Книга Делай деньги онлайн



Терри Пратчетт
Делай деньги

От переводчика

Выражаю огромную благодарность всем, кто помогал работать над переводом! shodan, Йоккер, Mikola, Екса, ASK, sergeysv, deddem, Curious Mary, YeOlde, Brutanez, LEETE, dr.noise, xale, Pain Killer, Svart и многие-многие другие – спасибо вам!

От автора

Длина юбок как индикатор состояния экономики: автор навеки благодарен знаменитому военному историку и стратегу сэру Бэзилу Лидделлу Харту за это ценное наблюдение, сделанное в 1968 году. Оно объясняет, почему мини-юбки с начала 60-х никогда не выходили из моды.

Изучавшие историю компьютеров без труда догадаются, что прообразом «Булькера» стал созданный в 1949 году инженером и экономистом Биллом Филлипсом «Экономический компьютер», тоже представлявший собой впечатляющую гидравлическую модель национальной экономики. Хотя Филлиппс, похоже, обошелся без помощи Игоря. Одна из первых подобных машин хранится в лондонском Научном музее. Пытливый исследователь без труда обнаружит дюжину подобных аппаратов в других музеях мира.

И, наконец, автор, как и всегда, выражает искреннюю признательность Британскому фонду шуточного наследия, чьими стараниями бородатые шутки будут жить вечно…

Глава 1

Ожидание в темноте – Сделка – Висящий человек – Голем в синем платье – Преступление и наказание – Шанс делать настоящие деньги – Почти-золотая цепь – Никакой жестокости к мышам – Мистер Гнут следит за временем

Они стерегут в темноте. Нет способа ощутить текущее время, как нет и намерения. Когда-то их не было здесь, и, наверное, когда-нибудь не станет снова. Они окажутся где-то еще. Время в промежутке – несущественно.

Но некоторые разрушились, а иные – из тех, что помоложе – умолкли.

Вес нарастал.

Надлежало что-то предпринять.

Один из них воспел песнь.

Это была явно невыгодная сделка, но невыгодная для кого? Вот в чем вопрос. Мистер Волдырь, адвокат, не мог найти ответа. А ему очень хотелось бы знать. Когда стороны заинтересованы в совершенно неинтересном земельном участке, для третьей стороны может оказаться весьма выгодно прикупить недвижимость по соседству. Просто на всякий случай: вдруг первые две стороны слышали что-то интересное на стороне?

Хотя, на первый взгляд, ничего интересного вроде бы не просматривалось.

Он одарил сидящую напротив него женщину подходящей случаю улыбкой с оттенком легкой озабоченности.

– Осознаете ли вы, мисс Добросерд, что данная недвижимость подпадает под действие гномьих горных законов? Следовательно, все обнаруженные металлы и руды будут считаться собственностью Подземного Короля гномов. За их добычу вам придется уплатить значительную сумму. Хотя, должен предупредить, вряд ли вы что-нибудь найдете. По слухам, там только ил и песок, на всю глубину. А глубина немалая.

Он ожидал какой-нибудь реакции, но реакции не последовало. Женщина молча смотрела на него, голубоватый дымок ее сигареты спиралью поднимался к потолку конторы.

– Теперь, касательно древностей, – продолжил юрист, вглядываясь в лицо женщины настолько пристально, насколько позволяла пелена табачного дыма. – Подземный Король постановил, что любые драгоценности, доспехи, древние артефакты (известные как «Устройства»), оружие, посуда, свитки или кости, извлеченные вами на вышеупомянутом участке, также подлежат налогообложению либо конфискации.

Мисс Добросерд еще немного помолчала, как будто мысленно сравнивая озвученный перечень с неким собственным списком, потом загасила в пепельнице сигарету и спросила:

– Есть основания полагать, что там находится нечто подобное?

– Абсолютно никаких, – криво улыбнулся юрист. – Совершенно бесполезные пустоши, это все знают. Просто Король решил подстраховаться на случай, если «все» ошибаются. Такое нередко случается.

– При этом за краткосрочную аренду он требует кучу денег!

– Которую вы согласились заплатить. Гномов это нервирует, видите ли. Для гнома вообще нетипично расставаться со своей землей, даже ненадолго. Думаю, Король согласился только потому, что нуждается в деньгах для Долины Кум.

– Я плачу́ сколько запрошено!

– Конечно, конечно. Впрочем, я…

– Он будет соблюдать контракт?

– До последней запятой. Хотя бы в этом можно не сомневаться. Гномы в таких вопросах крайне щепетильны. Вам достаточно всего лишь подписать договор. И, к сожалению, внести платеж.

Мисс Добросерд достала из своей сумочки лист плотной бумаги и положила его на стол.

– Вексель на пять тысяч долларов, подписан Королевским банком Анк-Морпорка.

– Имя, которому доверяют, – юрист улыбнулся, но добавил: – обычно, по крайне мере. Будьте любезны, распишитесь, там, где крестики.

Он очень внимательно, практически затаив дыхание, следил, как она подписывается.

– Вот, – она подтолкнула документ через стол.

– Может, вы удовлетворите мое любопытство, мадам? Пока сохнут чернила на контракте?

Мисс Добросерд огляделась, как будто в массивных книжных шкафах могли скрываться невидимые уши.

– Вы умеете хранить секреты, мистер Волдырь?

– О, разумеется, мадам, разумеется!

Она еще раз с подозрением осмотрела кабинет и прошипела:

– Все равно, про такое нельзя говорить громко.

Адвокат с надеждой кивнул, склонился к ней, и, впервые за долгие-долгие годы, ощутил на своем ухе женское дыхание.

Я тоже умею, – шепнула мисс Добросерд.

Этот разговор состоялся почти три недели назад…

Карабкаясь ночью по водосточным трубам, можно сделать массу удивительных открытий. Например, узнать, что люди гораздо больше внимания уделяют тихим звукам – щелчок оконной задвижки, звон отмычек, – нежели звукам громким. Грохот падения кирпича или крики на улице (здесь Анк-Морпорк, в конце-то концов) мало кого интересуют. Громкий звук разносится далеко, следовательно, его слышат все, что значит – это общая проблема, следовательно, не моя. Тихие звуки, наоборот, раздаются совсем рядом и обычно выдают присутствие вора, а посему на них реагируют мгновенно и очень бурно.

Следовательно, он старался не производить тихих звуков.

Далеко внизу каретный двор Почтамта гудел, как растревоженный улей. Поворотный круг работал на полную мощность. Одна за другой прибывали почтовые кареты, в свете ламп ярко сверкал новёхонький «Убервальдский экспресс». Все шло хорошо, но путешественнику по трубам как раз от этого было плохо.

Он воткнул костыль в мягкую штукатурку, перенес на него свой вес, переставил но…

Чертов голубь! Птица панически захлопала крыльями, другая нога человека соскользнула, пальцы упустили водосток, и когда мир перестал качаться вокруг, встреча с далекой мостовой была отложена только благодаря костылю, который, что уж тут лукавить, был всего лишь гвоздем с приделанной поперечной рукояткой в форме буквы «Т».

«Стену не перехитришь, – подумал человек. – Если качнуться вбок, есть возможность уцепиться рукой и ногой за трубу. А может, костыль вырвется из стены».

Ооп… ля.

У него были при себе еще костыли и маленький молоток. Сможет ли он забить еще один гвоздь, не упустив первый?

Голубь присоединился к своим коллегам на высоком карнизе, прямо над головой ночного альпиниста.

Человек ткнул вторым костылем в стену настолько сильно, насколько посмел, вытащил из кармана молоток, и, под грохот отбывающего «Экспресса», нанес один мощный удар.

Гвоздь погрузился в кирпич. Человек бросил молоток, надеясь, что шум падения не расслышат в общей суете, и ухватился за вторую опору для рук даже раньше, чем молоток достиг земли.

«Ооп… ля. И что теперь? Я… застрял?»

Водосток был всего лишь в трех футах. Прекрасно. Должно сработать. Ухватиться обеими руками за второй костыль, аккуратно качнуться вбок, левой рукой обхватить трубу и осторожно перебраться на нее. Потом просто…

Голубь нервничал. Для голубей это нормально, они всегда нервничают. Нервозность вызывает определенный эффект, и птица выбрала именно этот момент, чтобы облегчиться.

Ооп… ля. Поправка: обе руки человека теперь цеплялись за очень скользкий костыль.

Черт.

Нервозность распространяется среди голубей быстрее, чем нудист бежит сквозь женский монастырь, поэтому вокруг мягко забарабанил настоящий дождь из помета.

Бывают моменты, когда мысли типа: «Лучше не бывает!» почему-то не приходят в голову.

И тут снизу раздался голос:

– Эй, кто там?

Спасибо тебе, молоток. «Вряд ли они меня видят, – подумал человек. – Двор хорошо освещен, их ночное зрение нарушено. А толку? Они знают, что я здесь».

Ооп… ля.

– Да ладно, я честный коп, брат, – крикнул он вниз.

– Вор, да? – откликнулся голос.

– И пальцем ничего не тронул, брат. Помог бы ты мне, а, брат?

– Эй, ты из Гильдии Воров? Говоришь, прям как они.

– Не, брат. Просто люблю слово «брат», брат.

Посмотреть вниз в таком положении было непросто, но, судя по звукам, на представление начали собираться конюхи и свободные в данный момент извозчики. Хорошего мало. Извозчики обычно встречаются с преступниками где-нибудь в горах, на пустынной дороге, а горцы редко утруждают себя глупыми бабскими вопросами типа «Кошелек или жизнь?». Поэтому когда такого разбойника ловят, правосудие и месть счастливо сочетаются в удобном обрезке свинцовой трубы.

Внизу раздалось бормотание, и стороны, похоже, достигли консенсуса.

– Ладно же, мистер Грабитель Почтамта, – проревел снизу веселый голос. – Слышь, мы что щас сделаем. Мы на крышу пойдем, и спустим тебе веревку. Это будет по-божески, верно?

– Верно, брат.

Это было неприятное веселье. Такое веселье звучит в слове «приятель», когда произносят: «А что это ты, приятель, так на меня уставился?» Гильдия Воров платила 20 долларов за каждого вора без лицензии, доставленного к ним живым. Но не обязательно здоровым. О, как много было способов все еще оставаться живым, когда тебя притащат в Гильдию и бросят на пол, словно кучу старого тряпья.

Он поглядел вверх. Прямо над головой виднелось окно кабинета Главного Почтмейстера.

Ооп… ля.

Его руки и плечи онемели, но при этом умудрялись болеть. Он услышал дребезжание большого грузового лифта, стук отодвинутой решетки, топот ног по крыше. Потом его руки коснулась брошенная веревка.

– Хватай или падай, – крикнули сверху, когда он постарался за нее уцепится. – Хотя, в п'рспективе, это без разницы.

В темноте раздался смех.

Человек уцепился за веревку изо всех сил, повис, подтянулся повыше, а потом оттолкнулся от стены и качнулся обратно к Почтамту. Прямо под водосточным желобом раздался звон стекла, веревку вытянули на крышу уже пустой. Члены спасательной экспедиции уставились друг на друга.

– Так, вы двое, бегом к парадным дверям и черному ходу! – скомандовал самый сообразительный извозчик. – Будете на перехвате! Быстро в лифт! Все остальные начинайте прочесывать здание, этаж за этажом!

Когда погоня с грохотом скатилась по лестнице и уже неслась по коридору, человек в халате выглянул из дверей комнаты, с удивлением воззрился на них и требовательно воскликнул:

– Что столпились, черт возьми? Скорей ловите его!

– О, правда? А ты кто такой? – притормозил один из конюхов.

– Он мистер Мокрист фон Губвик, вот кто! – уточнил подоспевший извозчик. – Главный Почтмейстер!

– Кто-то вломился через окно и рухнул прямо между на… то есть, чуть не упал на меня! – крикнул человек в халате. – Вон туда побежал, по коридору! Десять долларов каждому, если сцапаете его! И, кстати, моя фамилия Губвиг!

Погоня уже было возобновилась, но дотошный конюх потребовал с подозрением в голосе:

– А ну-ка, скажи «брат»!

– Это зачем? – удивился извозчик.

– Голос немного похож на того парня, – упорствовал конюх. – И, к тому же, он тяжело дышит!

– Ты что, идиот? – возмутился извозчик. – Это же Почтмейстер! У него есть чертов ключ! У него все ключи! Какого дьявола ему ломиться в собственный Почтамт?

– Думаю, нам нужно обыскать его комнату, – настаивал конюх.

– Праавда? А я вот думаю, что если мистер Губвиг запыхался в своей личной комнате, на то у него есть свои личные причины, – возразил извозчик, интенсивно подмигивая Мокристу. – А еще я думаю, что наши десять долларов удирают от нас, пока ты тут умничаешь. Извините, сэр, – добавил он, обращаясь к Мокристу, – парень новичок, манеры ни к черту.

Извозчик сделал вид, что вежливо приподнимает отсутствующую шляпу, прикоснувшись к сбившейся набок челке.

– Мы покидаем вас, сэр. Еще раз извините за беспокойство. Вперед, недоноски!

Когда они умчались вдаль, Мокрист вернулся в свою комнату и тщательно запер дверь.

Ну что же, кое-какие навыки у него сохранилась. Намек на присутствие женщины был явно удачным ходом. В любом случае, он действительно Главный Почтмейстер и действительно имеет доступ к любым ключам.

До рассвета оставался час. Все равно теперь не заснуть. Лучше уж устроить официальный подъем, тем самым укрепив репутацию крайне ревностного к службе человека.

Они могли пристрелить его прямо на стене, размышлял он, застегивая рубашку. А могли, в лучших традициях Анк-Морпорка, оставить висеть, чтобы делать ставки, как долго он продержится. Вместо этого они решили хорошенько его измолотить, прежде чем просунуть сквозь щель почтового ящика Гильдии Воров. Можно сказать, повезло. Впрочем, везет тем, кто и сам не плошает…

Раздался стук в дверь, громкий, но при этом удивительно вежливый.

– Вы В Приличном Виде, Мистер Губвиг? – прогрохотал гулкий голос.

«Увы, да, – подумал Мокрист. – Я стал таким приличным». Но вслух ответил:

– Входи, Глэдис.

Открылась дверь, затрещал паркет, задрожала мебель.

А все потому, что Глэдис – голем, семифутовый человек из глины (точнее, ради мира в Почтамте, женщина из глины). Она – скажем «она», потому что созданию с именем «Глэдис» местоимения «оно» и «он» просто никак не подходят – была одета в синее платье.

Мокрист покачала головой. Вся эта глупая история была не более чем уступкой правилам приличия. Мисс Маккалариат заявила, что не допустит мужчину-голема убираться в женских туалетах. Та самая мисс Маккалариат, старший кассир Почтамта, которая руководила кассиршами железной рукой, а луженой глоткой приводила их в трепет. Почему она решила, что големы мужского рода не только по правилам грамматики, но и по сути – так и осталось загадкой. Однако спорить с ней никто не рискнул.

Одного из големов пришлось назвать «Глэдис» и нарядить в огромное ситцевое платье, это сделало его достаточно женственным, по крайней мере, с точки зрения мисс Маккалариат. Самое странное, что Глэдис каким-то чудом действительно стала более женственной. И дело было не в платье. Она сдружилась с кассиршами, которые приняли ее в свое общество, не взирая на тот факт, что Глэдис весила полтонны. Они даже давали ей почитать свои женские журналы, хотя было трудно вообразить, чем советы по зимнему уходу за кожей могут помочь созданию возрастом свыше тысячи лет и с глазами, горящими красным огнем, словно жерло топки.

А теперь она спрашивает, в приличном ли он виде. Будто имеет понятие, о чем говорит.

Она принесла Мокристу чашку чая и свежий выпуск «Таймс», еще влажный, только из типографии. То и другое с большой осторожностью было водружено на стол.

И… О боги, они все-таки напечатали картинку! Его портрет! Картинка изображала вчерашнюю церемонию торжественного водружения на место новой люстры. Там присутствовали и Мокрист, и Ветинари, и многие другие из городской знати. Мокрист, конечно, постарался дернуться в момент съемки, поэтому портрет получился слегка размытым, но, тем не менее, без сомнений это было оно – то самое лицо, которое он каждое утро видел в зеркале для бритья. Отсюда и до самой Колении множество людей были обмануты, обжулены, облапошены и одурачены человеком с этим лицом. Только надувательством он не занимался, да и то потому лишь, что не придумал, как.

Ну да, лицо у него было универсального сорта, оно казалось похожим на множество других лиц разом, но все равно, не очень-то приятно увидеть его вот так пришпиленным к бумаге. Некоторые уверены, будто картинка крадет часть вашей души, однако Мокрист гораздо больше беспокоился о свободе.

Мокрист фон Губвиг, столп общества. Ха…

Словно по наитию, Мокрист вгляделся в картинку внимательнее. Что это за человек там, у него за спиной? Куда-то пристально смотрит поверх плеча. Толстое лицо, бородка, как у Ветинари, хотя Патриций носил настоящую эспаньолку, а растительность на лице незнакомца выглядела скорее результатом неаккуратного бритья. Кто-то из банка, так? Слишком много было вчера незнакомых лиц, слишком много рукопожатий, и всем хотелось попасть в газету. Вид у незнакомца был отсутствующий, но такое часто случается с людьми, которым постоянно сверкают в глаза саламандровой вспышкой. Просто еще один гость на очередной церемонии…

Картинка из Почтамта оказалась на первой странице лишь потому, что кто-то вообразил, будто первополосная статья не заслуживает иллюстрации. Ну подумаешь, еще один банк обанкротился и озверевшие клиенты пытались повесить управляющего на ближайшем столбе. Отчего редактор не оказал читателям любезность, и не украсил текст картинкой почти повешенного банкира? Вот бы народ порадовался. Но нет, им понадобилось воткнуть сюда портрет Мокриста чертова фон Губвига!

И, разумеется, боги, которые и так подкинули ему немало проблем, не удержались от еще одного удара. Подвал первой полосы украшал заголовок: «Фальшивомарочник будет повешен». Они собрались казнить Совика Дженкинса. И за что? За убийство? За банковские махинации? Нет, всего лишь за подделку нескольких тысяч марок. Отличное качество, кстати. Стража никогда бы его не поймала, если бы не обнаружила у него на чердаке полдюжины развешенных для просушки листов с красными полупенсовыми марками.

Мокристу пришлось выступать свидетелем в суде. Просто выхода не было. Общественный долг, будь он неладен. Подделка марок рассматривалась наравне с подделкой монет, и он не смог уклониться. Он же Главный Почтмейстер, в конце концов, и к тому же столп общества. Если бы преступник проклинал его или буравил ненавидящим взглядом, было бы легче. Но нет, маленький человек с тонкой бородкой просто тихо сидел на скамье подсудимых. Он выглядел растерянным и смущенным.

Он подделывал полупенсовые марки, да. И это разбило тебе сердце, Мокрист фон Губвиг, да. О, другие номиналы искусник тоже подделывал, но кем надо быть, чтобы влипнуть в такие неприятности за полпенса? Совиком Дженкинсом, вот кем. Теперь он сидел в камере смертников в Танти, и обладал запасом в несколько дней, чтобы поразмышлять на досуге о превратностях злодейки-судьбы, прежде чем его пригласят сплясать в воздухе.

«Был там-то, делал то-то, – размышлял Мокрист. – Потом всё потемнело вокруг, а потом я получил совершенно новую жизнь. Но я никогда не думал, что у честного гражданина может быть так скверно на душе».

– Гм… спасибо, Глэдис, – сказал Мокрист, обращаясь к благовоспитанно маячившей поодаль огромной фигуре.

– А Еще У Вас Назначена Встреча С Лордом Ветинари, – напомнила голем.

– Уверен, что нет.

– Снаружи Ждут Два Гвардейца, Которые Уверены, Что Да, Мистер Губвиг, – прогрохотала Глэдис.

«А, – подумал Мокрист. – Одна из этих встреч».

– Время встречи – прямо сейчас. Угадал?

– Да, Мистер Губвиг.

Мокрист схватил свои брюки, но некие остатки былой благовоспитанности вынудили его помедлить.

– Извини? – намекнул он.

Глэдис отвернулась.

«Она – всего лишь полтонны глины, – мрачно размышлял Мокрист, сражаясь с одеждой. – Но безумие, похоже, заразно».

Он закончил туалет, спустился по задней лестнице и вышел в каретный двор, который недавно чуть не стал предпоследним местом его последнего упокоения. Как раз отбывал экипаж в Квирм, Мокрист вскочил на козлы рядом с извозчиком, кивнул ему и с шиком проехался противосолонь по Бродвею до самых ворот дворца.

«Было бы здорово, – думал он, взбегая по ступеням, – если бы его светлость хотя бы иногда рассматривал назначение встречи как процесс, в котором принимают участие два человека». Но Ветинари был тираном, в конце концов. Надо же им хоть как-то развлекаться.

Барабантт, секретарь Патриция, встретил Мокриста у дверей Продолговатого Кабинета и быстро проводил в кресло у стола его светлости.

Лорд Ветинари трудолюбиво работал с документами еще девять секунд, а потом поднял взгляд от бумаг.

– Приветствую, мистер Губвиг, – сказал он. – А где же ваш золотой костюм?

– В чистке, сэр.

– Надеюсь, у вас все хорошо? До настоящего момента, по крайней мере?

Мысленно перебирая возникавшие в последнее время небольшие проблемы Почтамта, Мокрист огляделся. Они с Ветинари были одни, если не считать Барабантта, который стоял рядом со своим господином, всем видом выражая почтительное внимание.

– Послушайте, я могу все объяснить, – произнес, наконец, Мокрист.

Лорд Ветинари приподнял бровь с выражением человека, который, обнаружив в салате кусочек гусеницы, осторожно перебирает остальные листья.

– Умоляю, не откажите в любезности, – сказал он, откидываясь в кресле.

– Мы слишком увлеклись, – сознался Мокрист. – Излишне творчески подошли к процессу. Разведение мангуст в почтовых ящиках имело целью снизить поголовье змей…

Лорд Ветинари промолчал.

– Гм… которых, должен признать, мы сами посадили внутрь, чтобы бороться с жабами…

Лорд Ветинари не изменил образ действий.

– Гм… которых, не стану отрицать, сотрудники подсаживали туда, чтобы выгнать улиток…

Лорд Ветинари продолжал безмолвствовать.

– Гм… каковые, не могу не отметить истины ради, забирались в ящики сами по себе, чтобы поедать клей с почтовых марок, – закончил Мокрист, уже понимая, что начал сбиваться и бормотать.

– Ну что же, я рад, что хотя бы улиток вам самим сажать не пришлось, – весело заметил Лорд Ветинари. – Впрочем, как вы справедливо заметили, в данном случае холодная логика могла быть с успехом заменена простым здравым смыслом. Или, возможно, курицей средних размеров. Но я попросил вас придти совсем по другой причине.

– Если это все из-за капустного клея для марок … – начал Мокрист.

Ветинари лишь отмахнулся.

– Забавное происшествие, не более, – сказал он. – Как я понимаю, никто не погиб, так что и говорить не о чем.

– Э, второй тираж 50-пенсовой марки? – сделал еще одну попытку Мокрист.

– Той самой, которую прозвали «Любовники»? – уточнил Ветинари. – Да, «Лига Защиты Нравственности» жаловалась мне, но…

– Наш художник не знал, что рисует! Он плохо разбирается в сельском хозяйстве! Он думал, те юноша и девушка просто втыкают рассаду!

– Гм! – хмыкнул Ветинари. – Насколько мне известно, разглядеть возмутительную сценку можно только при помощи очень большого увеличительного стекла. Следовательно, в оскорблении нравственности, если таковое вообще имеет место, виновен, прежде всего, сам оскорбленный.

Он улыбнулся одной из своих немного пугающих слабых улыбок.

– Я слыхал, экземпляры «Любовников», имеющие хождение среди коллекционеров, были отклеены в основном от коричневых конвертов из плотной бумаги, – он взглянул в непроницаемое лицо Мокриста и вздохнул. – Скажите мне, мистер Губвиг, хотите ли вы делать настоящие деньги?

Мокрист тщательно обдумал предложение, и осторожно спросил:

– Что со мной будет, если я скажу «да»?

– Вы начнете новую увлекательную карьеру, мистер Губвиг.

Мокрист нервно поежился. Он уже догадывался, даже не глядя, что у дверей теперь кто-то стоит. Некто в дешевом черном костюме, некто не слишком массивный, но плотно сложенный, и к тому же начисто лишенный чувства юмора.

– Просто ради интереса, а что со мной будет, если я скажу «нет»?

– Вы пройдете через вон ту дверь, и мы больше не станем говорить об этом.

Это была не та дверь, через которую он вошел.

– Через эту? – уточнил Мокрист, указывая на дверь и поднимаясь на ноги.

– Именно, мистер Губвиг.

Мокрист обернулся к Барабантту.

– Можно одолжить ваш карандаш, мистер Барабантт? Спасибо.

Он подошел к двери и распахнул ее. Затем театральным жестом приложил одну ладонь к уху, и уронил карандаш за порог.

– Посмотрим, какой глуби…

Щелк! Карандаш подскочил и покатился по вполне прочному на вид паркету. Мокрист поднял письменный прибор, критически осмотрел его и медленно вернулся в свое кресло.

– Там разве не было раньше глубокой ямы с кольями на дне? – поинтересовался он.

– Не представляю, с чего вы это взяли, – откликнулся лорд Ветинари.

– Я уверен, что была, – настаивал Мокрист.

– Барабантт, вы не припоминаете, что могло навести нашего мистера Губвига на мысль, будто раньше за этой дверью была глубокая яма, полная острых кольев? – поинтересовался Ветинари.

– Представить не могу, милорд, – пробормотал Барабантт.

– Я вполне счастлив в Почтамте, – заявил Мокрист, и почувствовал, что начал оправдываться.

– Уверен, что так и есть. Вы стали превосходным Главным Почтмейстером, – признал Ветинари. Он повернулся к Барабантту: – Ну что же, с этим покончено. Давайте теперь займемся ответами на почту из Колении, – сказал он и аккуратно вложил письмо в конверт.

– Да, милорд.

Тиран Анк-Морпорка склонился над своими бумагами. Мокрист молча наблюдал, как Ветинари достает из ящика небольшую, но тяжелую на вид коробочку, вынимает из нее черную восковую палочку, греет ее над свечой и заливает конверт небольшой лужицей расплавленного воска. Вся процедура была проделана с таким отстраненно-сосредоточенным видом, что Мокрист просто взбесился.

– Это все? – спросил он.

Ветинари поднял взгляд и, по-видимому, был удивлен, что Мокрист еще здесь.

– В общем, да, мистер Губвиг. Можете идти.

Он отложил воск в сторону и взял из коробочки черное кольцо с печатью.

– Я хочу сказать, проблем у меня не будет? – уточнил Мокрист.

– Нет, вообще никаких. Вы стали образцовым гражданином, мистер Губвиг, – ответил Ветинари, осторожно оттискивая на воске букву «В». – Каждое утро поднимаетесь в восемь, и уже через полчаса сидите за рабочим столом. Вы превратили Почтамт из полного хаоса в налаженную машину. Вы платите налоги, и маленькая птичка напела мне, что вас выдвинули в председатели Гильдии Торговцев на следующий год. Прекрасно, мистер Губвиг!

Мокрист поднялся было, чтобы уйти, но помедлил.

– А что не так с Гильдией Торговцев?

С демонстративной тщательностью Ветинари медленными движениями убрал кольцо в коробочку, а коробочку в ящик стола.

– Не понял, вы о чём, мистер Губвиг?

– Просто вы таким тоном сказали про Гильдию, будто здесь что-то не то.

– Поверить не могу, – ответил Ветинари, поднимая взгляд на своего секретаря. – Я позволил себе пренебрежительную интонацию, Барабантт?

– Нет, милорд. Вы всегда говорили, что торговцы и владельцы магазинов из Гильдии – становой хребет нашего города, – ответил Барабантт, передавая патрицию толстую папку.

– Мне полагается почти совсем золотая цепь на шею, – сказал Мокрист.

– Он получит почти совсем золотую цепь, Барабантт, – поделился новостью лорд Ветинари, принимаясь за следующее письмо.

– И что тут не так? – настаивал Мокрист.

Ветинари снова взглянул на него, на этот раз с неподдельным изумлением.

– Вы здоровы, мистер Губвиг? У вас, кажется, со слухом проблемы. А теперь идите, идите же. Почтамт открывается через десять минут и, я уверен, что вы, как и всегда, желаете подать своим служащим пример пунктуальности.

Когда Мокрист ушел, секретарь тихо положил перед Ветинари папку. На ней значилось: «Альберт Блестер / Мокрист фон Губвиг».

– Спасибо, Барабантт, но зачем она мне?

– Смертный приговор на имя Альберта Блестера все еще в силе, – тихо напомнил Барабантт.

– А, понимаю, – сказал Ветинари. – Вы думаете, я собираюсь указать мистеру Губвигу на тот факт, что он все еще может быть повешен под своим криминальным псевдонимом «Альберт Блестер»? Вы думаете, лично мне останется лишь публично выразить глубочайший шок от того факта, что наш уважаемый мистер Губвиг оказался на самом деле вором, мошенником и обманщиком, который за многие годы нажил сотни тысяч долларов на банкротствах банков и разорении честных предпринимателей? Вы думаете, я пригрожу ему аудитом Почтамта, в котором, разумеется, будет выявлена чудовищная растрата государственных средств? Вы думаете, будет обнаружено, например, исчезновение пенсионного фонда Почтамта? Вы думаете, я выражу неподдельный ужас от легкости, с какой этот мерзкий Губвиг с помощью неустановленных сообщников смог избежать петли? Короче говоря, вы думаете, будто я легко объясню ему, как просто низвести человека в такие бездны, что бывшим его друзьям придется встать на колени, если они захотят плюнуть на него? Об этом вы подумали, Барабантт?

Секретарь уставился в потолок. Около двадцати секунд он задумчиво шевелил губами, а потом ответил:

– Да, милорд. Пожалуй, вы ничего не упустили.

– А, но подвесить человека на дыбу можно разными способами, Барабантт.

– Лицом к палачу или лицом к стене, милорд?

– Спасибо, Барбантт. Вы знаете, как я ценю ваше тщательно оберегаемое отсутствие воображения.

– Да, сэр. Спасибо, сэр.

– На самом деле, Барабантт, человека нетрудно заставить самого построить себе дыбу, на которую он сам же себя и вздернет.

– Не уверен, что понимаю вас, милорд.

Лорд Ветинари отложил перо.

– Всегда необходимо учитывать психологию субъекта, Барабантт. Каждый человек – это замо́к, и к нему можно подобрать ключ. В грядущей стычке я возлагаю на мистера Губвига большие надежды. Даже сейчас у него сохранились инстинкты преступника.

– Откуда вы знаете, милорд?

– О, есть множество мелких признаков, Барабантт. Но для вас, полагаю, будет наиболее убедительным тот факт, что он опять унес ваш карандаш.

Совещания. Бесконечные совещания. И очень скучные, к тому же, потому что скука – одна из причин совещаний. Скука любит компанию.

Почтамт больше не стремился к успеху. Он его достиг. Причем повсеместно. Теперь эти места нуждались в персонале, штатных расписаниях, зарплатах, пенсиях, ремонте, уборке, регламентах работы, дисциплине, инвестициях и так далее, и так далее, и так далее…

Мокрист мрачно уставился на письмо от мисс Эстрессы Партли, представительницы «Движения за равные высоты». Почтамт, оказывается, нанимал недостаточно гномов. Мокрист уже указывал ей, вполне резонно, как он полагал, на тот факт, что каждый третий из его сотрудников – гном. Она ответила, что это неважно. Важно то, что рост среднего гнома составляет две трети роста среднего человека, а значит Почтамт, как социально ответственная организация, обязан нанимать полтора гнома на каждого нанятого человека. Почтамт должен поддерживать связь с гномьим сообществом, утверждала мисс Партли.

Мокрист взял ее письмо двумя пальцами и уронил его на пол. Его так и тянет вниз, мисс Партли, тянет вниз.

Там было еще что-то, о базовых ценностях. Он вздохнул. Вот до чего дошло. Он стал социально ответственным чиновником, и в его адрес безнаказанно швырялись такими словами как «базовые ценности».

Мокрист не исключал, что есть на свете люди, которые считают развлечением изучение колонок чисел. Он в их число не входил.

С тех пор, как он последний раз занимался дизайном марок, прошло уже несколько недель! И намного дольше он не ощущал волнения, трепета и полета мысли, которые сопутствуют подготовке очередной удачной авантюры, призванной доказать, что он умнее тех, кто считает себя умнее него.

Он стал таким… респектабельным. И задыхался от этого.

Потом Мокрист вспомнил сегодняшнее утро и улыбнулся. Да, он застрял, но темное братство ночных форточников всегда считало здание Почтамта особенно сложным объектом. И, кроме того, он все-таки выкрутился из трудной ситуации. Как ни посмотри, это была победа. Там, на стене, Мокрист ощущал себя живым, настоящим. Когда не трясся от страха, конечно.

Громкий топот в коридоре подсказал ему, что Глэдис несет утренний чай. Она вошла склонив голову, чтобы не задеть макушкой дверной косяк, и с тяжелой грацией массивного, но весьма ловкого существа поставила на стол чашку и блюдце так, что они даже не звякнули.

– Карета Лорда Ветинари Ждет, Сэр.

Мокрист был готов поклясться, что даже голос у нее уже не такой низкий, как прежде.

– Чего ждет? Я с ним встречался час назад!

– Ждет Вас, Сэр, – Глэдис присела в реверансе, а когда голем присаживается, пусть даже в реверансе, грохот все равно такой, будто сломался стул.

Мокрист выглянул из окна. Действительно, у Почтамта стояла черная карета. Рядом с ней спокойно покуривал кучер.

– Он сказал, что у меня назначена встреча? – уточнил Мокрист.

– Кучер Сказал, Ему Приказано Ждать, – ответила Глэдис.

– Ха!

Глэдис опять сделала реверанс и вышла.

Когда дверь за ней захлопнулась, Мокрист снова уставился на свой лоток «Входящие». Верхний документ был озаглавлен «Протоколы совещаний комитета по доставке на короткие дистанции», хотя выглядел при этом очень длинным.

Он взял чашку с чаем. По кругу бежала надпись: «НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО БЫТЬ СУМАСШЕДШИМ ЧТОБЫ РАБОТАТЬ ЗДЕСЬ НО ЭТО ПОМОЖЕТ!» Он уставился на нее, потом рассеянно взял жирный черный карандаш и поставил запятые после «сумасшедшим» и «здесь». А еще зачеркнул восклицательный знак, его раздражала маниакально-радостная веселость надписи. Она как будто говорила: «Не Обязательно Быть Сумасшедшим, Чтобы Работать Здесь. Мы Позаботимся, Чтобы Ты Сбрендил!»

Он заставил себя приняться за «Протоколы», но вскоре осознал, что из чувства самосохранения пропускает целые абзацы.

Потом начал читать «Еженедельные отчеты региональных офисов». Потом – «Отчет медицинского комитета о несчастных случаях», занимавший, казалось, целые гектары покрытой словами бумаги.

Время от времени он поглядывал на кружку.

В 11:29 его настольные часы издали предупредительный «дзынь». Мокрист встал, задвинул кресло под стол, подошел к двери, в уме досчитал до трех, открыл ее и сказал «Привет, Несмышленыш» вошедшему старому коту. Потом мысленно сосчитал до девятнадцати, пока животное совершало свой ежедневный обход комнаты, сказал вслед коту «Адью, Несмышленыш», закрыл дверь и вернулся за стол.

«Ты открываешь двери для престарелого кота, давно забывшего, как обходить препятствия, – думал он, снова устанавливая время сигнала на часах. – И делаешь это каждый день. Разве люди в здравом уме так себя ведут?» Конечно, жалко старичка, который способен несколько часов стоять, упершись головой в кресло, пока мебель не уберут с дороги, но теперь именно ты каждый день двигаешь для него это чертово кресло. Вот до чего доводит людей честный труд.

Да, но нечестный труд чуть не довел тебя до виселицы! – возразил он сам себе.

Ну и что? Казнь занимает всего пару минут. А заседание Комитета пенсионных выплат тянется бесконечно! Какая невыносимая скука! Теперь ты с ног до головы опутан почти-золотыми цепями!

Мокрист снова подошел к окну. Кучер жевал печенье. Заметив Мокриста, он дружелюбно помахал рукой.

Мокрист отпрыгнул от окна, поспешно уселся за свой стол и пятнадцать минут подряд подписывал заявки по форме FG/2. Потом вышел в коридор, одним концом открывавшийся прямо в главный зал Почтамта, и уставился вниз с балкона.

Когда-то Мокрист пообещал вернуть пропавшие люстры Почтамта, и вот теперь они обе висели на своих местах, поблескивая огнями, как небольшие звездные системы. Длинный прилавок из ценных пород дерева сверкал во всем своем полированном великолепии. Снизу доносился гул активной и, по больше части, плодотворной работы.

Он, Мокрист, добился своего. Все работало. Почтамт жил. А веселье исчезло.

Он спустился вниз, прошел через сортировочные, забрел в раздевалку почтальонов, где угостился густым и черным, как смола, чаем, потом побродил по каретному двору, путаясь под ногами у занятых делом людей, и наконец вернулся в свой кабинет, согнувшись под гнетом рутины.

Как бы случайно выглянул в окно. Почему бы и нет? Каждый имеет право глядеть в окно, если хочет. Кучер обедал! Обедал, черт его возьми! Установил на тротуаре свой складной стул и обедал за раскладным столиком! Пожирал свиной пирог, запивая пивом! Даже скатерть постелил!

Мокрист сбежал по главной лестнице, топая по ступеням, как безумный чечеточник, и выскочил на улицу через высокие двойные двери. Пока он торопился к экипажу, обед, скатерть и стул были мгновенно убраны в некий неприметный ящичек, и вот уже кучер стоит, улыбаясь, у гостеприимно распахнутой дверцы кареты.

– Послушайте, в чем дело? – требовательно спросил запыхавшийся Мокрист. – У меня нет времени…

– А, мистер Губвиг! – раздался из кареты голос лорда Ветинари. – Садитесь. Хаусман, готовьтесь к отбытию, миссис Мот ждет нас. Ну же, мистер Губвиг! Я вас не съем. Только что отобедал вполне приличным бутербродом с сыром.

Ну что такого плохого, если он просто получше разузнает, в чем дело? Человек, задавшийся подобным вопросом, неизбежно наживет себе неприятности. По размеру набитых впоследствии шишек этот вопрос уже многие сотни лет был абсолютным чемпионом, оставляя далеко позади популярные изречения типа «Да что со мной будет, если я возьму всего одну штучку» и даже «Ничего не случится, если не целоваться в губы».

Мокрист забрался в карету. Позади щелкнула дверь, и он резко обернулся.

– О, перестаньте, – сказал лорд Ветинари. – Она не заперта, мистер Губвиг, она просто закрыта. Возьмите себя в руки!

– Чего вы хотите от меня? – потребовал Мокрист.

Лорд Ветинари приподнял бровь.

– Я? Ничего. Чего вы хотите?

– Что?

– Ну, это же вы сели в мою карету, мистер Губвиг.

– Да, но мне сказали, что она стоит у Почтамта!

– А если вам скажут, что она чёрная, вы тоже почувствуете необходимость предпринять что-нибудь в связи с этим? Дверь – там, мистер Губвиг.

– Вы простояли здесь все утро!

– Улица – общественное место, дорогой сэр, – заметил лорд Ветинари. – А теперь, садитесь. Хорошо.

Карета дернулась и поехала.

– Вы обеспокоены, мистер Губвиг, – заметил Ветинари. – Вы утратили осторожность. Жизнь потеряла свою прелесть, да?

Мокрист промолчал.

– Давайте поговорим об ангелах, – предложил Ветинари.

– А, это, – горько сказал Мокрист. – Об этом я знаю. Наслышан, спасибо. Вы просветили меня, после того как повесили…

Ветинари снова приподнял бровь.

Почти повесили, как вы догадываетесь. На волосок от смерти.

– Неважно! Меня вздернули! И знаете, что было самым ужасным? Обнаружить, что «Глашатай Танти»[1] посвятил мне всего два абзаца! Два абзаца на целую жизнь, полную гениальных, изобретательных преступлений, совершённых, это важно, без всякого применения насилия! Я мог бы стать образцом для молодежи! Но нет, первую страницу посвятили какому-то малограмотному «убийце по алфавиту», который одолел только буквы «А» и «Ф»!

– Ладно, признаю, редактор, похоже, считает настоящими преступлениями только те, чьих жертв находят не менее чем в трех переулках сразу. Такова цена свободы слова. Но разве не на руку нам обоим, что Альберт Блестер покинул сей мир столь… неприметно?

– Я не ожидал, что загробное существование будет таким скучным! Мне что теперь, всю жизнь поступать только так, как велено?

– Поправка: всю вашу новую жизнь. Да, в целом, вы правы, – ответил Ветинари. – Тем не менее, позвольте мне перефразировать кое-что. В будущем вас ожидают, мистер Губвиг, спокойствие, признание и полная пенсия, разумеется, в свое время. Не говоря уже о замечательной почти-золотой цепи.

Мокрист содрогнулся.

– А если я не стану следовать вашим приказам?

– Хм? О, вы не так меня поняли, мистер Губвиг. Все это вас ждет, если вы откажетесь от моего предложения. Если вы его примете, вам придется напрячь все свои способности, чтобы одолеть могущественных и опасных врагов. Каждый день станет как новый вызов. Возможно, кое-кто даже попытается убить вас.

– Что? Почему?

– Вы многих раздражаете, это ваш талант. Кстати, на новой должности вам будет положена особая шляпа.

– И на этой работе я буду делать настоящие деньги?

– И ничего иного, мистер Губвиг. Я предлагаю вам должность хозяина Королевского монетного двора.

– Что? Весь день штамповать пенсы?

– В общем, да. Но, по традиции, этой должности сопутствует высокий пост в Королевском банке Анк-Морпорка. Он-то и будет основным предметом ваших забот. Делать деньги, таким образом, вы будете по большей части в свободное от прочих занятий время.

Банкир? Я?!

– Да, мистер Губвиг.

– Но я совсем ничего не знаю об управлении банком!

– Прекрасно. Свежий взгляд.

– Я грабил банки!

– Именно! Вам нужно всего лишь дать мыслям обратный ход, – сказал лорд Ветинари, широко улыбаясь. – Подумайте о том, как заманить деньги внутрь!

Карета замедлила ход и остановилась.

– Чего вы хотите? – спросил Мокрист. – Если по-честному?

– Когда вы принимали в управление Почтамт, мистер Губвиг, он был в ужасном состоянии. Позор нашего города. Теперь он работает весьма эффективно. Настолько эффективно, что навевает скуку, честно говоря. И вот, молодой человек начинает ночью лазать по стенам, или, скажем, вскрывать замки́, просто ради забавы, или даже увлекается всякой ерундой, вроде конкурсов Экстремального Чиха. Кстати, как вам понравились ваши отмычки?

Мокрист купил их в убогом магазинчике на неприметной маленькой улочке, и в момент покупки там не было никого, кроме старушки-продавщицы. Он и сам до сих пор не понимал, зачем их приобрел. Обладание отмычками не считалось преступлением, но Мокристу нравилось легкое волнение, которое он испытывал от сознания, что они лежат у него в кармане. Жалкое зрелище, на самом-то деле. Как бизнесмен, который надевает к строгому деловому костюму пестрые галстуки в отчаянной попытке продемонстрировать, что душа его еще жива.

«О боги, я стал одним из таких бизнесменов, – подумал Мокрист. – Хорошо еще, что Ветинари не знает про дубинку».

– Все не так уж и плохо, – сказал он вслух.

– А дубинка? Зачем она вам? Человеку, который никогда никого не бил? Вы лазаете по крышам и вскрываете замки ящиков собственного рабочего стола. Вы как дикое животное в клетке, мечтающее о джунглях! Я предлагаю вам то, чего вы так страстно желаете. Я брошу вас львам.

Мокрист начал было возражать, но Ветинари остановил его, предостерегающе подняв руку.

– Мистер Губвиг, вы взяли наш смехотворный Почтамт и превратили его в солидное учреждение. Но банки Анк-Морпорка не смехотворны. Они очень, очень серьёзны, сэр. Серьёзны, как олигофрены. Слишком много было сделано ошибок. Они застряли в прошлом, мистер Губвиг, они преданно служат только знатным и богатым, они воображают, что золото очень важно.

– Гм… а разве нет?

– Нет. Вы, вор и мошенник… простите, в прошлом вор и мошенник, в глубине души прекрасно об этом знаете. Для вас золото было всего лишь способом вести счет в криминальной игре. Какое отношение золото имеет к истинному богатству? Взгляните в окно и скажите мне, что вы видите.

– Хм, шелудивая собачонка наблюдает, как прохожий отливает в переулке, – честно ответил Мокрист. – Извините, вы, похоже, выбрали неудачный момент.

– Если вы соизволите воспринимать мои слова менее буквально, – резко сказал Ветинари, бросив на Мокриста недовольный взгляд, – вы увидите, что вокруг нас простирается огромный город, полный изобретательных людей, которые добывают богатство из самых простых вещей. Они конструируют, строят, вырезают, пекут, льют металл, лепят, куют и придумывают гениальные преступления. Но свои деньги они прячут под матрасами. Потому что доверяют матрасам больше, чем банкам. Производство монет искусственно сдерживается, поэтому ваши марки де-факто стали деньгами. Наша серьезная банковская система на самом деле представляет из себя полный кавардак. Вот что действительно смешно.

– Станет еще смешнее, если вы поставите руководить банком меня, – заметил Мокрист.

Ветинари слабо улыбнулся ему.

– Правда? Ну что же, все мы любим иногда посмеяться.

Кучер открыл дверцу, и они покинули карету.

«Почему храмы?» – размышлял Мокрист, разглядывая фасад Королевского банка Анк-Морпорка. Почему банки всегда строят похожими на храмы, не взирая на тот факт, что несколько популярных религий а) традиционно против ростовщичества банков и б) держат в них свои деньги.

Конечно, он видел это здание и раньше, но никогда по-настоящему не рассматривал его. Ну что ж, для храма денег оно выглядело в целом неплохо. Архитектор хотя бы имел представление, как спроектировать приличную колонну, а главное, знал, когда остановиться. Он с гранитной твердостью воздержался от всех и всяческих ангелочков, хотя над колоннами тянулся помпезный фриз, украшенный неким аллегорическим орнаментом из девичьих фигур и амфор. Большинство амфор и, как отметил Мокрист, часть девушек, стали местом гнездования птиц. С высокой девичьей груди вниз на Мокриста сердито посмотрел голубь.

Мокрист много раз проходил мимо банка. Это здание никогда не производило впечатления особенно популярного у горожан места. Расположенный рядом Монетный двор и вовсе не подавал никаких признаков жизни. Трудно было вообразить, почему такое уродливое строение до сих пор не завоевало ни одной архитектурной награды. Монетный двор был построен из грубого кирпича и каменных блоков, многочисленные высокие и узкие окна забраны решетками, двери заперты. Казалось, вся конструкция говорила: «Даже не думай».

Мокрист и не думал, до сих пор, по крайней мере. Это же был Монетный двор, в конце концов. В таком местечке тебя, прежде чем выпустить наружу, берут за ноги и трясут вниз головой над ведром. Здесь наверняка повсюду охрана и стальные двери с шипами.

И Ветинари хотел сделать его начальником над всем этим? В такой здоровенной бочке меда наверняка крылась огромная ложка дегтя.

– Скажите, милорд, – осторожно осведомился Мокрист, – а что стало с человеком, прежде занимавшим пост хозяина Монетного двора?

– Так и знал, что вы спросите, поэтому заранее поинтересовался. Он умер в возрасте девяноста лет от сердечного приступа.

Звучало неплохо, но Мокрист был слишком опытен, чтобы полностью удовлетвориться ответом.

– А после него еще кто-нибудь умер?

– Сэр Джошуа Мот, председатель правления банка. Умер шесть месяцев спустя, в возрасте восьмидесяти лет, в собственной постели.

– Есть масса весьма неприятных способов умереть в собственной постели, – заметил Мокрист.

– И я так считаю, – согласился Ветинари. – Хотя председатель скончался в объятиях молодой женщины по прозвищу Сладкая, вскоре после того, как отведал изрядную порцию устриц в остром соусе. Насколько неприятным был этот способ, мы, опасаюсь, никогда не узнаем.

– Это была его жена? Вы сказали, все случилось в его собственной…

– У него были свои апартаменты в банке. Традиционная привилегия, весьма удобная в тех случаях, когда он… – тут Ветинари сделал почти незаметную паузу, – …работал допоздна. Миссис Мот при этом печальном событии не присутствовала.

– Если он был «сэр», разве не должна его жена именоваться «леди»? – поинтересовался Мокрист.

– Миссис Мот не по душе, когда ее называют «леди», – ответил лорд Ветинари, – а я уважаю ее пожелания.

– И часто он «работал» допоздна? – спросил Мокрист, старательно выделив голосом кавычки.

– Насколько я знаю, с поразительной регулярностью, для его-то возраста.

– О, правда? – удивился Мокрист. – Знаете, я припоминаю теперь некролог, опубликованный в «Таймс». Но таких подробностей там не было.

– И куда только катится наша свободная пресса?

Ветинари еще раз взглянул на стоящие рядом здания.

– Мне больше нравится Монетный двор, – заметил он. – По крайней мере, выглядит честно. Как будто рычит на прохожих. Что думаете, мистер Губвиг?

– Что это за круглая штука торчит у него из крыши? – спросил Мокрист. – Делает его похожим на копилку с застрявшей в щели монетой!

– Как ни странно, вы почти угадали. Это огромное колесо прозвали «Фальшивый пенни», – пояснил Ветинари. – Потому что оно постоянно в обороте, дает энергию для штамповки монет и прочих нужд. Когда-то его крутили заключенные. Тогда слова «поработать для общества» не были пустым звуком. Или даже тремя пустыми звуками. Крутить колесо считалось экстравагантным и жестоким наказанием. Что выдает явный недостаток воображения. Ну что же, войдем?

– Послушайте, сэр, что я должен, по-вашему, делать? – спросил Мокрист, когда они поднимались по мраморным ступеням банка. – Положим, в банковском деле я немного разбираюсь, но как управлять Монетным двором?

Ветинари только пожал плечами.

– Понятия не имею. Люди штампуют монеты. Полагаю, кто-то должен говорить им, как часто это делать и когда остановиться.

– А почему кто-то может захотеть моей смерти?

– Не знаю, мистер Губвиг. Но когда вы просто доставляли безобидные письма, на вас покушались как минимум один раз. Думаю, ваша карьера в качестве банкира будет не менее занимательной.

Они достигли вершины лестницы. Человек в богатой ливрее, в некоторых армиях легко сошедшей бы за генеральскую форму, распахнул перед ними дверь.

Лорд Ветинари жестом пригласил Мокриста войти первым.

– Я просто осмотрюсь немного, ладно? – сказал Мокрист, споткнувшись на пороге. – У меня было недостаточно времени, чтобы всерьез подумать о вашем предложении.

– Понимаю, – согласился Ветинари.

– Ведь это меня ни к чему не обязывает, верно?

– Верно, – снова не стал спорить патриций.

Он подошел к обитому кожей дивану и уселся на него, указав Мокристу место рядом с собой. Барабантт держался поблизости, как всегда, готовый к услугам.

– В банках всегда так приятно пахнет, – заметил Ветинари. – Смесь запахов полироля, чернил и богатства.

– А еще измышества, – ответил Мокрист.

– Это было бы жестоко по отношению к мышам. Подозреваю, вы имели в виду «излишества». Официальные религии в наши дни не так строги к этим вещам, как раньше. Кстати, о моих намерениях относительно вас пока в курсе только нынешний председатель правления. Для всех остальных вы просто неприметный инспектор, проводящий рутинную проверку от моего имени. Удачно вышло, что вы сегодня не надели свой золотой костюм.

В банке было тихо. Отчасти благодаря высоким потолкам, под которыми звук просто терялся, а отчасти потому, что люди всегда непроизвольно понижают голос в присутствии больших денег. Повсюду красный бархат и полированная медь. Многочисленные портреты серьезных мужчин в сюртуках. Иногда неожиданно раздавался громкий звук шагов по мрамору, и так же внезапно затихал, когда человек снова вступал на толстый ковер. Все столы были обиты зеленой кожей. Для Мокриста зеленая кожаная обивка всегда, с самого детства, символизировала Богатство. Красная кожа? Пф! Это для хвастунов и выскочек. Именно зеленый цвет означал, что ты богат, причем не только ты, но и вся твоя семья, уже много поколений подряд. Для пущего эффекта зеленая обивка должна выглядеть слегка потертой.

Над банковской стойкой тикали большие часы, окруженные ангелочками. Появление Ветинари не осталось незамеченным. Сотрудники подталкивали друг друга под ребра и взглядами указывали коллегам в его направлении.

Вообще-то Мокрист и Ветинари не были очень уж приметной парой. Мокриста природа благословила способностью оставаться «смутной фигурой на заднем плане», даже если он стоял всего в нескольких футах от наблюдателя. Он не был уродлив и не был красив. Просто его лицо выглядело настолько ординарно, что мгновенно ускользало из памяти. Бывало, он и сам думал «кто здесь?!», увидев себя в зеркале для бритья. Ветинари же одевался в черное – цвет неброский по определению. Однако присутствие патриция люди ощущали безошибочно, даже если поначалу не замечали его. Пространство, казалось, меняло свою форму рядом с Ветинари, как прогибается батут под весом гири.

Потом банковские служащие начали что-то лихорадочно шептать в переговорные трубки. Здесь патриций, а его даже никто не встречает! У нас будут неприятности!

– Как поживает мисс Добросерд? – вежливо осведомился патриций, казалось, не замечавший поднявшейся вокруг суеты.

– Она в отъезде, – отрезал Мокрист.

– А, Траст обнаружил еще одного погребенного голема.

– Да.

– Который все еще пытается исполнить приказы, отданные ему тысячи лет назад?

– Не знаю. Работы ведутся в какой-то глухомани.

– Она неутомима, – весело констатировал Ветинари. – Воскрешает големов из небытия, чтобы они, ко всеобщей пользе, помогали крутиться колесам коммерции. Прямо как вы, мистер Губвиг. Она оказывает городу неоценимые услуги. И Траст Големов тоже, разумеется.

– Да, – кратко ответил Мокрист, решив не углубляться в тему воскрешений.

– Однако голос у вас не слишком счастливый.

– Ну… – Мокрист понимал, что жалуется, но удержаться не смог. – Она всегда так стремительно бросается к очередному погребенному в какой-нибудь древней канализации голему…

– Но не спешит бросаться к вам, похоже?

– Она отсутствует уже несколько недель, – продолжил Мокрист, игнорируя последнее замечание патриция, потому что оно слишком походило на правду. – И не говорит, в чем дело. Просто сказала, что это важно. Нашли что-то новенькое.

– Думаю, она занята земляными работами, – поделился информацией Ветинари. Он начал постукивать тростью по мраморному полу. Звук получился громкий. – Я слыхал, ее големы копают шахту в ближней Химмерии, неподалеку от дороги для дилижансов. К вящему любопытству гномов, должен добавить. Подземный Король сдал эти земли в аренду Трасту, но весьма интересуется, что там ищут.

– У нее проблемы?

– У мисс Добросерд? Нет. Скорее, проблемы у Короля. Как я ранее отмечал, она очень целеустремлённая юная леди.

– Ха! Вы и наполовину не представляете, насколько.

Мокрист мысленно сделал пометку не забыть послать ей весточку, когда покончит с делами в банке. Вокруг големов снова нарастала напряженность. Гильдии жаловались, что глиняные люди отнимают рабочие места у настоящих. Ей требовалось срочно вернуться в город. Ради големов, разумеется.

Тут он расслышал тихие звуки. Они раздавались откуда-то снизу, и больше всего напоминали бульканье: то ли воздуха, проходящего сквозь воду, то ли, наоборот, воды, выливаемой из бутылки.

– Вы слышали?

– Да.

– И что это?

– Будущее экономического планирования, насколько мне известно, – лорд Ветинари выглядел если не обеспокоенным, то непривычно озадаченным.

– Что-то не так, – заметил он. – Обычно мистер Гнут появляется через несколько секунд после моего прихода. Надеюсь, с ним не случилось ничего незабавного.

В дальнем конце зала открылись двери лифта, из которого вышел человек. Какую-то секунду он выглядел расстроенным и раздраженным. Мгновение столь краткое, что, не имей Мокрист профессиональной привычки читать выражения чужих лиц, он бы ничего не заметил. Потом лицо вновь прибывшего расплылось в теплой, благожелательной улыбке человека, намеренного наложить лапу на ваши денежки.

Мистер Гнут был весь каким-то гладким, без острых углов. Мокрист ожидал увидеть на нем традиционный сюртук, но вместо этого банкир был облачен в прекрасно пошитый пиджак и брюки в тонкую полоску. А еще мистер Гнут был очень тихим. Его шаги не отдавались эхом даже на мраморном полу, а ступни, необычно большие для такого проворного человека, были обуты в дорогие, начищенные до зеркального блеска черные ботинки. Возможно, ему хотелось, чтобы все их рассмотрели как можно лучше, потому что ходил он словно дрессированная лошадь, нарочито высоко поднимая ноги на каждом шагу. Не считая этой небольшой детали, в целом мистер Гнут выглядел как типичный клерк, который смирно стоит в шкафу, когда в его услугах нет нужды.

– Лорд Ветинари, извините! – начал он. – Многочисленные заботы…

Лорд Ветинари поднялся на ноги.

– Мистер Маволио Гнут, позвольте представить вам мистера Мокриста фон Губвига, – сказал он. – Мистер Гнут, главный кассир банка.

– А, изобретатель ничем не обеспеченной банкноты стоимостью один пенни? – ответил Гнут, протягивая тонкую руку. – Какая смелость с вашей стороны! Очень рад встрече, мистер Губвиг.

– Банкноты в один пенни? – переспросил озадаченный Мокрист. Вопреки своему заявлению, мистер Гнут вовсе не выглядел обрадованным.

– Вы что, вообще меня не слушали? – удивился Ветинари. – Ваши марки, мистер Губвиг.

Де-факто, это валюта, – пояснил мистер Гнут, и Мокриста осенило.

Ну, в общем, так и было, не поспоришь. Он-то полагал, что марки будут клеить на конверты, однако необразованные люди по своему невежеству вообразили, будто марка есть ни что иное, как легкий, удобный, гарантированный правительством пенс. Который можно положить в конверт. В газетах было полным-полно рекламы выросших на этом убеждении бизнес-предприятий: «Узнайте величайшие тайны Космоса! Отправьте по указанному адресу 8 пенсовых марок, чтобы получить информационный буклет!» Множество марок начинали и заканчивали свою жизнь в качестве денег, так ни разу и не оказавшись внутри почтового ящика.

В улыбке мистера Гнута кое-что весьма не понравилось Мокристу. При ближайшем рассмотрении она вовсе не казалась такой уж вежливой.

– Что вы имеете в виду под «необеспеченной»? – спросил он.

– А чем вы подтвердите, что марка стоит один пенни?

– Э, ну, если наклеить ее на конверт, она гарантирует доставку стоимостью в пенс, – ответил Мокрист. – Не понимаю, что вы…

– Мистер Гнут из тех, кто очень верит в ценность золота, мистер Губвиг, – пояснил Ветинари. – Думаю, вы с ним прекрасно поладите. А я покидаю вас, дела. С большим нетерпением буду ожидать вашего решения, сложного, словно, ах-ха, проценты. Идемте, Барабантт. Не заглянете завтра ко мне во дворец, мистер Губвиг?

Мокрист и Гнут молча смотрели вслед патрицию. Затем Гнут перевел взгляд на Мокриста.

– Кажется, я должен организовать для вас небольшую экскурсию… – сказал он.

– У меня такое ощущение, что мы с вами друг другу не по душе, – заметил Мокрист.

Мистер Гнут пожал плечами. Впечатляющий маневр для такого тощего человека. Внешне было похоже на складную гладильную доску, которая вдруг вздумала разложиться сама по себе.

– Не слышал о вас ничего плохого, мистер Губвиг. Но у председателя и лорда Ветинари явно что-то есть на уме, а вы их орудие, мистер Губвиг, вы их инструмент.

– Предполагается, что я стану новым председателем?

– Верно.

– Я не хочу и не буду ничьим инструментом.

– Прекрасно, сэр. Однако случаются порой такие случаи…

Откуда-то снизу раздался звон разбитого стекла и приглушенный крик: «Проклятье! Это был платежный баланс!»

– Давайте уже вашу экскурсию! – с несколько натянутым энтузиазмом предложил Мокрист. – И начнем с того, что мы только что слышали.

– С этой гадости? – Гнут едва заметно вздрогнул. – Я думаю, нам лучше туда не ходить, пока Хьюберт не приберется. О, взгляните только! Какой ужас…

Мистер Гнут заскользил по полу к большим, внушительного вида часам, висевшим над стойкой. Оказавшись под ними, он воззрился на циферблат так, словно тот его смертельно оскорбил, и щелкнул пальцами. Это было излишне, младший клерк уже спешил к нему с небольшой стремянкой в руках. Мистер Гнут поднялся по ступеням, открыл часы и передвинул секундную стрелку вперед на два деления. Часы были снова закрыты, стремянка унесена, а Гнут вернулся к Мокристу, поправляя манжеты и смерил своего гостя взглядом с ног до головы.

– Они отстают почти на минуту в месяц. Неужели я единственный, кого это раздражает? Увы, похоже, что так. Ну что же, вперед, в ознакомительный тур. Давайте начнем с золота?

– Оооо, да! – ответил Мокрист. – Давайте!



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт