"Заводной апельсин" и поскакалочки
Когда-то отрывки из романа "Кысь" я услышала в радиопередаче (что-то вроде "театра у микрофона") - и тогда неповторимый, лубочно-кунсткамерный язык книги произвел на меня неизгладимое впечатление.
Позже, когда произведение Татьяны Толстой наконец попало в мои жадные ручонки, я, проглотив книгу залпом, осталась наедине с непониманием и литературным несварением. Я задавалась одним вопросом: "Это было гениально или автор поехавший?.."
Как всегда в такой ситуации, я прибегла к помощи интернет-рецензий, желая немедленно найти в них раскрытие всех загадок романа. Рецензии совершенно не прояснили ситуацию, я всего лишь убедилась в том, что для остальных читателей книга тоже осталась тайной за семью печатями, неведомой зверюкой, заунывно воющей где-то во тьме. Книга пробуждала в читателях тоску и поджелудочные колики.
Чаще всего роман сравнивают с "451 градусом по Фаренгейту" Брэдбери (основываясь на совпадении эпизодов про изъятие литературы и книжную гекатомбу) и говорят о том, что Татьяна Толстая в "Кыси" якобы всячески осыпает горестными эпитафиями великую русскую литературу, постепенно тонущую в Лете. Плачет по уходящей культуре чтения и т.д. и т.п. Так вот, перечитав роман не единожды, хочу бросить во всех сторонников этой точки зрения своим "фу!"
Сейчас я все Вам разъясню ("только я знаю, как все правильно делать, я-ааа, я один").
Татьяна Толстая нисколько не унывает, не оплакивает известных Бенедикту понаслышке дохлых лермонтово-пушкиных - она цинично и необыкновенно эффектно высмеивает миф о русском литературоцентризме.
Она восхищенно любуется необыкновенной и совершенно бесполезной силой Логоса в сермяжной, мятущейся душеньке своих героев. Она мысленно аплодирует их прекрасному в своей неукротимой разрушительности невежеству, естественной приземленности позывов, карикатурной перекличке Эроса с Танатосом, вышедших на явь из глубин темного "Оно".
Толстая говорит о том, что никакое искусство, никакая "сила слова", никакое просвещение и приобщение к "Прекрасному" не изменят природы человеческой.
Ее Бенедикт - это Алекс из "Заводного апельсина": в обоих живет ненасытная тоска по недостижимому Идеалу... Но что это меняет? Тяга к прекрасному может быть вдвойне разрушительна у человека, поднявшегося чуть выше собственных примитивных инстинктов. Кто более изобретателен в причинении страданий ближнему: неграмотный дикарь или глубоко начитанный интеллектуал?
Никакая литература, никакое искусство не способно никого спасти, сделать лучше и чище. Об этом книга Татьяны Толстой.
Мы, образованные и цивилизованные люди, не ушли от своих первобытных предков далеко: и они, наши пра-пра-, и мы, напыщенные и прогрессивные, всего лишь чувствуем необъяснимую тягу к чему-то далекому, неиспорченно-юному, нежно розовеющему за горизонтом - и осознаем недостижимость этого. Понимая недосягаемость прекрасного и несовершенство собственной природы, мы начинаем его бояться, мучиться от непонятной, еле уловимой боли бессонные ночи напролет... Мы мечемся в своих неуютных постелях, пытаясь укрыться от всепроникающего взгляда хищной твари, тихонечко шепчущей сквозь сны "кы-ы-ы-ы-ы-сь" в предвкушении скорой встречи...
И так до тех пор, пока не придет тот самый момент, долгожданный момент встречи. Нелепый, как Варвара Лукинишна с ее прущими отовсюду дрожащими петушиными гребешками. И тогда настанет понимание, что все это: вся ваша "ФЕЛОСОФИЯ", вся ваша власть и гордыня "Набольшего Мурзы", все ваши шестипалые пушкины, илиады, журнал "картофель и овощи", руководство по вязанию - все это всего лишь история колобка: "Погиб колобок. Веселый такой колобок. Все песенки пел. Жизни радовался. И вот – не стало его. За что?" - и желудочные колики.