Рецензия на книгу Бойцовский клуб от Daniloan
«Если я могу проснуться в другом месте и в другое время, почему бы однажды мне не проснуться другим человеком?»
Книга, из-за которой восемнадцатилетняя я ругалась в пух и прах со всеми своими знакомыми. Книга, в которой я видела немедленный призыв к действию, поощрение анархии, одобрение жестокости. Непоколебимая в своих убеждениях, как бабуля из «Манюни», и с ополным осознанием собственной непогрешимости, как полевая ромашка, я готова была выдерживать многочасовые словесные баталии, доказывая каждому бедняге, которому понравился Бойцовский Клуб, как же сильно он ошибался.
И что же – десять лет спустя ромашка покрылась шипами, избавилась от белого пальто и научилась анализировать книги чуть глубже, чем «прав / не прав был ГГ». И книга мне понравилась! Да ещё как. На правах бессовестного рекламодателя добавлю, что идею перечитать БК мне подкинули на очень крутом онлайн курсе «Книги великих писателей» за авторством Артёма Новиченкова.
БК – книга о подростковом бунте, безысходности карьериста или общем отчаянии человечества? Когда-то моя главная претензия к книге была в том, что слишком уж логичны и привлекательны некоторые из её идей, которые ведут в бездну, тем самым заставляя тебя самого либо до конца защищать выбранные идеалы, либо признавать себя предателем и трусом. Или ещё чего доброго лгать самому себе, что никогда ни о чём таком в жизни не задумывался, см словарь Ожегова графу «ромашка полевая». Максимализм, он такой. Либо ты с нами, либо против нас. Автор поступает хитро и жестоко, с первых страниц загоняя нас (и своего героя) в рамки морального выбора, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть, не позволяя даже объявить перекур для парочки страниц любви, дружбы или описаний пейзажа. Если конечно не называть отдыхом подобные размышления ГГ:
«Как это было бы славно: сжимать и сжимать в объятиях теплую дрожь Клои, в то время как сама Клои уже давно лежит в сырой земле!»
Многие размышления главного героя вызывают во мне волну взаимопонимания, что наводит на мысли - если твои чувства схожи с чувствами персонажа, при этом совершенно очевидно, что тот безумен, безумен ли и ты с ним заодно?
«Ты покупаешь мебель. Ты уверяешь сам себя, что это – первая и последняя софа, которую ты покупаешь в жизни. Купив её, ты пару лет спокоен в том смысле, что как бы ни шли дела, вопрос с софой, по крайней мере, решен. Затем решается посудный вопрос. Постельный вопрос.»
Если ты видел/чувствовал/рассуждал так же, при этом ты знаешь, что хозяин этих слов уже некоторые время гадит людям прямо в тарелки, вставляет порно в детские фильмы, а в недалёком будущем перейдёт к прямому террору, значит ли это, что и твои мысли ведут на опусную дорожку?
«А ведь когда-то я был таким славным малым», замечает главный герой.
Бойцовский Клуб – типичное начало любой секты, любой анархической организации или нацисткого движения. Все они начинаются с поначалу безвредных, несущих вполне разумный смысл, оригинальных идей.
«На следующей неделе каждый член «Комитета Разбоя» должен ввязаться в драку с незнакомцем и проиграть в ней. Идея заключалась в том,..... чтобы заставить беднягу почувствовать в первый раз в жизни, что такое – победить в схватке. Позволить ему потерять над собой контроль.»
Есть в этом что-то, определённо есть. Животное над разумным. Остановить бесконечную череду из «нельзя то, не делай это» (похожий пример, но менее жестокий, приводила Линдгрен в книжке «Мио, мой Мио», где мальчик попадает в волшебную страну, в которой можно вволю хохотать, бегать по дому и горланить песни в своё удовольствие, ведь дома ничего этого ему не разрешалось). Окно в неверлэнд, маленький праздник, глоток свежего воздуха – как хотите. И снова автор наотмашь бьёт по лицу, уже через пару страниц показывая, куда может завести подобная свобода:
«В ту субботу в клуб пришёл юноша с лицом ангела, и я вызвал его на бой. Я знал, что вызвал его, потому что меня вновь замучила бессонница, и мне ужасно хотелось разрушить что-нибудь красивое.»
Я, как и многие мои современники, постоянно живу с непреходящим чувством тяжести от воздвигнутых границ, колоссальной вины от войны, не мной развязанной, от конечности природных ресурсов, не мной растраченных, от страданий миллионов людей и животных, не мной причинённых. Мы все – часть огромной системы, чешуйки змЕя времени, что жуёт сам себя. Персонаж Паланика тоже чувствует это бремя и по-своему пытается справляться с ним:
«Я хотел разрушить всю красоту в мире. Сжечь дождевые леса Амазонки. Пробить хлорфторпродуктами озоновый слой насквозь. Открыть сливные краны на всех танкерах мира и сбить заглушки со всех нефтяных скважин на континентальном шельфе. Я хотел убить всю рыбу, которую не в силах съесть, и изгадить пляжи Франции, которых никогда не увижу.»
Невозможность созидания приводит героя к единственной возможности хоть что-то изменить – увеличить разрушения. Утопить мир в полной анархии и получить своеобразное удовлетворение от того, что все теперь равны, никто ничего не контролирует, а не только ты сам.
«Я хотел, чтобы весь мир дошёл вместе со мной до точки.»
Роман ужасен, ядовит, повергает в депрессию, но ровно до последних страниц, когда его персонаж внезапно... вырастает. Он вырос и бросил вызов своим собственным убеждениям. Нет, он не изменился в одночасье, это была подспудная, но оттого не менее трудоёмкая работа над собой. Наблюдая ужасы от последствий своих слов и прямых действий. Способствуя уничтожению личностей своего ближайшего окружения. Участвуя в убийстве человека, которого он любил... Последние страницы – не попытка переписать историю, это невозможно. И не попытка найти искупление, которого не заслужил. Это памятка мне, читателю, что люди способны вырасти, не зависимо от своего возраста. Что мы не прокляты вечно ходить по кругу, совершая одни и те же ошибки. Что остановиться можно всегда, даже если кажется, что уже слишком поздно.
