Книга Прекрасная незнакомка онлайн



Даниэла Стил
Прекрасная незнакомка

Никласу – чтоб нашел ты в жизни желанное и опознал его, завидев, удачливо его обрел – и сберег!!!

Со всей любовью, Д С.


Глава 1

Дверь гаража неспешно отворилась, будто большущая смуглая жаба распахнула пасть в готовности поглотить зазевавшуюся муху. По другую сторону улицы мальчик восторженно наблюдал за этим. Он обожал это зрелище, знал, что незамедлительно покажется из-за угла красивое спортивное авто. В ожидании считал… пять… шесть… семь… Включивший сейчас дистанционное устройство водитель машины понятия не имел, что мальчик каждый вечер следит за его прибытием, чтит этот ритуал и расстраивается, если хозяин черного «порше» припозднится или не явится. И вот мальчишка стоял в сумраке, считал… одиннадцать… двенадцать… тогда стало видно, как бегущая черная тень мелькнула на повороте и тихо скользнула в гараж. Оставшийся незамеченным, мальчик еще чуточку полюбовался красавцем автомобилем, а потом двинулся потихоньку домой; черный «порше» стоял у него перед глазами.

Попав в гараж, Александр Гейл выключил мотор. Не спеша вставать, глянул в привычные потемки своего гаража. В сотый раз за день мысли его вновь обратились к Рэчел. И в который раз он отогнал от себя мысли о ней. Тихо вздохнул, прихватил портфель и вылез из машины. Электронное устройство не замедлит автоматически затворить гаражную дверь. Сам он направился в дом через выходящую в сад боковую дверь. Алекс остановился в нижнем холле миловидного викторианского городского домика и заметил пустынность некогда уютной кухни. Медные сосуды свисали с кованой железной рамы, но рука судомойки не касалась их, а больше некому было позаботиться. Цветы, густо уставленные близ окон, были засохшими и безжизненными; включив в кухне свет, хозяин заметил, что многие растения уже погибли. Он ушел оттуда, скользнув взглядом по обшитой деревом маленькой столовой по другую сторону холла, медленно поднялся в бельэтаж.

Теперь он, возвращаясь домой, всегда входил через сад. Это не столь тягостно, как войти парадной передней. Как ни явишься вечером к парадному входу, все ждешь, что она тебя встретит с роскошной копной густых светлых волос, прихваченных на затылке, в обманчиво строгом наряде, в котором она ходила в суд. Рэчел… блистательный юрист… верный товарищ… влекущая женщина… пока не ранила она его… пока не покинула… пока не настал их развод, ровно двумя годами раньше, день в день.

Сегодня по пути домой из конторы он рассуждал, всегда ли так будет помниться тот день. Будет ли и дальше больно отзываться в памяти то утро в октябре? Право, удивительно, как обе их годовщины выпали на один и тот же день. Годовщина свадьбы, годовщина развода. «Совпадение», – невозмутимо заявила Рэчел. «Неувязка», – сказал Александр. «Ужас», – произнесла его мать, позвонив в тот вечер, когда пришли бумаги, и застав его вдребезги пьяным и хохочущим.

Рэчел. Мысли о ней по-прежнему тревожили его. Вроде бы по прошествии двух лет такого не должно быть, но вот поди… Золото волос и глаза цвета Атлантического океана в канун шторма, темно-серые с сине-зеленым отливом. Впервые он встретил ее в качестве адвоката другой стороны в деле, которое решалось вне суда. Но там была истая битва, Жанна д'Арк не смогла бы отстаивать свое дело с большей страстью и последовательностью. Александр не сводил с нее глаз во время прений, восхищенный, увлеченный, его тянуло к ней, как ни к одной женщине за всю его жизнь. Он пригласил ее в тот вечер отужинать, и она настояла, чтоб счет они оплачивали пополам. Не желает она «портить профессиональные отношения», так было сказано с хитроватой улыбочкой, после которой ему хотелось то ли закатить ей пощечину, то ли сорвать долой всю одежду. Рэчел была чертовски красива и чертовски толкова.

Воспоминание о ней заставило Александра нахмурить брови, когда он проходил через пустую гостиную. Всю обстановку этой комнаты она увезла с собой в Нью-Йорк. Остальную их мебель оставила Алексу, но большая, просторная гостиная в бельэтаже милого викторианского домика, который они вместе покупали, осталась пустой. Часто он, пересекая комнату перед уходом, подумывал, что если купить новую обстановку вместо памятной, то и Рэчел позабудется. Однако на сей раз, поднявшись сюда, он не обратил внимания на окружающую пустоту. Мыслями он был за тридевять земель, вернувшись к той поре, когда Рэчел еще не покинула его, раздумывая, что их связывало, а что разделяло. Были общие надежды, шутки и смех, общая профессия, их постель, дом и, пожалуй, все.

Алекс хотел детей, чтобы спальни верхнего этажа наполнились шумом и смехом. Рэчел хотелось заняться политикой или устроиться в одну из ведущих нью-йоркских юридических фирм. О политике она маловразумительно упоминала еще при их знакомстве. То был бы естественный для нее путь. Отец ее, влиятельное лицо в Вашингтоне, успел побывать губернатором их родного штата. Вот что еще оказалось у них общего – сестра Алекса представляла в конгрессе Нью-Йорк. Рэчел неизменно восторгалась ею и быстро завязала тесную дружбу с Кэ. Но не политика отобрала Рэчел у Алекса, а другая половина ее устремлений – юридическая фирма в Нью-Йорке. В общем, ей понадобилось два года, чтобы подняться в цене и уйти от него. Сейчас он мысленно провел пальцем по нанесенной ране. Рана уже не язвила, как прежде. А прежде причиняла неведомую до той поры боль.

Рэчел была красива, блистательна, удачлива, деятельна, привлекательна… Однако недоставало в ней мягкости, нежности, доброты. Такие слова не применишь к Рэчел. Ей хотелось от жизни большего, нежели просто любить Александра, просто быть адвокатом в Сан-Франциско и чьей-то женой. Когда они встретились, ей исполнилось двадцать девять, и это был ее первый брак. Оказалось, что ей некогда было выйти замуж раньше, так она объяснила Алексу, надлежало добиваться поставленных целей. Заканчивая юридическое образование, она решила к тридцатилетнему возрасту проявиться «по-крупному». «Что понимать под этим?» – спросил он у нее. «Сто тысяч в год», – ответила она не моргнув глазом. Сначала он поднял ее на смех. После всмотрелся в ее взгляд. Она говорила всерьез. И добилась своего. Всю жизнь устремленная к такому успеху. К успеху в такой системе измерений, где денежные счета и громкие дела и не важно, кого погубит судебный процесс. До отъезда в Нью-Йорк Рэчел успела одолеть половину Сан-Франциско, даже Алексу пришлось под конец убедиться, какова она. Холодна, безоглядна, честолюбива, ни перед чем не остановится, чтобы достичь собственной цели.

Через четыре месяца после их свадьбы открылась вакансия в одной из самых престижных юридических фирм Сан-Франциско. Алексу польстило, что ее кандидатуру вообще принимают во внимание. Как-никак совсем молодой, начинающий адвокат, однако скоро стало заметно, что она готова на любые грязные уловки, лишь бы получить это место. Так и вела себя, и место получила. Он уговаривал себя, что Рэчел просто переняла тактику бизнесменов, но последовало полное разъяснение. Ее сделали полноправным партнером и предложили место в нью-йоркской конторе фирмы. На сей раз больше чем на сто тысяч долларов в год. А Рэчел Гейл было всего тридцать один. Александр со страхом и восхищением наблюдал, как ей давался выбор. Прост был выбор, а что касается Алекса, то о выборе и речь не шла. Нью-Йорк или Сан-Франциско, Александр или без него. В конце концов, она ласково сообщила ему, что нельзя же отказаться от столь заманчивого предложения. «Но это не отменяет наши отношения». Она, мол, будет прилетать домой в Сан-Франциско почти каждую неделю, если же Алекс хочет, то… может свернуть здесь свою практику и вместе с ней ехать на восток.

И что там делать? Готовить ей материалы? Он смотрел на нее в обиде и гневе. «Что со мной станется, Рэчел?» – обратился он к ней, когда она заявила о своем решении занять должность в Нью-Йорке. Ему хотелось, чтобы вышло по-иному. И она бы сама сообщила ему, что отказывается занять то место, потому что Алекс для нее важнее. Подобное было не в стиле Рэчел, равно как не в стиле сестры Алекса. Задумавшись, он понял, что раньше уже видел женщину, схожую с Рэчел. Кэ, его сестра, прокладывала себе путь к цели сквозь любые преграды, пожирая или уничтожая перебегающих ей ненароком дорогу. Единственная разница – Кэ поступала так в политике, а Рэчел – в юриспруденции.

Легче понимать и уважать такую женщину, как его мать. Шарлотта Брэндон осилила-таки и двоих детей, и успешную карьеру. В течение двадцати пяти лет держась в числе самых тиражируемых писателей страны, она все же не забывала об Алексе и его сестре, всегда была рядом, любила их и отдавала им себя целиком. Муж ее умер, когда Алекс только родился, и она устроилась на неполный рабочий день в редакцию, где обрабатывала данные для обзоров. Порой писала их целиком, одновременно же, улучая любую минутку, до рассвета сидела над первой своей книгой. Остальное можно узнать из сведений на обложках девятнадцати книг, созданных ею и разошедшихся за эти годы в миллионах экземпляров. Успеха она достигла случайно, от нужды. Каковы бы ни были мотивы, она всегда воспринимала это как воздаяние, которое надлежит разделить и отпраздновать вместе с детьми, а не как нечто, что ей дороже детей. Шарлотта Брэндон и вправду была замечательная женщина, но дочь у нее выросла иной, озлобленной, завистливой, резкой, не передались ей от матери ласковость, теплота, бескорыстие. И в свое время Алекс осознал, что этих качеств лишена и его супруга.

Уезжая в Нью-Йорк, Рэчел твердила, что не желает развода. Какое-то время старалась наезжать, но занятость обоих на противоположных концах страны делала их совместные уик-энды все более редкими. Безнадежная штука, как-то раз заметила Рэчел. Алекс же после двух нескончаемых недель совсем уж решил оставить собственную доходную практику и перебраться в Нью-Йорк. Черт возьми, велика ли важность, стоит ли держаться за свои занятия, если при этом потеряешь жену? Однажды, в четыре часа утра, он принял решение: прекратить практику и уехать. Измученный, но полный надежды, он подошел к телефону, чтобы звонить ей. Было семь утра по нью-йоркскому времени. Но услышал он не Рэчел. А мужчину с глубоким медоточивым голосом. «Вам миссис Гейл? – поначалу не мог тот понять. – А, мисс Паттерсон». Рэчел Паттерсон. Алекс не верил, что новую, нью-йоркскую жизнь начала она под прежним своим именем. И не знал, что вместе с новой работой стал новым и весь ее быт и уклад. Мало что смогла она сказать ему в то утро, и, слушая доносящийся издалека голос, он не мог сдержать слез. Позже, уже днем, она позвонила ему из конторы.

– Что сказать, Алекс? Прости…

Простить что? Ее переезд? Ее роман? За что она извиняется? Или просто жалеет его, этакого бедного восторженного недоноска, одиноко сидящего в Сан-Франциско.

– Есть хоть какой-то шанс все наладить?

Он был готов пойти на это, но на сей раз она ответила честно:

– Нет, Алекс. Боюсь, что нет.

Поговорили еще несколько минут, прежде чем повесить трубку. Не о чем было беседовать, разве что их адвокатам. На следующей неделе Александр подал на развод. Все прошло гладко. «Как положено, цивилизованно», – высказалась Рэчел. Проблем никаких не возникло, только вот Алекс был пронзен до глубины души.

Целый год ему казалось, что некто близкий и дорогой скончался.

Возможно, скорбел он о себе самом. Казалось, некая его часть отбыла в контейнерах и ящиках, подобно обстановке гостиной, уплывшей в Нью-Йорк. Держался он вполне в норме: ел, спал, виделся с людьми, ходил плавать, играть в теннис, бадминтон, сквош, бывал в гостях, разъезжал, его практика переживала бум. Но что-то существенное в нем самом потерялось. И он знал о том, пусть другим оно и незаметно. Ему нечего было предложить женщине, кроме собственного тела, в последние два с лишним года.

Пока он добирался до своего кабинета, тишина в доме показалась вдруг непереносимой, оставалось бежать отсюда. В последнее время такое случалось с Алексом часто – безудержный порыв манил подальше от пустоты и тиши. Лишь после двух лет отсутствия Рэчел стало спадать оцепенение. Будто наконец сняли бинты и обнажилось незаживающее одиночество.

Алекс переоделся в джинсы, кроссовки, старую куртку и сбежал вниз, легко касаясь перил длинными сильными пальцами. Темные волосы слегка растрепались, взгляд голубых глаз стал сосредоточенным, когда он захлопнул дверь и повернул направо, добрался до Дивисадеро, там перешел на неспешный бег вверх по крутому холму, ведущему к Бродвею, где остановился и окинул взглядом изумительный пейзаж. Внизу в полутьме сверкала бухта, холмы затянул туман, огни взморья искрились алмазами, рубинами, изумрудами по ту сторону залива.

Добежав до представительных особняков Бродвея, он свернул направо и зашагал к Пресидио, бросая взор то на высокие броские здания, то на мирную красу бухты. Здешние дома были одними из роскошнейших в Сан-Франциско. Тут помещались два-три квартала самых дорогих в городе жилищ, претенциозные кирпичные дворцы и имитирующие старину особняки, ухоженные усадьбы, восхитительные панорамы, мощные деревья. Не встретишь ни души, и не донесется ни звука от ровного ряда зданий, хотя нетрудно вообразить себе звон хрусталя, блеск начищенного серебра, слуг в ливреях, дам и господ в вечерних туалетах.

Алекс всегда посмеивался над тем, что именно видится ему. По крайней мере такие видения облегчали его одиночество. Совсем другое воображал он, минуя дома поменьше на менее представительных улицах, которыми обычно проходил. Там ему чудились мужья, обнимающие своих жен, улыбчивые дети и щенки, резвящиеся в кухне или растянувшиеся перед потрескивающим жарким камином. В тех больших домах его ничто не привлекало. Тот мир не воодушевлял его, хотя в подобных усадьбах он бывал весьма часто. Для себя Алексу хотелось совсем иного, того, чего они с Рэчел никогда не имели.

Трудно было представить себя опять влюбленным, нежно-заботливым с кем-то, представить, что посмотришь кому-то в глаза – и тебя охватит радость. Этого с Алексом не случалось так давно, что он почти позабыл подобные чувства и порой терял уверенность, что когда-нибудь испытает их вновь. Он устал от шумливых деловитых дам, более озабоченных своими заработками и перспективами продвижения по службе, чем обзаведением семьей и детьми. Ему нужна была старомодная женщина, чудо, раритет, самоцвет. А таковых не обнаруживалось. Лишь дорогостоящие лжеувлечения два года кряду. А хотелось найти истинный совершенный алмаз, и возникало сомнение, сыщется ли такой. Одно знал он твердо: он не намерен поддаваться чему-либо мельче своей мечты. Кого-то вроде Рэчел ему не надо. Это он тоже понял.

Вновь Алекс освободился от мыслей о ней и обводил взглядом окрестность, стоя на лестнице Бейкер-стрит. Ее крутые ступени были выбиты на спуске, соединяющем Бродвей с Вальехо-стрит внизу. Алексу приглянулся пейзаж и прохладный ветерок, и он решил дальше не ходить и присел на верхней ступеньке. Раскинув свои длинные ноги, Александр улыбнулся городу, с которым породнился. Пусть он никогда больше не женится. Ну и что? У него отлаженная жизнь, прелестный дом и привлекательная и благополучная юридическая практика. Может, большего незачем и желать? Может, и права нет спрашивать большего?

Взор его запечатлевал пастельные домики у набережной, изукрашенные викторианские жилища, вроде его собственного, важничающий, в греческом духе, круглый Дворец пяти искусств прямо внизу, потом, оглядев его купол, возведенный Мейбеком полвека назад, невольно перевел глаза на крыши под собой, и тут внезапно явилась она. Женщина, сидящая, обхватив свои плечи, на ступенях внизу, была словно изваянная статуя наподобие тех, что стоят во Дворце пяти искусств, только более утонченная, со склоненной головой. Алекс заметил, что сидит тихо-тихо, уставясь на нее, словно на изваяние, произведение искусства, кем-то оставленное здесь, восхитительно отображенную в мраморе женскую фигуру, столь искусно сотворенную, что смотрится почти как живая.

Та не пошевельнулась, и он не сводил с нее глаз минут пять. Затем, распрямившись, она глубоким вдохом вобрала в себя свежий ночной воздух, а выдох был медленный, будто день накануне выпал ей нелегкий. Ее окружало облаком светлое меховое манто, и Алекс смог разглядеть ее лицо. Что-то было в ней особенное, отчего он и не сводил с нее глаз. Так и сидел, уставив взгляд. Кто она? Почему здесь? Ее присутствие потрясло его, и он сидел недвижно, желая узнать больше.

Ее кожа казалась во мраке особенно белой, темные волосы блестели, собранные в пучок на затылке. Похоже, волосы она носила очень длинные, и держались они в прическе всего лишь парой точно размещенных шпилек. К Алексу на миг подступило сумасшедшее желание кинуться вниз по ступеням напрямик к ней, коснуться ее, обнять и распустить ее темные волосы. И, чуть не разгадав его помыслы, она вдруг подняла взор, оставляя свои грезы, будто возвращенная сильной рукой из дальнего далека. Она обернулась в его сторону, вздрогнула и вскинула голову. Алекс увидел прямо внизу перед собой невиданно прекрасное лицо. Лицо совершенных пропорций художественного произведения, с чертами тонкими, хрупкими, беспорочный лик с огромными темными очами и нежно очерченным ртом. Пленившие его с первого взгляда глаза, невидящие, словно поглотившие все остальное лицо, эти глаза, казалось, были полны бесконечной печали, и в свете уличных фонарей ему стали заметны два блещущих ручейка слез на беломраморных щеках.

На одно нескончаемое мгновение их взгляды встретились, и Алекс почуял, как всеми фибрами своего существа рвется к незнакомой большеглазой темноволосой красавице. Сидя там, выглядела она такой ранимой, такой растерянной, но вот, словно смутясь, что позволила ему хоть мельком заметить это, поспешила опустить голову. Какую-то секунду Алекс не шевелился, потом вновь ощутил тягу к ней, увлекаемый идти прямо туда. Он все смотрел на нее, обдумывая, как же ему действовать, и в этот миг она встала со ступеней, кутаясь в манто. Оно было из рыси и окутало ее облаком. Взгляд ее снова нашел Алекса, но лишь на мгновение, затем же, словно видение, она скрылась за живой изгородью.

Алекс не сразу отвел взор от того места, где она пребывала, он прирос к месту, на котором сидел. Все свершилось так быстро. Затем он внезапно вскочил и побежал вниз по ступеням туда, где только что находилась она. Увидел узкую дорожку, ведущую к солидной калитке. Он не мог опознать сад за ней, не разберешь, к какому дому он относился. Надлежало выбирать из нескольких. Тайна оставалась. Охваченный бессилием, он хотел было постучать в калитку, в которую она вошла. Может, прячется в саду, сидит там, заперев калитку. Подступило отчаяние от того, что им никогда уже не увидеться. Потом Алекс, осознав всю глупость своего поведения, напомнил себе, что перед ним была всего-навсего незнакомка. Он долго и задумчиво смотрел на калитку, затем медленно повернулся и пошел назад, вверх по ступеням.



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт