"На меня, по крайней мере, вещь эта ("Крейцерова соната" Бетховена) подействовала ужасно; мне как будто открылись совсем новые, казалось мне, чувства, новые возможности, о которых я не знал до сих пор. Да вот как, совсем не так, как я прежде думал и жил, а вот как, как будто говорилось мне в душе. Что такое было то новое, что я узнал, я не мог себе дать отчета." Л.Н. Толстой "Крейцерова соната"
"Великая Музыка, говорилось в ней ( в статье), и Великая Поэзия усмирила бы современную молодежь, сделав ее более цивилизованной. Цивилизуй мои сифилизованные beitsy. Что касается музыки, то она как раз все во мне всегда обостряла, давала мне почувствовать себя равным Богу, готовым метать громы и молнии, терзая kis и vekov, рыдающих в моей – ха-ха-ха – безраздельной власти." Энтони Берджесс "Заводной апельсин"
"Потом я вынул из конверта несравненную Девятую, так что Людвиг ван теперь тоже стал nagoi, и поставил адаптер на начало последней части, которая была сплошное наслаждение. Вот виолончели заговорили прямо у меня из-под кровати, отзываясь оркестру, а потом вступил человеческий голос, мужской, он призывал к радости, и тут потекла та самая блаженная мелодия, в которой радость сверкала божественной искрой с небес, и, наконец, во мне проснулся тигр, он прыгнул, и я прыгнул на своих мелких kisk." Энтони Берджесс "Заводной апельсин"
Если кто-то вслед за кем-то подумал, что гении так часто сходят с ума, то пусть помечтает о том, чтобы у него когда-нибудь поехала крыша подобным образом. "Крейцерова соната" - величайшее произведение Льва Толстого, которое с лихвой окупает весь его слезливый бред, размазанный на тысячи страниц в других произведениях. Каждая фраза значительна, на каждый из абзацев можно написать объемистую и бесконечную рецензию.
Развод - есть великое завоевание цивилизованного мира. Когда я это написал, перед моим внутренним оком почему-то появилась физиономия Олега Янковского. И действительно, есть нечто странное в том, что фраза эта прозвучала из его уст, хотя совсем и не в "Крейцеровой сонате". Фильм, кстати, слишком извращен и от имени Толстого хочу плюнуть режиссеру в морду.
Возможна ли вечная любовь? Любовь - это то, что каждый из нас придумывает для себя сам. А потому и неважно - кого любить - каменную статую Пигмалиона, стальной трактор "Беларусь" или соседскую кошку. Одна женщина вообще вышла замуж за концертный рояль. И мне его уже жалко. А вдвоем можно придумать себе взаимную любовь на всю оставшуюся жизнь. И фантазия-то особенная не нужна, скорее - наоборот. Чем больше глупости, тем ближе дорога к счастью. Единожды утратив это качество, говорят писатели-классики, уже не получишь назад. Тем не менее - есть варианты. Побольше романов, поменьше реальной жизни и вера в мифическую любовь не покинет никогда. Если же энтузиазм начнет подводить - есть старый испытанный помощник - сорокаградусный друг. С ним любому любая любовь по зубам. То есть, по любви.
Брак, что есть брак? Один мой знакомый, вернувшись из армии, собрался жениться. На вопрос "на ком?" он только безразлично пожал плечами, типа "не все ли равно". После чего выдал сакраментальную фразу - "а то хожу как дурак". Действительно, умному и ходить-то некогда. Пример очень нагляден, ибо четко формулирует основную идею брака - желание быть женатым. Любовь здесь практически ни при чем. Намешаны социальные темы, психологические или, как у Льва Толстого, нравственные. То есть, плотские. Но это, в данном случае, одно и то же. Нравственность - это восходящая кривая, которая в определенный момент пересекается с нисходящей кривой потенции. В критической точке функции кто-то начинает писать "Крейцеровы сонаты" или критиковать их.
Люди встречаются, ходят в кино, вместе жрут, иногда даже в театр, если совсем уж заскучали, чего там еще, ну да, естественно, совокупляются и в результате упираются в смысловой тупик - что делать дальше. Но оказывается, что есть место, которое они еще не посещали - это ЗАГС. Это заведение сейчас гостеприимно открывает двери всем желающим, лишь бы создать дополнительный стимул для производства новых россиян. Далее играет скрипка, гости жуют салаты и вот она пришла - любовь, счастье, рамка для совместной фотографии. Особенное значение брак имеет до сих пор в глазах женщин по непонятным для меня причинам, ибо, если верить утверждениям женщин в интернете, то это время давно прошло. Обязательные радости жизни преследуют молодоженов до конца - под ручку в торговых центрах, вдвоем к родственникам на хаш и всякие другие плюшки с майонезом. Ну, и далее - дети, подгузники, больницы, детские клубы, пляжи - из плюсов только то, что по новой читаешь еще раз все детские книги. Но, это кому как нравится. Большинству читать в тягость.
Со времен Льва Николаевича ничего особо и не изменилось. Врачи, несмотря на сто с лишним лет и затраченные огромнейшие средства, по-прежнему шарлатаны и каждый имеет свое персональное кладбище. Куда не глянешь - сплошные женские бутики. Где у вас здесь мужской отдел, спрашиваешь. Мужской? А, там, на первом этаже, один-единственный, с лопатами и тачками. Мужикам вполне достаточно.
В части межполовых отношений можно разделять взгляды Толстого, можно и не разделять - о чем-то подобном спорить с женщиной заблаговременно бессмысленное занятие. Женщина, в полном смысле этого слова, никогда не полезет в подобные дебри - будь то извечный спор с мужчиной на тему борьбы бобра и осла, будь то выяснение - чьи штаны висят на спинке стула. Разговоры стоят немного в близких отношениях двоих людей. Предпочтительнее что-то более реальное, что-то более материальное. Ну, а кто проводит всю свою жизнь в подобных спорах или в подобных терзаниях - тому мои соболезнования. Крестный отец Марио Пьюзо как-то на вопрос "били ли вы когда-нибудь свою жену" ответил, что его жена ни разу не дала ему повода ее ударить.
Что касается убийств на этой почве, то по этому поводу хорошо высказалась Маргарет Митчелл
"Рот, прикрытый усами, казалось, дернулся, словно Арчи усмехнулся, заметив ее испуг.
— Да не убью я вас, мэм, ежели вы этого боитесь. Женщину ведь только за одно можно убить.
— Ты же убил свою жену!
— Так она спала с моим братом. Он-то удрал. А я нисколечко не жалею, что кокнул ее. Потаскух убивать надо."
Дело даже не в ревности, не в физической измене, не в этой самой любви. Изменяя, жена хочет вам сказать "я обманываю тебя, потому что ты лох по жизни, рогоносец и мне чхать на тебя". Позднышевы, даже если и неправы в чем-то, прекрасно удобряют почву, куда в следующий раз семя измены ляжет с большою опаской. Равнозначно, китайские женщины за измену отрезают мужьям половые органы. Поэтому китайцы не так любят Льва Толстого, как Бориса Васильева.
Моя апокрифичная кошка, указывающая этому миру на всю бессмысленность бытия, тем не менее, считает, что нет на свете ничего более важного, чем любовь. Любовь безответная и любовь надуманная. А потому устраивает себе весну каждый месяц, орет об этом на всю улицу про своего мифического кота, мысленно пребывая где-то на острове Тасиро. Тоже самое утверждает Лев Толстой посредством своей "Крейцеровой сонаты" и это прекрасно, когда в подобном возрасте человека только это и интересует. И пусть сие не всегда кажется любовью к женщине, но, если, кроме всего прочего, Толстой демонстрирует всем великую любовь к нравственным установкам и спокойному течению времени природы, то и это, в конечном итоге, любовь к женщине.
Мужчина все эти правила устанавливает - будь то божий закон, нормативные акты или правила поведения в метрополитене. И устанавливает именно для женщин (или женоподобной массы). При этом этот самый мужчина вполне может быть и женщиной. Разум и воля не имеют половой принадлежности, хотя и по устаревшим традициям приписываются мужской половине. Обыденная ненависть же Льва Николаевича к врачам перерастает в призыв к тому, чтобы спокойно взирать на вялотекущие процессы, которые называются в общем и целом на теле человечества историей. В итоге перед нами нарисовался псевдоисторик Толстой с пулеметом для всех людей в белых халатах. Если кто-то не потерял мысль, то скажу даже больше - эта тяга к воспроизводству мнимых процессов мне всегда казалась имеющей именно женскую природу (кто у нас больше всего врет), а потому - именно где-то в этом месте и зарождаются лгуны-историки. Именно в области этого свойства можно уверенно утверждать, что это лгуньи. Даже если подписано мужским именем (а историки традиционно по паспорту мужчины). Половой же разврат и ненависть к российской медицине у Толстого имеют одни и те же корни. Это толстовская боязнь человеческой природы. Очень личное качество и он его чудесно выставил напоказ всему миру. Вообще, воздержание страшная штука. Ничем не отличается от неумеренности. Одно время сам увлекался подобными вещами и мои многочисленные отмороженные друзья боялись со мной в тот период встречаться. Нечто подобное, очевидно, испытывает стандартный муж, понукаемый стандартной женой, которому очень редко удается вырваться на свободу.
"Крейцерова соната" - это сверхпроизведение, безграничное, как Америка, и беспредельное, как Америка, позволяющее изучать себя бесконечно, черпая все новое и новое из поистине небольшого объема, который так и не дал Лизе Качаловой умереть от отсутствия бутербродов с вареной колбасой. Путь к Толстому - автору "Крейцеровой сонаты", довольно прост. Следует породниться с женой Позднышева. Не в том смысле, чтобы обрести безвременную кончину (хотя, желаю каждой девушке именно того, что она сама себе желает), а попытаться поставить себя на место безымянной женщины, которой посчастливилось выйти замуж за великого и несравненного Василия Николаевича Позднышева. Вступите в антипозднышевскую оппозицию, что, впрочем, довольно просто, ибо толпы девушек ругали его, ругают и будут ругать, находя Толстому чисто женские же оправдания типа "неудачное произведение автора" или "у него шифер поехал". Как часто мы слышим подобные абсурдные вопли на тему "бес попутал", "невиноватая я", "он сам пришел" и т.д. Чем больше, тем кинематографичнее.
"Крейцерова соната" очень хорошо логически вписывается в общую концепцию формирования взглядов великого автора и является необходимым связующим звеном от истоков его "Анны Карениной" и вплоть до "Божьего Царства". После того, как вы пройдете долгий и тернистый путь вместе с женой Позднышева, то, самым неожиданным образом, вам станет понятно, что совсем не Василий Позднышев всему виной и не устои общества, но, после всех перипетий и сам образ главного героя станет роднее, ближе и понятнее. В итоге, если кто-то и не разглядит в Василии Николаевиче того нравственного остова, который просто-таки не может не притягивать собой всех поборников всякой там требухи в виде ...чего, там - совести, порядочности...эээээ...не помню всех оборотов, недавно одна тетенька мне все на них указывала, но, как всегда, забываю, нужно было записать. Мы сознательны в нашей несознательности. В общем, возьмите любой советский лозунг - там та же фигня.
Так вот, вся эта чепуха в виде извечного толстовского старческого брюзжания о приличиях, недостойном поведении женщин, разврате и т.д. - все это отступит на второй план и станет фоном. Указывая на всю эту чухню, читатель лишь хочет сказать то, что он всего-навсего проплыл на поверхности могучей личности Льва Толстого и даже не смог ощутить, что под ним еще минимум Марианский желоб. Что касается всех остальных, для кого установки общества пустой звук, то, рано или поздно, тем или иным боком, их ждет неминуемый собственный Лев Толстой. Лев Толстой везде, он абсолютно для всех и на неопределенное время.
p.s. По поводу того, что Позднышев по существу сам подтолкнул свою жену к измене - что это, божественное испытание или дьявольское искушение?
Приложение (письмо жены Позднышева).
Москва, пер. Спиридоньевский, дом 5, владение 2.
Трухачевскому Д.А.
Уважаемый Дмитрий Александрович!
Эти записи я сделала сегодня, специально для вас и заранее прошу меня простить за подобную дерзость. Мне бы очень хотелось, чтобы, прочтя их, вы бы смогли прочувствовать все мое нынешнее положение, понять, что мучает меня уже очень давно и ощутить все те переживания, появившиеся совсем недавно. Божество "Крейцеровой сонаты" в вашем исполнении, ворвавшееся в мою жизнь, со всею ее глубиной в кажущемся легкомыслии, всколыхнули мои чувства и заставили взяться за перо. Будьте же невзыскательны и попытайтесь понять тот смысл, что я попытаюсь вложить в эти строки.
Сколь давно мне было дано помнить саму себя, столь мысль о непременном чуде в моей жизни меня не покидала. Я родилась вместе с ней. И когда была еще маленьким нежным ангелочком, и когда, повзрослев, стала красивой женщиной, и даже сейчас, несмотря на то, что годы мучений отразились на моем душевном и физическом состоянии. Вопреки бытующему мнению, уверенности в собственных чарах у меня никогда не было. Я далеко не так самоуверенна, но Бог наделил меня, как мне кажется, чувством гармонии и ощущением красоты, поэтому, сколько себя помню, я всегда видела несовершенство любого образа, а уж своего - и подавно. Ребенком я была рассудительным, серьезным и держалась степенно с малых лет. У моих воспитателей не было со мной особых хлопот, я умела себя подать и вела себя, даже в самом нежном возрасте, как взрослая.
У моего деда, богатого пензенского землевладельца, была большая семья, что, впрочем, в нынешнее время считается также вполне обыкновенным в провинции, и он приложил все усилия, чтобы внушить эту традиционную патриархальную мысль всем своим детям. Поэтому немудрено, что детство свое я провела в огромном доме по соседству с домом деда, у меня было пять братьев и сестер и примерно тридцать кузенов и кузин. Первые отголоски надвигающейся беды я уловила сама, когда, уже будучи молодой девушкой, я узнала, что мои туалеты более не будут привозить из Москвы и я буду довольствоваться прошлогодними. Когда же это стало выглядеть совершенно неприличным, то мне пришлось воспользоваться услугами какой-то местной портнихи. На это обстоятельство сразу обратили внимание мои подруги и их скрытые насмешки дали мне ясно понять, что в жизни моей произошли необратимые перемены.
Упадок моего рода совпал с порою моего взросления и наш дом навсегда покинула сама жизнь. Мой бедный отец прикладывал нечеловеческие усилия, чтобы мы не испытывали никаких неудобств, но я всегда очень хорошо его понимала, поэтому провести меня ему не удалось. Теперь я ежедневно придавалась невеселым думам о завтрашнем дне и вскоре поняла, что единственное чудо, которое возможно для девушки в моем положении, это удачно выйти замуж.
Но не подумайте, что единственной моею мыслью было заполучить богатого жениха. Благодаря своей внешности, воспитанию и еще не до конца утерянному величию нашего рода, у меня был выбор и один очень крупный помещик настойчиво оказывал мне преувеличенные знаки внимания. Был он очень богат, но в возрасте столь почтенном, что у меня и мысли не было рассматривать его как потенциального мужа. Когда знаки его внимания стали уже выходить за рамки приличия, мне пришлось дать ему понять, что его присутствие в моей жизни нежелательно, что он воспринял довольно спокойно. Замужество же я всегда считала пусть и очень важным событием в жизни каждой девушки, но вполне естественным и само собою разумеющимся. Несмотря на многочисленные негативные примеры из жизни различных семей и рассказанные мне в связи с этим истории, я всегда считала, что подобного рода несчастья пройдут мимо меня стороной. У меня будет любящий и ласковый супруг, очаровательные дети - ведь все это было, и в какой-то степени есть до сих пор, в моей собственной семье. Деньги, как таковые, не имели особенного значения, достаточно было иметь небольшой стабильный доход, необходимый для пристойного содержания семьи. Мне ни к чему было спешить с выбором жениха, но положение моей семьи наиболее остро ставило вопрос о моем скорейшем замужестве.
Василий Николаевич Позднышев появился, судя по всему, в самый критический момент, когда ситуация начала выходить из-под контроля и положение моего отца стало наиболее угрожающим. Родители ни словом, ни жестом не навязывали мне свою волю, но по их уставшим измученным лицам можно было читать, как по раскрытым книгам. Многочисленные же родственники не переставали давать мне навязчивые советы по поводу того, чтобы я не упускала представившегося шанса. Василию Николаевичу они приписывали три неоспоримых достоинства в виде его богатства, возраста и морального облика. Последнее считалось редкостью, если учитывать обстоятельства, будь то, что жених богат, а невеста бедна. Разумеется, бесприданницей я не была, мой бедный отец по капле выжал те крохи, что казались моему новоиспеченному жениху ничем, хотя он всегда любил поговорить о чувствах. которые человек привносит в то или иное дело. Я сама не заметила, как стала его невестой.
Отсутствие у меня жизненного опыта и искреннее желание хотя бы таким образом облегчить жизнь своим родителям, помогли преобразовать все недостатки моего мужа в достоинства. Его молчаливость казалось мне природным благородством, прогулки с ним - романтичными, а некоторые высказывания по поводу религии и нравственности - показателем душевной чистоты.
Моим иллюзиям суждено было развеяться довольно скоро, но особенно мне запомнился один случай совсем уже незадолго до свадьбы. От подруг мне было уже известно о некоей даме, с которой Василий Николаевич имел отношения перед тем, как посватался ко мне. Знания подобного рода не могут быть приятны ни одной женщине, но меня особенно поразило, когда Василий Николаевич принес мне какую-то книжицу, которую назвал своим дневником, и стал из нее зачитывать некоторые строки, касающиеся отношений с этой дамой. Объяснил он это тем, что не хотел бы, чтобы слухи по этому поводу достигли моих ушей и потому поспешил дать мне сведения из первых рук. Он наивно полагал, что обстоятельства мне неизвестны, но я бы поняла его, если бы таким образом он хотел извиниться передо мной за свое прошлое недостойное поведение, проявляя при этом заботу обо мне и щадя мои чувства. Но он ждал от меня каких-то эмоций, это было видно по его лицу, словно старался раздразнить мою натуру и увидеть буйную реакцию. В моей семье было принято тактично обходить некрасивые вопросы, если они не имели особого значения, так как куда важнее дружелюбная атмосфера в семье и забота подобного рода друг о друге. Я бы предпочла забыть о всех его прошлых похождениях, даже похоронить в своем сердце какой-то психологический дискомфорт, связанный с этим. В этом заключается мое понимание душевной чистоты, ибо душа чистая не воспринимает никакой грязи, та к ней не пристает. Но Василий Николаевич продолжал с каким-то настойчивым упорством читать мне свой дневник, находя в этой ситуации какое-то извращенное удовольствие, хотя я ясно дала ему понять, что мне это неприятно. Чего он ждал от меня? Что я грохнусь ему в ноги и предложу себя в качестве специалистки по замаливанию его грехов? В результате он своего добился и я довольно в резкой форме отреагировала, но отнюдь не на содержание его дневника, а на это его поведение. Мне кажется, он этого не понял. Мы с ним никогда не отличались особым взаимопониманием. Я же вообще видела в том, что он решил кому-то показать свой дневник, какой-то недостойный театр, что-то нездоровое и позерское, недостойное мужчины, желающего подпитываться чужими негативными эмоциями. Когда он удалился, я, обдумав все хорошенько, пришла к выводу, что, возможно, ошиблась, приписав свои эмоции тому, чего не было на самом деле. Ведь он сказал мне о своих намерениях по поводу дневника и объяснил их. Я должна была верить своему будущему супругу. Кроме того, в ту пору я думала, что с любым мужчиной смогу найти общий язык, если этот мужчина хоть как-то соответствует приличному человеку из общества.
На момент свадьбы ко мне порою подкрадывалась мысль о том, что Василий Николаевич - не тот человек, с которым я хотела бы связать свою жизнь, но предсвадебные хлопоты, чувство новизны и тому подобное - эти мысли отогнали. Кроме того, я всегда думала, что ему, человеку опытному и взрослому, гораздо виднее перспективы нашего с ним брака. А он, казалось, ни в чем не сомневался, иначе зачем бы так настойчиво добивался моей руки? На тот момент что-то менять уже было поздно. И я стала его женой.
Конечно, все эти годы я не была ангелом и сама, показывая себя не с лучшей стороны, но чувство одиночества не покидало меня не на миг, хотя в течении восьми лет у меня родилось пятеро детей. Я всегда чувствовала себя неуютно, периоды беременности сменялись короткими периодами моего нездоровья, все это было сопряжено с болезнями детей. Постоянное присутствие в доме врачей Василия Николаевича очень раздражало и он с трудом держал себя в рамках приличия, совершенно не стесняясь в выражениях во время их отсутствия. Первое время я еще думала, что он образумится, у меня по-прежнему стоял перед глазами образ отца, всегда по отношению ко мне безгранично доброго. Мужчина всегда должен быть великодушнее женщины, уступать ей в мелочах. О положении моей семьи он так или иначе напоминал постоянно, облачая это в хвастливую форму, что, дескать, он не как другие, что женился на мне совсем не из-за денег. Подобные составляющие и были фундаментом его гордыни, ибо всегда оказывалось, что он лучше остальных. Его любимой фразой была фраза о том, что 99 процентов людей на этом свете глупцы и грязные свиньи. В чем же заключался его всепоглощающий ум и чистота, я так и не смогла понять.
Всегда, абсолютно всегда, он был чем-то недоволен, его раздражение преследовало меня везде, он производил впечатление старого злобного человека, несвойственное его возрасту. Я старалась реже показываться ему на глаза, но он сам находил меня, как находил и поводы для наших размолвок, сделав обязательным ритуалом наши ежедневные споры и нашу ежедневную ругань. Да, я довольно быстро научилась отвечать ему, отвечать со всею своей страстью и ненавистью к собственной жизни, научилась делать ему больно. Но это было бессмысленно. Он постоянно демонстративно страдал от наших распрей у всех на виду, оставаясь внутренне абсолютно спокойным, а я же, напротив, старалась внешне быть совершенно спокойной, что вызывало у него приступы раздражения, хотя душа моя металась и страдала, постоянная, щемящая боль в груди преследовала меня повсеместно. Его общество настолько меня тяготило, что я находила любой предлог, чтобы его избежать, на что он всегда реагировал одинаково - укорял меня в черствости, пренебрежении к нему и супружескому долгу. Слово "долг" звучало у нас постоянно, с его помощью он пытался мне привить регулярное чувство вины. Также свободно, как поп кадилом, он пользовался словом "любовь". Казалось, он получал удовольствие от всех этих склок, постоянно, как кот, играющий с мышью, наслаждаясь и наблюдая издали за моею реакцией.
Мы не находили с ним общего языка даже тогда, когда я, ценою неимоверных усилий, брала себя в руки и пыталась пробиться к его сердцу. Мои попытки сделать ему что-то приятное, поговорить с ним на интересующие его темы, пошутить - не приводили ни к чему. Его только раздражало такое мое внимание, он требовал от меня извинений, облаченных в книжные слова. Ему нужна была внешняя их пристойная форма и у меня складывалось впечатление, что я принимала участие в дешевой уличной пьесе. Слова, которые он постоянно произносил, настолько не вязались с его поведением, что я очень скоро перестала придавать им какое-то значение. Но очень часто он говорил что-то очень раздражающее, поразительно невежественное для столь образованного человека или просто дикое. Кроме того, для него не так важен был смысл сказанного им, сколь то, как он это произносил. Выражение лицо его менялось, он собирался фигурой, будто произносил речь на каком-то своем дворянском собрании. Слова он смаковал и старался произносить их значительно. Определенно, он ждал оваций. Вещая что-то монументальное, он затем садился за стол и усиленно жевал, слушая мой ответ, по привычке заляпав всю салфетку соусом и изредка пользуясь, когда по его мнению никто не видит, пальцем левой руки. На это я как-то ему заметила, что "Васька слушает да ест", что, как обычно, возмутило его до глубины его кишечника.
Еще больше было личного и неприятного, о чем я, разумеется, писать не могу, но что имело место быть постоянно и вызывало у меня острое чувство тошноты по отношению к этому человеку. Я была рада оградиться от Василия Николаевича заботами о детях, но он и здесь не унимался. Все ему было нужно и во всех вопросах он считал себя непререкаемым авторитетом. Абсолютно ничего не смысля в медицине, он считал всех врачей убийцами и уверял меня в том, что на все воля божья. При этом он приводил мне в пример курицу, которая должна сидеть рядом со своими цыплятами и на смерть одного лишь цыпленка особенно не реагировать. На все, мол, воля божья. Однажды он привел в свою пользу убийственный довод о том, что в гимназические еще годы прескверно себя чувствовал и попытался вылечиться при помощи порошков. Проглотил целую горсть, но это ни к чему не привело. Боже, какое невежество! Почему женщина вообще должна все это терпеть? За что меня наказал Бог?
Совершенно очевидно, что в конце концов рядом с этим человеком я когда-нибудь сойду с ума и выход только один - забыть и не думать никогда о Василии Николаевиче Позднышеве. Как это сделать - до недавнего времени я не вполне себе представляла. Теперь же, присутствие Вас в моей жизни, дало мне понять, что может быть другая жизнь, что все, что было ранее, не имеет никакого значения в сравнении с надеждами, которые посещают исстрадавшуюся душу женщины, долгие годы находившуюся в аду, именуемому браком.
Это письмо так и не было отправлено адресату, также, как и эти записи, в свою очередь, так и не были опубликованы при жизни В.Н. Позднышева, несмотря на все попытки его это сделать.