Книга Любовник Дженис Джоплин онлайн - страница 2

2

В одиннадцать вечера такси доставило Давида к дому дяди и тети. В пути его бессмертная часть никак себя не проявляла, но, несомненно, никуда не девалась, а просто затаилась в какой-то мозговой извилине. Сначала такси мчалось по дороге, ведущей из аэропорта, затем свернуло на шоссе Кульякан – Наволато, потом по бульвару Сапаты доехало до самой Коль-Пол. Давид осунулся, у него бессильно отвисла челюсть, но по крайней мере его больше не трясло, как в лихорадке. Прошло три часа с той минуты, когда он убил Рохелио Кастро.

Пока самолетик рассекал ночную тьму, пилот говорил Давиду:

– Судьба – агава, а жизнь – сентаво. Вот и Рохелио все веселился, предвкушал встречу со своей девушкой, а дело видишь как обернулось. А с тобой, земляк, что приключилось? Почему тебя хотят отправить в клинику?

В ответ Давид сказал, что у него болит Желудок и резь в животе такая – терпежу нет.

– Да, вид у тебя затраханный, – посочувствовал ему летчик. Потом громко, чтобы перекричать рев моторов «сессны», начал рассказывать о том, какая у него восхитительная, полная риска жизнь: – В какие только переделки я не попадал, приятель, – перевозил наркоту в грозу, в самую нелетную погоду, попадал в плен к партизанам, похищал девушек, разбивался целых шесть раз, однажды сажал самолете заглохшими моторами, когда бензин кончился! Люблю опасность, адреналин в крови! Единственное, чего я еще не успел, – побывать в шкуре карающего ангела; надо иметь особую начинку, чтоб убить человека! – Услышав это, Давид вспомнил, как Рохелио повалился, будто мешок, рухнул замертво меж тремя зажженными качимбами. Он смотрел в иллюминатор, и перед его глазами время от времени возникала красная курточка Карлоты Амалии, ее улыбка, а еще дальше, как на декорации, висела луна в компании Млечного Пути, Венеры и Плеяд.

Водитель такси включил радио, и Давид услышал, как исполняют песню «Облади-облада».

«До чего же шумно! – пожаловалась его бессмертная часть. От неожиданности Давид испугался и снова ощутил желание испражниться. Карма, очевидно, догадалась об этом и шепнула успокоительно: – Тебе не надо меня бояться, я твоя неотъемлемая часть, ты же не боишься самого себя?»

– Не понимаю, – сказал Давид.

– Так ведь они на английском поют, это же «Битлз»! – ответил ему таксист и добавил: – Ну, вот и приехали!

«Давид, – не унимался внутренний голос, – тебе не обязательно обращаться ко мне вслух, я умею слышать твои мысли!»

– А?

– Приехали, говорю! – повторил шофер.

Давид не знал, что сказать, поэтому молча вылез из машины перед домом родственников и взошел на открытую веранду, где вокруг маленького столика стояли три белых кресла-качалки. Через застекленную входную дверь наружу проникало неяркое сияние висящего в углу прихожей светильника. Давид уже хотел постучать, но тут сквозь стекло увидел свою тетю, которая на ходу натягивала на себя халат.

– Давид! – воскликнула она, открыв дверь. – Что ты здесь делаешь, детка?

– Добрый вечер, тетушка, – обнял он ее.

– Ты один?

«Скажи ей, что я с тобой», – немедленно вмешался внутренний голос.

– Да, один.

– Что-то случилось? У тебя расстроенный вид. Дома кто-нибудь заболел?

– Нет, все здоровы, не волнуйтесь.

– Почему ты так легко одет? Ты что, собрался ехать на заработки?

Давиду сразу понравилась эта идея.

– Да, уезжаю работать в Соединенные Штаты.

– Неужели? Ох, и напугал же ты меня, парень! Значит, ты больше не работаешь с отцом на лесопилке?

– Нет, уже не работаю.

– Ты на чем приехал?

– Прилетел на самолете.

– Ну, как там у вас, в Чакале? – Минуты две ушло на то, чтобы ввести тетю в курс деревенских новостей.

– Холодрыга страшная.

– Как родители?

– По-старому.

– А сестры?

– Подрастают.

«Да что ты будто неживой, расскажи ей, как ты только что убил человека!» – Давида снова затрясло. Ему не хотелось говорить тете о своей бессмертной части; та заметила перемену в племяннике, но решила, что он просто устал с дороги.

– Ты ужинал?

«Знаменитое мексиканское гостеприимство! – не замедлил прокомментировать голос. – Вот истинная матрона?»

– Нет, но я не голоден.

– Пойдем-ка на кухню. Мария Фернанда и Джонленнон уже улеглись спать, а твой дядя смотрит телевизор. Что там, в Чакале, всё танцуют?

– Да, как обычно.

– Воображаю себе: замужние и невесты в одном углу, холостячки в другом, их обхаживают кавалеры, и не дай бог кому-то из них сунуться куда не положено, верно ведь? Ну, да бог с ними! – улыбнулась тетя. – Помнишь, когда мы в последний раз приезжали к вам в гости, на Пасху? Боже праведный, какая стояла холодина! Почти два года минуло с тех пор. И дернуло нас пойти на эти танцы! Один приставучий все домогался, чтобы Нена пошла с ним танцевать, ей даже плохо стало, бедняжке! – В памяти Давида тот случай не сохранился, зато он хорошо помнил своего двоюродного брата.

– Тетя, а как дела у Чато?

Чато был старше Давида почти на два года и уже учился в университете на экономиста. В детстве, когда родители привозили их друг к другу в гости, он никогда не отказывался поиграть с младшим братом; позже стал защищать его от обидчиков, с готовностью отвечал на мальчишечьи вопросы, а поздними ночами оба всматривались в звездное небо, и Чато учил Давида ориентироваться в мириадах светящихся точек: «Вот Млечный Путь; существует легенда, что он образовался из молока, которое отрыгнул Геракл, когда был еще грудным младенцем. Наша Земля тоже находится в этой галактике». Дважды Чато брал Давида с собой в кино; в первый раз смотрели картину о таких же двоюродных братьях, как они, которые и жили тоже один в городе, а другой в деревне. Герой второго фильма – парень, только что окончивший университет, – переспал с одной сеньорой, а потом по уши влюбился в ее молоденькую дочь, но у нее, как у Карлоты Амалии, уже был жених. Вот брату Давид рассказал бы и о том, как убил камнем Рохелио, и о своей бессмертной части – тот бы сумел выслушать и понять.

Тетя не сразу ответила на его вопрос.

– Чато здесь больше не бывает, он уже восемь месяцев не живет дома, ввязался у себя в университете в какую-то политику, хорошо хоть тебе, мальчик мой, ничего подобного не грозит! Хотят, по его словам, мир переменить, можешь в такое поверить? Твой дядя говорит, они даже себе носки поменять не умеют, а туда же, правительство свергать! Ты уж, пожалуйста, не упоминай Чато в присутствии Грегорио, то есть вообще о нем ни звука, ведь, по правде, он его сам из дома выгнал, велел перестать заниматься глупостями, а тот не послушался. – Тетя говорила и одновременно разогревала на плите мачаку с овощами и фасолью, поставила перед ним сыр, пшеничные тортильяс, налила кока-колы. Давиду есть не хотелось, его усталое тело ломило от боли, в голове царила полная неразбериха. На ум то и дело возвращались события прошедшего вечера: падающее тело Рохелио Кастро, изумленные лица людей, испуганная Карлота Амалия, но самое тревожное – непонятный внутренний голос.

– Мама как себя чувствует? – спросила тетя, не удовлетворенная скупыми ответами Давида.

– Хорошо.

– А сестры – здоровы, все четыре?

– Да.

– А папа?

По правде сказать, Давид очень переживал за отца. До сих пор у того были неплохие отношения с доном Педро Кастро, но смерть Рохелио меняла все, и Давид даже представить себе не мог, что там сейчас с ним происходит.

– У папы все хорошо, работает.

– А ты почему решил в батраки податься, другим позавидовал?

– Да нет, не то чтобы… – Привлеченный голосами, в кухню вошел дядя Грегорио в футболке и шортах, с чисто выбритым лицом.

– Здорово, каброн ты этакий! Как же ты прокрался, что я даже не услышал? Ты один приехал?

– Да.

– А что же твой отец, старый прохвост?

– А-а… он велел передать вам привет!

– У него уже прошел приступ голубизны? – И сам же ответил: – Впрочем, это не насморк, так просто не излечивается!

– Хватит тебе сквернословить, – перебила его жена. – Давид уезжает батрачить.

– Батрачить? Что за дерьмо, племяш, и ты туда же! Не забывай, жадность – смертный грех! Правда в том, что эти ненасытные гринго все тянут к себе: помидоры, баклажаны, чили, огурцы, креветки и даже вас, охламонов! – Дядя налил себе воды из холодильника. – А ты зачем едешь, вам что, денег не хватает?

– Да.

– Старый, ты хочешь есть?

– Ничуточки! Скажи своему педику папаше, чтобы не посылал тебя на ту сторону, а начал торговать на лесопилке пирожками или выращивать марихуану – вы же, черт возьми, в «золотом треугольнике» живете, так или не так?

– Да, вообще-то… – пробормотал Давид.

– Бейсбол закончился? – поспешила тетя сменить тему, не желая, чтобы в голову племянника заронились ненужные мысли.

– Только что, – ответил Грегорио.

– Кто победил?

– Как это – «кто победил», старая? Руки коротки у этих слабаков «Гигантов»!

– Руки коротки?

– Нуда, чтобы подрочить себе…

– Грегорио, прошу тебя! – Тетя повернулась к Давиду: – Твой дядя – янки до мозга костей, только краснокожий!

В эту минуту перед домом заскрипели тормоза двух джипов, раздались громкие крики и топот ног.

– Пречистая Дева Мария! – В кухню ворвался целый отряд полицейских, наставив на присутствующих карабины и огромные пистолеты сорок пятого калибра.

– Всем встать лицом к стене, и чтоб без звука у меня! – рявкнул начальник, толстяк, не помещающийся в собственном мундире, с усами, как у Педро Армендариса. – Обыскать дом самым тщательным образом! – приказал он своим подчиненным.

– Что происходит? – спросил Грегорио.

– Молчать, если не хотите неприятностей! – Пятеро полицейских с угрюмыми лицами держали их на мушке. Грегорио был далек от политики, на выборах всегда голосовал за правящую Институционно-революционную партию, и хоть не без греха – сквернослов и прочее, – тем не менее каждое воскресенье ходил в церковь и честно зарабатывал на жизнь, торгуя спорттоварами в собственном магазине «Депортес Бейб Рут», а потому стоял на своем:

– Объясните, пожалуйста, в чем дело?

– Закройте пасть! – Начальник ударил его рукояткой пистолета по почкам. – Будете говорить, когда я разрешу!

– Послушайте, мы люди порядочные, и вам незачем так обращаться с ним! – вмешалась тетя Мария. – Мой муж – владелец «Бейб Рут»!

– Молчать, вы что, не понимаете? И не двигаться! – Грегорио от боли прогнулся в пояснице и едва переводил дыхание. Давид был ни живой ни мертвый от страха.

– Ну, все, я попался!

«Тебя посадят! – насмешливо сообщил ему голос. – Ты человека убил!» У Давида пересохло во рту, а желудок чуть не вывернулся наизнанку, когда ему припомнился звук, с каким камень проломил череп: «Пок!» Возобновились жуткие, нестерпимые колики в животе. Бог мой, только бы не наделать в штаны! Друзья рассказывали Давиду о том, что между полицией разных городов налажена взаимосвязь, однако такой расторопности он не ожидал. «Как быстро они загнали меня в ловушку! Теперь все пропало; как говорит папа, кто заказывает музыку, тот платит. Надо сдаваться добровольно: сеньоры, мои дядя и тетя нив чем не виноваты, я – тот, кого вы разыскиваете, сообщите обо мне команданте Насарио». – «Отличная идея! – подхватил внутренний голос. – Интересно, эти полицейские применяют пытку электрошоком?» – «Я не нарочно, клянусь вам, Рохелио хотел убить меня, но в последнее мгновение мне удалось опередить его, и теперь я целиком в вашей власти…» Но прежде чем Давид успел произнести хоть слово, вернулись полицейские, производившие обыск в доме. Они толкали перед собой Марию Фернанду, двоюродную сестру Давида, которая была младше его на два года, и шестилетнего Джонленнона, спотыкающегося под тычками стволом ружейного обреза. Мария Фернанда смотрела широко раскрытыми, изумленными глазами.

– Папа, что происходит? – На ее волосы был надет полиэтиленовый пакет.

– Больше никого нет, мой команданте!

– Одного не хватает, ищите лучше!

Полицейские отправились продолжать обыск. Грегорио осмелился снова подать голос:

– Если вы ищете старшего, то его нет! – Начальник опять ударил его пистолетом.

– Послушайте, перестаньте же наконец, вы мне мужа убьете! Если вам нужен мой сын, то его здесь нет!

– Какой еще сын? – насмешливо спросил полицейский.

Давида так и подмывало признаться: «Тетя, ваш сын ни при чем, они пришли за мной, я убил Рохелио Кастро!» В этот миг начальник крикнул:

– Маскареньо!

В ответ с крыши послышался голос:

– Пусто, мой команданте!

– Спускайтесь! – приказал начальник.

Эдуардо Маскареньо спрыгнул во двор – высокий, атлетического телосложения, с тонкими усиками – своей внешностью он ломал привычное представление о полицейском.

– Лейтенант, помогайте допрашивать.

Задержанных отвели в гостиную, и Маскареньо принялся изучать портреты и семейные фотографии, которыми была увешана стена; здесь же красовались изображения знаменитых бейсболистов. На книжных полках в глубине комнаты расположились энциклопедия «Quillet», книги из серии «Сепан куантос», справочники по бейсболу, фарфоровые статуэтки и несколько аккуратных переплетов с изданиями «Суперхит». Сбоку от полок горел светильник и начинался коридор, в котором виднелись три раскрытые двери в пустые спальни.

– Вы уверены, мой команданте? – спросил Маскареньо и посмотрел на обитателей дома, задержав взгляд на Давиде. – Эк его трясет! Эй, Ротозей, уж не ты ли нам нужен?

– Это не Чато, – вмешалась тетя Мария. – Это мои племянник из Чакалы, он только что приехал.

– Старая уловка, – сказал начальник, хотя знал, что ему говорят правду. Словно получив приказ, Маскареньо нанес Давиду мощный удар ногой точно по печени, отчего тот повалился на бок. – Предъяви документы! – потребовал полицейский, но Давид не имел с собой никакого удостоверения личности. За всю свою жизнь он был обладателем только одного билета, даже не студенческого, а ученика начальной школы, которую окончил с неимоверным трудом. Да и зачем человеку документы в глухой сьерре? Однако ни боль от удара, ни угрозы лейтенанта, ни все более жестокое и пугающее поведение полицейских не могли подавить в Давиде неожиданной радости, вызванной внезапным пониманием того, что разыскивают не его, а Чато.

– Ты чего лыбишься, кабронсито?

Мария Фернанда сделала осторожную попытку заступиться за двоюродного брата. Ее до сих пор называли Неной, поскольку она с младенчества так и осталась для всех «деточкой», но в будущем, по словам Грегорио, обязательно станет знаменитым адвокатом.

– Вы позволите, сеньор? Я состою в биологическом клубе вместе с Майтэ Бальдерас, дочерью губернатора.

– Матерь божья! – оскалился полицейский начальник. – И это делает вас важной персоной? Зачем вы надели на волосы полиэтиленовый пакет?

Мария Фернанда покраснела и продолжила тонким голоском:

– Разумеется, вы пришли за моим братом, но папа давным-давно прогнал Чато из дома, и с тех пор мы его ни разу не видели. – Она старалась побороть в себе страх и соображала, как бы повыгоднее использовать факт своей дружбы с дочкой губернатора. – Мы не несем ответственности за действия моего брата и не заслужили подобного отношения к себе, а что касается Давида, то он всего лишь бедный деревенский юноша, который не способен и в птичку камнем бросить, одного взгляда на него достаточно, чтобы понять это! А кроме того, он фактически только что приехал!

– Это сущая правда, – поддержала ее мать, – я его перед самым вашим приходом мачакой кормила, можете в кастрюлю заглянуть!

– Прытко пела рыбка! – прорычал Маскареньо, закипая яростью. – Этого птенчика мы заберем с собой, – и заставил Давида подняться с пола. – Ну, Ротозей, пойдем, познакомишься с Санта Клаусом.

«Думаю, настал твой конец», – издевательски произнес внутренний голос. Услышав, как покатывается со смеху его бессмертная часть, Давид не сдержался и выкрикнул:

– Нет! Уходи прочь! – Потом бросился на пол: – Прочь из моей головы! – и принялся таскать себя за волосы.

Воцарилась полная тишина, в которой раздавалось только тяжелое сопение Давида. Наконец тетя обняла его и стала успокаивать:

– Тихо, тихо» мой мальчик.

– Это дьявол, тетя, у меня в голове дьявол!

– Мой племянник болен, – обернулась тетя Мария к Маскареньо. – Ему плохо!

Полицейский уже привык никому не верить, но все же не шелохнулся. Остальные также стояли, словно завороженные этим проявлением безумия. Воспользовавшись замешательством офицера, Нена перешла в наступление:

– Коменданте, Давид никак не связан с делами моего брата, а кроме того, нездоров. Он всего лишь простой крестьянин, вы только посмотрите на его руки; говоря словами Атауальпы Юпанки, мозоли – вот его верительная грамота, и он продлевает ее дважды в год.

– Хватит мне голову морочить! – оборвал ее полицейский. – Где находится Грегорио Палафокс Валенсуэла?

– Я прогнал его из дома, – ответил дядя, – потому что не согласен с их идеологией.

Маскареньо посмотрел на него с нескрываемым недоверием и, казалось, вот-вот ударит, но в это мгновение Джонленнон длинно пукнул, отчего стоящие рядом с ним полицейские рассмеялись. Один из агентов, который последним слез с крыши, приблизился к начальнику и шепотом сказал, что живет в этом районе, знает в лицо всех членов семьи и Давид действительно не Чато. Начальник сердито взглянул на него:

– Я не просил вас давать разъяснения! – Вид у него вдруг стал очень усталым. – Пошли отсюда, – приказал он. – Лейтенант, выводите «драконов»!

Когда обитатели дома решили, что вроде бы все уже позади, Маскареньо напоследок поддал Давиду спереди коленом, и тот, скрючившись от боли, покатился по полу.

– Будешь знать, как ломать комедию, Ротозей!

Начальник подошел к Грегорио.

– В следующий раз я арестую вас, и тогда вам придется отвечать за проделки вашего сына!

Они ушли, оставив дверь открытой, и в доме воцарилась гнетущая тишина.

– Вот гадство! – пробормотал Грегорио. – И все из-за этого засранца!

Давид поднял голову и посмотрел в окно; луна была похожа на золотую монету.