Если бы я был литературоведом, специализирующимся на исследовании творческого наследия Станислава Лема, то я бы предложил считать «Фиаско» вторым томом «Солярис». Да, эти романы не связаны ни героями, ни местом действия, но их роднит предмет исследования — взаимоотношение Человека и Чуждого, и объединяет видимая эволюция взглядов и мнений замечательного поляка от, как мне кажется, оптимизма (Ведь Кельвин не бежал с Солярис, а остался на ней.) до, собственно, фиаско.
Когда читаешь писателя, приближающегося к закату своих дней, пользующегося заслуженной славой и самого осознающего собственную значимость, то в его произведении нередко обнаруживаешь две особенности. Во-первых, он говорит ровно то и ровно столько, сколько сам считает нужным, уже без оглядки на редакцию, публику или критику. Да, некоторые писатели придерживаются такой манеры с молодости, но лишь единицы из них вообще проходят сито естественного отбора, а зрелость не может наступить раньше положенного ей срока. В «Фиаско» Лем очень много рассуждает о чём-то, что не имеет прямого отношения ни к действию, ни к переживаниям героев. Роман содержит большие фрагменты текста, которые условно можно было бы назвать «свободными философскими размышлениями», в том числе содержащие довольно щепетильные с точки зрения современности тезисы. Они касаются религий, этики человеческой экспансии, психологии сосуществования и принятия решений о насильственных действиях. В малой мере затронуты полы in differentia: в романе нет женских персонажей, женщины вообще упоминаются на 300 страницах «Фиаско» один-единственный раз, когда Лем заявляет, что в длительных исследовательских экспедициях сугубо из практических соображений им не место.
Во-вторых, такой автор, как Лем в 80-е, легко может позволить себе сюжет подчинить своим рассуждениям, а не наоборот. Сюжетная линия идёт под слоем внесюжетной информации, а не над ним. То есть я, как читатель, воспринимаю приключения в далёком космосе в качестве вторичных данных, некоторого иллюстративного материала, сопровождающего мыслительный процесс Станислава Лема. Это вовсе не значит, что сюжет бледный или скучный. Напротив, он и захватывающий, и непредсказуемый. Например, первая часть романа, воспринятая мною, как основное действие, которое и будет продолжаться до конца, оказалась лишь обширным прологом перед переходом на ещё более интересный уровень.
Другое дело, что в итоге синтеза различных элементов «Фиаско» получается совершенно безрадостная картина, в которой человек опасен и безнадёжен. Возможно, вера могла бы как-то обуздать его. Неожиданное признание от Лема, и, возможно, я интерпретирую смыслы неправильно, но лишь священник в романе настаивает на бескровном решении коллизии.
Так как «Фиаско» рассказывает об очень грустных вещах и явлениях ошеломляющего масштаба, чтение книги оказывает на, так сказать, неокрепшие души серьёзное психическое воздействие. Меня при чтении в определённый момент охватил глубокий экзистенциальный ужас. Я болезненно остро ощутил безмерную малость всего существующего, с собою во главе, перед тем, что нельзя ни представить, ни осмыслить, ни, тем более, познать. И за этот небольшой опыт я тоже очень благодарен польскому писателю.
Прощаясь с художественной литературой, Станислав Лем подарил миру манифест пессимиста. С его точки зрения, клише «давайте оставаться людьми» и есть угрожающее признание в том, что мы никогда не сможем сосуществовать с отличающимися от нас.