ничего просить и вообще говорить со мной на эту тему – слишком уж ты быстрый!

– Обещаю!

И поскольку настоящие мужчины не танцуют, Чоло оставил ее в обществе подруг, а когда отправился восвояси, они проводили его веселыми взглядами – видимо, Мария Фернанда тут же им все рассказала. Теперь ему было просто необходимо обсудить это с Чато; нельзя же не считаться с будущим шурином, занятым партизанской войной! Но Чато опередил его, сказав полусмущенно-полунасмешливо:

– Не мое дело, конечно, но я не понимаю, что ты нашел в женщине, у которой, выражаясь словами Давида, хот-дог на голове! Впрочем, сейчас у меня нет времени на разговоры. Вот что, подыщи свободный дом, не слишком приметный, сними его и дай знать – мне нужно запасное убежище.

– Для тебя одного?

– Нет, там будет жить Давид.

– А это что?

– Вот дьявол, чуть не забыл: в этом кейсе деньги на аренду дома; отвези туда Давида, а через восемь дней встретимся на середине моста Идальго в шесть часов вечера; если меня не будет, приезжай туда в то же время еще в течение трех дней подряд, понял?

– Да.

– Пока я не появлюсь в доме, привози Марию Фернанду в гости к Давиду, и наоборот, чтобы видно было: здесь, мол, живут и общаются родственники.

– Что-нибудь еще?

– Высади меня напротив «Ла-Фуэнте»!

– Ладно.

Пока пикап приближался к месту назначения, Чоло Мохардин спросил своего друга-партизана:

– Слышал про Давида?

– Что именно?

– Как ему обломилось в Лос-Анджелесе?

– Да, знаю, отец небось павлином выступает!

– Это все ерунда, случилось кое-что покруче: Давид оттрахал саму Дженис Джоплин, королеву хиппи!

– Иди ты!

– Я тебе говорю; эта баба увидела его на улице, затащила к себе и обслужила в лучшем виде!

Чато громко расхохотался:

– Вот еще долбарь нашелся! Ладно, потом расскажешь, я здесь выйду! – и выскочил из остановившегося пикапа.

Сантос видел, как его друг скрылся в уличной толпе – стремительный и неотвратимый, как воля провидения. Наверняка спешит к своим товарищам, решил он и подумал, какие разительные перемены произошли с Чато за считанные месяцы после того, как дон Грегорио прогнал его из дома.

Когда старший сын Палафоксов ушел в партизаны, это для Сантоса, как и многих других, стало полной неожиданностью. Никто и вообразить не мог, что порядочный юноша и прилежный студент, получающий истинное удовольствие от чтения и учебы, станет революционером. В то время как Чоло только делал вид, что постигает агрономию, Чато пропадал в университете, где участвовал в горячих спорах со своими сокурсниками и писал работы, в которых яростно критиковал класс предпринимателей. Он единственный среди сверстников был знаком с произведениями Фернандо дель Пасо, Марселя Пруста и Уильяма Фолкнера; только ему доставляла истинное наслаждение музыка Сибелиуса, Рихарда Вагнера и Джона Кейджа. Этой любви Чато к буржуазному искусству стало достаточно, чтобы сделать его в глазах наиболее радикально настроенных студентов белой вороной и закрыть перед ним двери конспиративных собраний, на которых обсуждались пути прямой конфронтации с властями. Помимо того что ему не хватало общительности и воинственности, Чато в принципе с большим сомнением относился к вооруженной борьбе вообще. Он не переставал повторять, что считает партизанскую войну неэффективной, и не обращал внимания на обвинения в пораженчестве со стороны самых боевитых студентов. На вечеринках с друзьями Чато говорил, что у него возникает двойственное мнение о Че Геваре: с одной стороны, он выглядит важной исторической фигурой; а иногда кажется ему побочным результатом революционного движения, символом, придуманным, чтобы вовлечь в вооруженную борьбу разных недотеп. В то же время Чато верил Фиделю Кастро, хотя и посмеивался над ним – сказал, например, что «главный команданте» принял участие в рубке сахарного тростника с единственной целью – потешить свое тщеславие. Он признавал влияние пламенных речей Фиделя на умы слушателей, но оставлял за собой право выбора; пацифистские выступления Джона Леннона, на его взгляд, воздействуют на аудиторию в тысячу раз сильнее. В общем ничто не указывало на то, что Чато станет партизаном пока однажды в университетский городок не ввели войска; все происходило у него на глазах; он заметил, как его товарищи в ужасе возносили молитвы Богу, не находя, куда спрятать семь пистолетов «таурус» и два длинноствольных охотничьих ружья. Не дожидаясь, когда его попросят, Чато открыл багажник отцовского «валиума» и спрятал оружие под кучей бейсбольных перчаток – так про него никто и не дознался. Вечером, после того как военные покинули городок, состоялся студенческий митинг, а потом Чато затащили на закрытый просмотр кинокартины «Алжирское сражение». В последующие дни он много беседовал со своими товарищами, стараясь постичь, какие силы движут ими. В итоге даже самые недоверчивые постепенно начали обращаться к нему за советом – с такой легкостью и знанием дела находил он решения организационных проблем. Спустя несколько недель после случая с оружием сам Чато предложил использовать в деле свою необыкновенную изобретательность и добровольно взял на себя материально-техническое обеспечение операции по похищению с целью выкупа одного продажного скотопромышленника, отмывающего деньги для наркоторговцев.

Как только Чато исчез в уличной толпе, Чоло запер дверь со стороны пассажирского сиденья и повел машину к тому месту, куда намеревался поехать с самого начала. Он вдруг подумал, что мог бы хоть ежедневно видеться со своим другом – во всяком случае, каждый раз, когда навещал Марию Фернанду, если бы дон Грегорио не вышвырнул сына из дома. А теперь, наоборот, он должен подыскать для Чато дом, чтобы ему было где укрыться.

Выполнить это поручение не представило для Чоло большого труда, так что уже через неделю после происшествия с чемоданчиком Давид переехал в великолепный уютный домик, расположенный на верхушке холма, с двумя комнатами, кухней, металлическими креслами-качалками на веранде и задним двориком, окруженным зарослями бугенвиллии. Вопреки ожиданиям Чато и Чоло, они после этого не стали чаще видеть Марию Фернанду. Ей не удалось выполнить данное поначалу обещание привести с собой весь биологический клуб, чтобы превратить садик в райские кущи, так как именно в эти дни ее больше заботили подробности жизни Хосе Хосе и Греты Гарбо, чем украшение жилища двоюродного брата. Давид, в свою очередь, не мог думать ни о чем, кроме Дженис Джоплин, и тем более ему не было никакого дела до Гарбо или Хосе Хосе и сенсационного успеха его песен «Печаль» и «Корабль забвения». Опять же, после того как двоюродная сестра решила всерьез заняться его лечением, Давиду пришлось взять за правило держать рот на замке в ее присутствии. Он даже согласился пройти курс лечения микстурами из натуральных компонентов, отчего моча у него приобрела устойчивый красноватый оттенок. Мария Фернанда впала в рассеянное состояние и постоянно находилась под впечатлением исполнительского таланта певца и киноактрисы, которую впервые увидела в фильме «Анна Каренина»; ее полное имя было Грета Ловиса, но все называли ее Кета – красавица с роскошным телом, обожаемая мужчинами, она покорила Голливуд, несмотря на то что родилась в бедной семье, и стала воплощением американской мечты.

– Ну зачем же она перестала сниматься?

– Ах, Нена, отстань, пожалуйста! – отмахивались подруги.

И хотя Мария Фернанда долго не сдавалась, эта тема тоже отошла на второй план вслед за идеей подать в суд на стражей правопорядка, с которой она носилась несколько дней, однако газеты так и не напечатали два ее письма с протестом против произвола полиции. Не удались и ее попытки найти поддержку у губернатора Бальдераса; политик все тянул с назначением даты приема, и однажды вечером Майтэ посоветовала ей забыть про судебный иск, так как в разговоре с ней отец с полной откровенностью высказал мнение, что обращаться в суд бесполезно, поскольку речь идет о «драконах», специальных полицейских формированиях по ведению антипартизанской войны, которые неприкосновенны и подчиняются непосредственно центральной власти.

Когда Давид уже вполне освоился в своем новом жилище, как-то ночью незадолго до рассвета явился Чато и разбудил его.

– Как дела, братан? – Они обнялись.

– Чато, мне надо о многом поговорить с тобой.

– Отлично, только если хочешь иметь хорошего собеседника, дай мне хоть немного поспать.

– Согласен, ты выглядишь усталым.

Чато проспал остаток ночи и весь следующий день. Вечером Давид вернулся с работы на складе пиломатериалов, разбудил брата, они вместе поужинали, а потом проговорили допоздна. Давид рассказал о том, как получилось, что он убил Рохелио, о Карлоте Амалии Басайне и – самое главное – о своей бессмертной части.

– Знаешь, у нее голос совсем нехороший, не поймешь – женский или мужской, страшный такой, но теперь я уже не так боюсь, как раньше. Папа говорит, что это не дьявол, что мне надо повторять: «Дьявол не существует», – и тогда голос пропадет.

– И что, помогает?

– Как бы не так! Наоборот, с каждым днем становится все наглее.

– Любопытно… Судя по тому, что ты мне рассказал, он ведет себя словно строгий папаша. И представляется твоей бессмертной частью?

– Да, угадывает все мои мысли и даже требует, чтобы я ему отвечал! Ты когда-нибудь слышал что-либо подобное.

– Я знаю только про переселение душ после смерти. А еще читал где-то, что те, кто кончает жизнь самоубийством, тем самым доводят свою бессмертную часть до безумия, и она в итоге терпит неописуемые муки. Но вообще-то я в этом не очень разбираюсь.

– Так что мне делать? Дядя Грегорио советует слушаться ее, может, подскажет что-нибудь полезное.

– Возможно, но если тебе не нравится, просто не обращай внимания, и все! Ну а теперь расскажи мне про то, как было с Дженис!

– Все вышло очень по-дурацки.

– А как вы понимали друг друга?

– С помощью жестов, больше никак. И вообще ничего глупее со мной в жизни не было!

– Она ведь очень знаменитая певица, знаешь?

– Да, Чоло говорил мне. Вот, посмотри! – Давид достал из папки вырезку из «Лос-Анджелес таймс» и передал брату.

– Ах ты, черт! – восхищенно произнес Чато. – Просто невероятно, как это у вас все получилось, братан! Ну а что с «Доджерс»?

– А вот, – показал Чато другую вырезку. – Нас с Дженис напечатали в один день!

– Круто, повезло тебе! «Новый питчер из Мексики»! Так в чем дело, почему ты не стал играть у них?

– Да не люблю я бейсбол, какой интерес в том. что один бросает мячик, второй бьет по нему палкой, а потом бежит как угорелый? А эта форма, которую надевают во время игры, такая смешная, они в ней просто как цыплята голозадые! Мне понравилось только, что там можно постоянно сплевывать прямо на поле.

Позже Давид признался, что все же жалеет о потере контракта с «Доджерс» по единственной причине: играть в лос-анджелесской команде означало бы находиться рядом с Дженис.

– Я хочу поехать к ней, – произнес он с решимостью человека, не привыкшего думать о последствиях своих поступков. – Уже и деньги начал копить.

– Она ведь живет в Сан-Франциско?

– Нет, в Лос-Анджелесе, на бульваре Сансет.

– Тебе понадобится немалая сумма.

– По моим подсчетам, примерно две тысячи песо.

– А сколько ты уже скопил?

– Двести восемьдесят.

– Да, самая малость осталась. И паспорт тоже нужен.

– У меня есть постоянная въездная виза! – с готовностью похвастался Давид, и Чато улыбнулся.

– Ну, тогда все в порядке, – подытожил он и сладко зевнул. – Давай-ка спать!

Чато заснул почти мгновенно, а Давид до двух часов ночи любовался луной, грезил о Дженис, сидя возле радиоприемника, включенного на случай, если передадут песню в ее исполнении, и совершенно не обращал внимания на треск и шуршание помех.