Страницы← предыдущаяследующая →
Он не стал раздеваться, только стянул свои ковбойские сапоги. Джонленнон, спящий на соседней кровати, в очередной раз громко испустил кишечные газы. Внутренний голос твердил ему, что, совершив убийство, он заклеймил себя на всю жизнь, что память о Рохелио будет преследовать его вечно. Давид чувствовал себя совершенно разбитым. Он вспоминал снова и снова, как в зверином порыве спасти свою жизнь нащупывал невидимый камень. Несколько минут назад двоюродная сестра помогла ему подняться с пола; пока дядя Грегорио с горечью бранил Чато:
– Чтобы я о нем и слова не слышал в этом доме! – кричал он. – Понятно вам? Для меня он мертвый и в могилу закопанный!
– Да успокойся ты, старый!
– Папа, этого нельзя так оставлять, надо подать на них в суд!
– На кого подать в суд? На полицию?
– Конечно! – настаивала Мария Фернанда. – Пойми, нарушены наши гражданские права, мы не можем терпеть подобный произвол, иначе они из нас станут веревки вить!
Они сидели в гостиной. Грегорио совсем сник.
– Обязательно надо подать на них в суд, – настаивала Нена. – Мы находимся под зашитой Конституции!
– Безнадежно судиться с полицией!
– Это еще почему? С какой стати мы должны позволять полицейским и остальной своре нарушать законы? Только подумайте, к какому разгулу насилия это может привести!
Тут тетя вспомнила о Давиде, который молча сидел, уставившись печальными глазами на книжные полки.
– Как ты себя чувствуешь?
– Голова болит.
– Нена, дай ему таблетку аспирина, пусть умоется и ложится спать на кровати Чато. Бедняжка, ему-то ни за что досталось!
Спальня была очень большая. Джонленнон уснул беспробудным сном.
– Я сейчас вернусь, – сказала Нена. – Помнишь, где ванная комната?
Давид кивнул, а когда сестра вышла, чуть не заплакал; ему нельзя здесь оставаться, надо уносить ноги, не дожидаясь рассвета. Его все больше привлекала идея отправиться на заработки в США, но он понятия не имел, как добраться до страны, о которой столько слышал от друзей. Такая ли на самом деле Калифорния, как ему описывали? Может быть, у них действительно пива хоть залейся и женщины ходят по улице почти голые? А вот броненосцы там водятся, сосны растут? Сумеет ли он найти работу на лесопилке? Давид углубился в размышления о возможности трудоустройства, когда в спальню вошла Нена и бросила ему пузырек с бальзамом.
– Смажь этим ушибленные места! – Потом подошла к кровати Джонленнона, поправила сброшенное им во сне одеяло и присела с краешку, чтобы поболтать. – Ну как, тебе больше не удавалось убить оленя?
– Нет, их почти не осталось, истребили гомеросы и партизаны.
– А почему ты решил поехать на заработки?
– Так просто.
– У тебя болит?
– Да.
– Вот сволочи, мне даже смотреть больно было, честное слово, но ничего, мы на них в суд подадим, вот увидишь!
– Нена, зачем им нужен Чато?
– Похоже, юноше захотелось сильных ощущений, вот он и подался в партизаны.
– Он что, в людей стреляет?
– Мне кажется, у него просто крыша немного поехала; папа говорит, что Чато вернется, когда с голодухи припрет, но пускать ли его в дом, он еще посмотрит.
– Хоть бы ничего с ним не случилось!
– Ничего с ним не случится; сейчас мода такая, в партизанах ходить, а то модно, знаешь, что душе угодно.
Нена посмотрела на свои наручные часы.
– Ну ладно, ты ложись, а у меня завтра ужасный день – экзамен по математике, а я ничегошеньки не знаю! Если подумать, насколько тебе жить легче, не имея на шее учебы! Только попробуй вообразить этот ужас: экзамен по математике, в субботу, в восемь утра! – Она направилась к двери.
– Нена!
– Что?
– Зачем ты надела этот пакет себе на голову?
Мария Фернанда опять покраснела.
– Понимаешь, я иногда смазываю волосы майонезом, чтоб блестели, это хорошее естественное средство.
– Разве они потом не пахнут?
– Большеньки-меньшеньки, но можно потерпеть ради красоты.
– Ай, сестренка, – воскликнул Давид и рассмеялся, – у тебя хотдог на голове! – Марии Фернанде шутка не понравилась, и она принялась старательно подтыкать одеяло вокруг Джонленнона, хотя в этом не было необходимости. – Нена, тебе никогда не доводилось слышать голос у себя в голове?
– Нет, – ответила она сухо. – Я ещё с ума не сошла!
– А ты не знаешь, какая часть человека возрождается после смерти?
– Кажется, мне что-то попадалось насчет этого.
– Может, это болезнь?
– Трудно сказать… Если хочешь, завтра что-нибудь разузнаю об этом. Приятных сновидений!
Оставшись в одиночестве, Давид стал смотреть в окно и размышлять.
«Я даже не хотел идти на эти танцы и вообще уходить собрался, когда Карлота потащила меня танцевать». – «Не говори чепухи, – возразил ему внутренний голос. – Ты только об этом и мечтал весь день, пока гонялся за броненосцем. Скажи спасибо, что жених один явился, а то бы…» – «Замолчи!» – «Как-то поживает команданте Насарио?» – «Заткнись!» – «Что-то сейчас поделывают полицейские в Чакале?» – «Замолчи, я тебе сказал!» – «Думаю, погони тебе не избежать». Давид вспомнил последние минуты перед полетом, выстрелы, с тревогой подумал об отце и со слезами на глазах повалился на подушку – ему, несчастно двадцатилетнему юноше, судьба подложила жирную грязную свинью.
Всю ночь Давида терзал внутренний голос, отчего голова у него разболелась, точно сжатая в огромных тисках. Он слышал, как его бессмертная часть разгуливает по мозгу, будто осматривая свои владения, и твердит ему, чтобы перестал дурака валять, что пора уж привыкнуть к ней, что все его страхи выеденного яйца не стоят. Она говорила с ним колким, уничижительным, властным тоном и уверяла, что ему уже никогда не избавиться от ее присутствия. Этот кошмар длился до самого утра и прервался лишь после того, как сестра потрясла Давида за плечо.
– Тебе что-то страшное приснилось?
– Нет… – Весь в холодном поту, он сел на кровати.
– Ты так кричал, наверное, это тебя совесть мучает – дядя Альфонсо нам уже все рассказал!
– Папа?
– Вставай, он совсем недавно приехал, ждет тебя на кухне!
Было уже около десяти утра. У Давида ломило все тело, в местах ударов образовались кровоподтеки. Он с трудом обулся.
– Пошли, – торопила его Мария Фернанда, – твой отец очень беспокоится!
– Он один приехал?
– Ну да, а ты кого-то ждал?
«Наверное, команданте Насарио! – издевательски подсказал внутренний голос – Или, может, Карлоту Амалию?»
– Маму, – ответил Давид.
Альфонсо Валенсуэла добирался до родственников на попутках. Лицо его осунулось от усталости и бессонной ночи, но в то же время выражало удовлетворение, словно ему удалось избавиться от большой неприятности. Посадив сына в самолет, он, набравшись храбрости, тут же отправился на переговоры с отцом убитого. Ему удалось добиться от дона Педро Кастро обещания пощадить Давида при условии, что ноги его больше не будет в Чакале.
– Это тебе приказ, понятно?
– А как же мои друзья, моя работа на лесопилке?
– Тебе лучше сразу свыкнуться с мыслью, что ты уже никогда не вернешься домой!
– Альфонсо, а полиция не вмешается?
– Полиция сделает так, как распорядится дон Педро; команданте Насарио приходится ему кумом; он полицейских даже оружием снабжает!
– Да, видать, они у него хорошо прикормлены, – заметил Грегорио.
– Прикормлены – не то слово!
– Я видел, как полицейские убили несколько ребят в ущелье Какачила, – вставил Давид, – сказали, что они партизаны.
– Властям все позволено, а нас за дураков держат – смотри и молчи!
Давид слушал и удивлялся: отец впервые предстал перед ним таким – холодным и расчетливым. Он понимал, что должен освободить отца от лишней обузы, и рассказал ему о своем плане уехать в Штаты на заработки, Альфонсо ответил, что, само собой, надеяться только на отцовскую помощь Давид не может, но время для игр закончилось, надо начинать самостоятельную жизнь и искать работу, чтобы избавить от лишних трудностей дядю Грегорио и тетю Марию.
– Ну, пока что все наоборот, – возразил Грегорио, – это из-за нас они на него набросились вчера, верно, Давид? Ох, и досталось же ему!
– А вот тебе не зря наподдали, в воспитательных целях, а то у тебя здесь и дел никаких нет, кроме твоего долбанного бейсбола, а ты пойди-ка займись настоящим трудом!
– Ну уж нет, я вам не ишак, только ты у нас любитель спину гнуть!
Мария разлила по чашкам кофе.
– Альфонсо, Давид плохо себя чувствует!
– Еще бы, Мария, как он может чувствовать себя хорошо после того, что пережил!
– Он слышит голоса и от этого очень страдает, – продолжала Мария. – Тебе бы надо показать его врачу.
– Какого хрена, сестра, у моего сына, может, и есть заскоки, но он не сумасшедший! – Он повернулся к Давиду: – Ты все еще слышишь голоса?
Давиду захотелось плакать, но он сдержался – даже если перед ним возникнут все черти преисподней, отец не увидит и слезинки у него на лице!
– Ага, – подтвердил Давид.
– А ты начал слышать их до или после того, что случилось с Рохелио?
– После.
– Ну, вот видишь? Ничего, это от испуга, скоро все голоса исчезнут, а ты о них и думать забудешь!
– Да, верно, – согласился Грегорио.
«Как бы не так!» – прошептал внутренний голос.
Давид хотел сказать об этом присутствующим, но тут Мария спросила:
– Вы разве завтракать не будете?
– Мне надо ехать, – отказался Альфонсо. – Меня ждет хозяйский самолет в аэропорту, обещали подбросить.
– Ну, нет, не поедешь, пока не поешь, педик чертов, мне наплевать, что ты опоздаешь на самолет! Старая, состряпай-ка чего-нибудь по-быстрому, а то этот каброн будет потом всем говорить, что приехал к нам в гости, а ему тут и воды напиться не дали, у него язык что помело, уж я-то знаю! – Мария приготовила яйца «по-конски», поставила на стол сыр, тушеную фасоль, налила мужчинам свежего кофе.
– Давай-ка, каброн, наворачивай и знай, что в доме твоей сестры тебя всегда накормят, ядрена корень,»учти, что от этих яиц будет стоять, как в тридцать лет. приедешь домой – сам убедишься, если ты вообще что-то умеешь!
– Ну да, учил баран волка, как овцу крыть!
– Может, хоть теперь ты выполнишь свой мужской долг перед Тере!
– Да замолчи, ты-то что понимаешь в мужских делах! – Все это время Давид молча слушал, как всегда, не понимая смысла перепалок, обычно возникающих между отцом и дядей.
– Ну а как Чато? – поинтересовался Альфонсо.
– Вот этот каброн действительно сошел с ума! Вообрази себе – хочет свергнуть правительство!
– Весь в тебя!
– Что за хренотень эта нынешняя молодежь, недоумки поганые! Все что-то читают, музыку слушают, да такую, что не понятно, как у них барабанные перепонки не лопнут!
– А прически, – подхватила тетя Мария, – волосы у мальчишек длиннее, чем женские, не хватает только, чтобы начали в косички заплетать или платочки на головы повязывать!
– Наслушаются своей музыки, а потом принимаются критиковать правительство, предпринимателей, и уж никому не под силу научить их уму-разуму! Ну, откуда, скажи, в башках у этих обормотов берется, к примеру, что религия – опиум для народа? Ну, глупости же говорят, честное слово!
– Дать им хорошую взбучку ~ сразу утихомирятся! Появится Чато – пришли его ко мне на несколько деньков, вернется как шелковый.
– Если бы, сейчас уж не так, как в старину, я с Чато чего уж только не делал – и говорил по душам, и денег давал, и на курорт отправлял, и трепку задавал, и что же. Да ничего, свалил из дома, шатается теперь как ни в чем не бывало неизвестно где, а наша гребаная полиция в довершение ко всему наезжает на меня, грозятся арестовать.
– Серьезно?
– Их чертов брюхач команданте так и заявил мне, да только у этого сукина сына руки коротки, я вот на них в суд подам!
– На полицию в суд?
– Конечно!
– Не будь еще большим дураком, нельзя этого делать!
– А мы с Неной считаем, что это надо сделать обязательно! – вмешалась Мария. – Почему мы должны сидеть сложа руки?
– Да если мы это оставим просто так, они с нас потом не слезут!
– И что вы надеетесь добиться, Мария? Да эти каброны тут же наедут на Грегорио, смешают с дерьмом и всю спесь из него выбьют! Первое предупреждение вам уже сделано, сами понимаете!
– Мы находимся под защитой Конституции, – возразила Нена. – У нас правовое государство!
– При всем моем уважении к тебе, племяшка, прибереги эти сказки для своих экзаменов, потому что они не имеют ничего общего с действительностью! Рассказать, как я договаривался вчера с доном Педро Кастро? Его сын Сидронио подоспел, когда я еще находился на взлетной полосе, и дон Педро, по своему обычаю, дал мне на объяснения ровно столько времени, сколько у него уходит, чтобы выкурить одну сигару. Думаешь, справедливо, что нам пришлось расстаться с Давидом? Нет, конечно, но если бы я не согласился, его бы убили.
– А если обратиться в полицию, дядя Альфонсо? Неужели не вступится?
– Кто, команданте Насарио? Да он присутствовал при нашем разговоре!
– Вот каброн! – зло оскалился Грегорио. – Думаешь, не обманут?
– Уговор дороже денег. У нас в горах люди мстительные, но честные. Опять же, дон Педро Кастро отнесся с пониманием, и Насарио тоже, один лишь Сидронио требовал возмездия, больно кровь у него горячая. Вы даже не представляете, чего мне только не пришлось им наобещать, чтобы дон Педро его утихомирил!
Прежде чем Альфонсо успел продолжить свой рассказ, его перебила сестра:
– Альфонсо, захвати для Тере эту материю, пусть сошьет что-нибудь дочерям, и вот еще, возьми, – и сунула ему в руки полиэтиленовый пакет с мачакой.
– Мария, не нагружай меня, ради бога!
– Если ты ему ничего не всучишь, наступит конец света!
– Это ты так думаешь!
– Мать, если будут звонить из команды, скажи, я уже еду, только подброшу этого педика в аэропорт!
Они сели в дядин «валиант» (или «валиум», как называл его Чато); Давид расположился на заднем сиденье и слушал, о чем беседовали отец и дядя Грегорио.
– Неужели город настолько изменился?
– Да, представь себе; то и дело где-то стреляют – одни говорят, это разборки гомерос, другие – что партизаны шалят, а с нас в конечном итоге стружку снимают!
– Я знаю одно – судебными исками от полиции ничего не добьешься.
– Да, полиция бдит денно и нощно, – подвел черту Грегорио.
Когда они свернули на шоссе, ведущее в аэропорт, Альфонсо повернулся к Давиду и потребовал:
– А теперь, сынок, рассказывай мне все, как было.
Давид поведал отцу, как пытался убежать, как его сбили с ног посреди двора, как само провидение подсунуло ему камень под кончики пальцев и подсказало, что спастись можно, лишь бросив его в голову Рохелио.
– Самая настоящая вынужденная самооборона, – убежденно сказал Альфонсо и, увидев мокрое от слез, несчастное лицо сына, встревожено спросил: – Тебе нехорошо, сынок?
– Дьявол говорит, что никакая это не самооборона, что я самый обычный убийца.
– Ты и сейчас его слышишь? – Юноша порывисто кивал головой. – А что еще он говорит?
– Говорит, что мне придется отсосать.
Дядя Грегорио рассмеялся:
– А ты скажи ему, пусть сам отсосет.
Все замолчали, а Давид вспомнил красную курточку и чуть влажное ушко Карлоты.
– Как там Карлота?
– Ох, сынок, не хотел я этого касаться, да, видно, никуда не деться, ты уже взрослый!
– Я хочу жениться на ней.
– Вот тут ты и допустил самую большую ошибку – нельзя трогать чужую невесту! Разве не учил я тебя уважать обычаи? Ты и ей неприятности причинил, и всем Кастро дорогу перешел, а потому не видать тебе теперь ни Чакалы, ни Карлоты, понятно? – твердо сказал отец и добавил: – И учти, чтобы больше камня в руку не брал!
На некоторое время в машине воцарилось молчание; за окнами расстилалась залитая солнцем долина. Наконец Давид не выдержал и стал оправдываться:
– Она сама меня танцевать потащила!
– Ну и что же! – суровым голосом перебил его отец. – Подле невесты чужому не место, заруби себе на носу!
– А теперь, когда у нее нет хозяина, мне можно жениться на ней?
– Нельзя! – потеряв терпение, выкрикнул Альфонсо. – Забудь о ней, говорю тебе!
– Да, дерьмо лучше не шевелить, – поддержал его Грегорио.
Альфонсо сделал глубокий вдох и продолжил уже спокойнее:
– Отныне у тебя наступит новая жизнь, дядя Грегорио поможет с работой, будешь жить один, делать что хочешь, но Карлота для тебя больше не существует!
Приехали в аэропорт. Давид издалека узнал принадлежащий лесопилке «пайпер-чероки» и догадался, что именно на нем папа полетит домой. За последние тринадцать часов он видит уже второй самолет. Перед расставанием отец отсчитал ему несколько банкнот.
– Вот, возьми на расходы. – И, помедлив, добавил: – Я уже дал денег дяде Грегорио, чтобы ты ни в чем не нуждался; он подыщет для тебя жилье.
– Да, папа.
– Делай все так, как я тебе велел; из города никуда ни на шаг!
– Да, папа.
– Я не хочу, чтобы у тебя опять возникли неприятности.
– А как же дьявол?
– Выброси это из головы! Позаботься о Давиде, – обратился он к Грегорио. – Когда найдешь для него дом, помоги обустроиться и навешай иногда.
– Не беспокойся.
– И не вздумай подавать в суд на полицию, все равно ничего не добьешься, они же над тобой и посмеются!
Давид отказался покидать аэропорт, пока самолетик не взлетел и не скрылся из виду. На обратном пути в город он думал о том, как отец защищал его от дона Педро, вспоминал Чакалу, которую не увидит уже никогда в жизни. Давид почувствовал боль от образовавшейся в душе пустоты. «Умираю», – мысленно решил он. «Да нет, – возразил голос. – Это всего лишь одно из проявлений того, как человек воспринимает одиночество». Дядя Грегорио посмотрел на Давида в зеркало заднего обзора и поинтересовался, нравится ли ему бейсбол.
– Бейсбол? – переспросил Давид. – Не знаю, никогда в него не и играл.
Пять часов спустя он стоял на краю бейсбольной площадки и наблюдал за игрой команды «Депортес Бейб Рут», которую тренировал и содержал на свои деньги дядя Грегорио. Она проигрывала с разгромным счетом: один – одиннадцать. На восьмой подаче, когда стало ясно, что поражение неминуемо, дядя предложил Давиду выступить в роли подающего.
– Надо просто бросить мяч кэтчеру!
– Я не умею…
– А ты вообрази, что перчатка – это кролик!
– И все?
– Ну, на самом деле тут целая наука, но сейчас объяснять некогда, что получится, то и ладно!
– Хорошо.
– Тогда переодевайся! – И дядя дал ему форму, которая раньше принадлежала Чато.
– Играть будешь? – спросил Джонленнон, сидя на спортивной сумке, грызя картофельные чипсы и запивая их газировкой. Грегорио подозвал кэтчера, Сантоса Мохардина по прозвищу Чоло, крепкого парня с темными пятнами под глазами, и познакомил с Давидом.
– Это мой племянник Давид, он будет подавать, принимай мяч по центру. А ты, Давид, постарайся попасть точно ему в перчатку.
Идея ввести в игру новичка, очевидно, пришлась Чоло не по вкусу.
– Они могут опротестовать результаты матча!
– Не важно, мы и так проиграли! – Чоло смерил взглядом нового питчера, и поскольку тот, похоже, не показался ему обладателем большого ума со своим разинутым ртом и выпяченными зубами, решил возразить:
– Послушайте, какой смысл менять шило на мыло?
– Ты что, каброн, возомнил себя Альбертом Эйнштейном? Все равно тебя русские не завербуют, мать их!
– Да ладно, сказать ничего нельзя…
Не обращая внимания на Чоло, Давид начал разминаться и взял бейсбольный мяч, чтобы набить руку, бросая его в перчатку свободным членам команды, но тут к нему подкрались неожиданные сомнения: мяч был такого же размера, как тот камень, что послужил причиной гибели Рохелио Кастро, только весил поменьше. Тогда он обратился к дяде:
– Послушайте, дядя Грегорио, папа не велел мне больше бросаться камнями.
– Это не камень, а мяч, так что успокойся! Тебе что, разонравилось попадать в кроликов?
– Нет вообще-то…
– Так это то же самое, только вместо кролика – перчатка!
– Хорошо, как скажете. – Давид ради тренировки бросил мячик семь раз, и это занятие ему понравилось. Он решил, что метить в неподвижную перчатку даже проще, чем в кролика. Тем временем Грегорио договорился насчет нового игрока с арбитром, а Чоло подбодрил остальных членов команды:
– Держись, ребята! Как говорил Йоги Берра, ничто не кончается прежде, чем наступает конец, и это как раз тот случай!
Сантос подошел к питчерской площадке, где уже стоял Давид, и посоветовал ему бросать как можно сильнее. Очередной игрок соперников с битой занял свое место, и по сигналу Чоло Давид сделал первый бросок, который получился мощным, точным, с хорошей скоростью. Отбивающий промахнулся, и Давид заработал «страйк».
– Вот вам, мать вашу! – восторженно завопил Чоло. Тренер противоположной команды немедленно подошел к Грегорио, чтобы оспорить результат.
– Гойо, откуда у тебя взялся этот парень?
– Мне его только что прислали из Штатов!
– А я думал, его подослали русские!
– Не будь пендехо, Риос, в России не играют в бейсбол! – Арбитр молча сметал щеткой песок с площадки отбивающего.
– Ты же знаешь, что проиграл, и я могу запретить своим ребятам отбивать!
– Не будь каброном, Риос, дай мне опробовать в деле этого парня! Сегодня ты мне, завтра я тебе, сам понимаешь!
– Ну ладно, – согласился тренер соперников, однако в душе у него остались сомнения.
И недаром. Для двух отбивающих его команды броски Давида закончились сплошными «страйками», из других лишь один успел сделать «хоумран», обежав все базы, а самый последний отбил мяч высоко вверх, и тот, повертевшись в воздухе, упал в аут.
– Матч-ин, земляк! – восторженно закричал Давиду Чоло, а Грегорио и вся команда ликовали.
– Чертов пацан, откуда он взялся! – досадовал тренер соперников.
К пущему восторгу Грегорио, приехал президент бейсбольной лиги и сообщил о назначении его тренером кульяканской команды «Лос-Томатерос», которой предстояло поехать в Лос-Анджелес и сыграть там шесть матчей. Ему давалось две недели, чтобы подобрать игроков в возрасте от восемнадцати до двадцати лет, оформить им паспорта и сшить бейсбольные костюмы.
– Послушай, Грегорио, ты ведь планируешь включить в команду этого питчера?
По дороге домой в своем зеленом «валиуме» Грегорио говорил Давиду:
– Вот так, племяш, ты хотел поехать в Соединенные Штаты и поедешь, только не батрачить, а играть в бейсбол, как тебе это?
– Нравится.
– У меня есть две недели, чтобы обучить тебя парочке приемов; слышал когда-нибудь о «слюнявой подаче»?
– Нет.
– Если уж ты сумел одним броском парня ухлопать, то вполне сможешь играть против гринго; ты же самородок, неграненый алмаз, как говорится! Руки у них коротки, у засранцев! – Дядя сердито насупился и сказал: – Если бы Чато перестал херней заниматься, мог бы шорт-стопа сыграть, да вместе с Чоло, представляешь, какая у нас была бы мощь?
– Дядя, а разве Чоло не старше двадцати?
– Да, но по свидетельству о рождении ему восемнадцать.
Восторг дяди Грегорио начал передаваться и Давиду, хотя он все еще не очень хорошо понимал, что происходит. Одно ему было совершенно ясно – чем дальше его увезут от Чакалы, тем лучше.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.