Книга Гуляки старых времен онлайн

Этот текст имеет отношение к сказке «За Синей рекой» и представляет собой своего рода приквел всей истории. В частности, здесь действуют молодой Зимородок и молодая Мэгг Морриган. Часть текста написана Тарасом Витковским (вставные новеллы о Золотом звере и Контрабандисте и сиренах).

Все стихи в повести – мои. Одно нуждается в пояснении – это баллада, которую поет Молчун, – «Мальчик-поэт на войну пошел». У поэмы два источника. Во-первых, заглавная строчка взята из ирландской песни, которую поют какие-то переселенцы в космической опере «Стар Трек». Песня переведена плохо, за исключением этой строчки, и мне захотелось продолжить. Во-вторых, в 1996 году у меня сидели ролевики всю ночь перед стартом на игру (кажется, на один из московских «Кринов»). Это были мои соратники по Эшберну, Черная Гвардия, мы недавно вернулись с этой игры (ее устраивали под Питером). Бравые наемники расчувствовались и всю ночь пели. Один из них исполнил песню «Наемник вернулся домой». Он рассказал, что эту песню сочинил один парень, он ушел в армию служить, а когда вернулся, то обнаружил, что его песню украли: кто-то ее поет и выдает за свою. Мне спели эту песню и даже позволили ее записать, но с одним условием: я никому не дам переписывать. Я сдержала слово, запись есть только у меня, а историю украденной песни и приблизительное ее содержание (которое хорошо связалось с мальчиком-поэтом, ушедшим на войну) я использовала в «Пьяницах старых времен».

Эта повесть была написана специально для т.3 Антологии мировой фантастики – «Волшебная страна» (фэнтези), Москва, «Аванта+», 2003, по инициативе Дмитрия Володихина, составителя антологии. Толчком послужила странная моя встреча в одном из проходных дворов на Петроградской стороне. Там сидели какие-то ветхозаветные благовоспитанные алкоголики, очень вежливые, и благопристойно выпивали. Было лето, росли пыльные лопухи – казалось, не было ни перестройки, ни капитализма, а на дворе по-прежнему семидесятые… У меня в голове стало складываться стихотворение, которое приводится в тексте.

Первоначально повесть называлась «Пьяницы старых времен», но по просьбе Володихина название было изменено, поскольку основной читатель Антологии, как предполагалось, – дети, книга должна была поставляться в школьные библиотеки, и если какой-нибудь преподаватель откроет оглавление, а там, о ужас, пьяницы какие-то…

Предисловие, приведенное в этой папке, я написала для третьего тома Антологии.

* * *

 
Пьяницы старых, добрых времен,
Где вы, пьяницы старых времен?
 
 
Краснорожие, вислобрюхие,
Пили пиво, стучали кружками,
И икали, рыгали, хрюкали,
И служанок звали подружками, –
 
 
Пьяницы старых, добрых времен,
Где вы, пьяницы старых времен?
 
 
Пухлым задом, обтянутым юбкою,
Кружевами по подолу вспененной,
Семипудовою голубкою
Опуститься бы на колени вам!
 
 
Пьяницы старых, добрых времен,
Где вы, пьяницы старых времен?
 
 
Пирожки маслянистой горкою,
Мясо с кровью, пива бочонок… Что потом?
Ваше пенье, нестройное, громкое,
Драки добрые, танцы с топотом…
 
 
Пьяницы старых, добрых времен,
Где вы, пьяницы старых времен?
 

Когда Дофью Грас написал это стихотворение, то многих оно повергло в самое настоящее недоумение. Среди своих товарищей (о них речь впереди) Дофью был известен как сочинитель почтенных застольных баллад – таких, как «Горький пьяница рыжий Ганс», «Эй, привидение, сядем за стол» и бесконечная «Пивная кружка», которую исполняют обыкновенно под самый конец пиршества.

– Объясни, как это тебя угораздило представлять свою персону в виде «семипудовой голубки»! – сердито говорил Забияка Тиссен, самый суровый ценитель изящной словесности в округе.

Тиссен был лет восьмидесяти, тощ и чрезвычайно складчат; его нос и указательный палец, которым он тыкал в листок со стихами, скрючились, так сказать, в одной позе и выражали одинаковое неодобрение.

Дофью Грас, также очень немолодой господин, дородный, весьма румяный (при виде его на ум сама собою вскакивает яичница с ветчиной, пышная и брызжущая здоровьем, – до которой он был, кстати, большой охотник) вынул изо рта погасшую трубку, внимательно поковырял в ней мизинцем и с деланной рассеянностью принялся растолковывать:

– Поэт, минхер Тиссен, волен воображать себя кем угодно. Это называется – «лирический герой».

– Но почему «голубкой»? – не унимался Тиссен.

– Мне доводилось сочинять от лица старого рыцаря ван Хорста – ничего, всем понравилось. А припев в этой песне, между прочим, поется его лошадью – об этом я никому не говорил! – и ничего, все исполняли да нахваливали.

Забияка Тиссен побледнел под загаром.

– Лошадью? – переспросил он.

Дофью расхохотался.

– А «Кружка»? – сказал он потом. – Ведь эта баллада написана от имени кружки, которая перечисляет всех славных пьяниц, когда-либо наполнявших ее добрым пивом…

«Кружка», к слову сказать, была настоящим шедевром Дофью Граса. И дело даже не в том, что полностью она состояла из восемнадцати куплетов, по восьми строчек в каждом. Каждый куплет заключал в себе сжатое описание жизни, подвигов (а иногда и смерти) знаменитейших ценителей дивного хмельного напитка. Наилучшего в «Кружке» было то, что она неизменно вызывала в исполнителях дух здоровой соревновательности. Как только что упоминалось, к этой балладе приступали только после того, как все прочие бывали спеты, а большая часть бутылей и кувшинов опустевала. Требовалось не забыть ни одного куплета (что само по себе превращалось в вид спорта). Время от времени поющие замолкали, вглядываясь друг в друга блестящими от волнения глазами, а потом кто-нибудь вспоминал очередное прославленное имя и затягивал снова; прочие с облегчением и радостью дружно подхватывали. И все равно восемнадцатый куплет часто оставался неспетым. Замечательно, что автор «Кружки» помнил ее, кажется, хуже всех. Словом, «Кружка» составляла славу Дофью Граса как стихотворца.

И раз уж речь зашла об этой балладе, стоит обратиться к Анналам Общества и извлечь оттуда подходящую к делу историю. Так всегда поступают Старые Пьяницы, и мы не видим причины, почему нам следует действовать иным образом.

На последнем заседании Общества как раз зашла речь об одном из самых знаменитых персонажей «Кружки» – рыжем Гансе, том самом, которому посвящена, кроме того, отдельная большая баллада – также сочинение минхера Дофью.

Начал Густав Таверминне, весьма уважаемый член сообщества, и один из самых давних.

– Знаете ли вы, господа, что баллада «Горький пьяница, рыжий Ганс» основана на истинно бывшем событии? – так заговорил он, когда «Кружка» была допета до конца, но расходиться еще не хотелось.

Тут все загалдели, поскольку любой уважающий себя выпивоха знал множество событий из жизни рыжего Ганса – и все они были совершенно истинными. Однако не так-то просто оказалось смутить Густава Таверминне, недаром он держал галантерейную лавку, где желающий мог приобрести что угодно, от вышивальной иглы до портянок гномского покроя.

– Да, милостивые мои государи, на истинном – да не так, как это принято думать, а с вывертом и, если можно так сказать, с подковыркою, – продолжал Таверминне. – И хоть баллада от этого не утрачивает ни малой толики своей благоуханной поэтичности, а все же не все в ней трактуется под правильным углом зрения.

И, говоря все это, он чуть склонил набок маленькую сухую старческую голову, как бы демонстрируя надлежащий угол зрения. Голова у Густава Таверминне была примечательна сплюснутостью. По правде сказать, она была почти совершенно плоской, как коробочка с липкими разноцветными леденцами, столь популярными среди детворы.