#ДиПсихи2
Написание рецензии на данное произведение далось мне довольно сложно. Я всё сидела и совершенно не понимала, с чего начать, какую тему затронуть. Одно только я могла сказать точно: как минимум до середины «Белой гвардии» мне решительно казалось, что в книге слишком много всего.
Ощущение было, как от чтения мною нелюбимого Льва Николаевича Толстого, будто бы чересчур много Булгаков хотел поместить в произведение, столь маленькое по объёму. Так быстро сменяется действие, так отрывочно ощущается повествование, такое большое количество персонажей ожидает читателя с самого начала произведения. Всё это, безусловно, не прибавляло удовольствия от прочтения произведения, которое мне показалось довольно противоречивым, странным, тяжёлым.
Что ж, в романе чётко прослеживаются две основных сюжетных линии, одна из которых относится к военным и политическим событиям, а другая охватывает социальные проблемы изменчивого начала прошлого века. Первая раскрывается в событиях, происходящих во время революции и гражданской войны на Украине 1917–1921 – а если точнее, то на рубеже 1918 и 1919 – годов в напрямую не афишируемом, но сразу узнаваемом Киеве. Вторая же находит своё воплощение на примере некогда спокойной жизни семьи Турбиных, в каждом члене которой прослеживается параллель с собственной семьей автора.
В этих двух сюжетных линиях, постоянно переплетающихся друг с другом в замысловатые узлы, чувствуется всё то же противостояние Толстовских войны и мира.
Хочется отметить, что Булгаков, запомнившийся мне мастером психологического портрета персонажа, и тут постарался: каждый герой отличается от другого, представляет собой сформировавшуюся личность, обладающую своей собственной точкой зрения на происходящие вокруг события, полной переживаний и сомнений. Может, весь фокус кроется как раз в том, что автор очень уж смело использует собственный жизненный опыт, перекладывая его на книги.
Тем не менее, всё равно присутствует какое-то противоречивое ощущение, что то ли перестарался, то ли недостарался, потому как по итогу ни один персонаж, кроме, конечно, замечательного Лариосика, в памяти не отложился. По крайней мере спустя два дня после прочтения я чувствую, что не помню большей части имён.
Атмосфера в книге бесповоротно гнетущая, мутная. Повсеместно мелькают символы: часы – буквально в каждой главе – нервно отстукивающие, скребущие свой ход; особенно запоминающийся абажур на люстрах – тот самый ужасно пыльный из детства, который снимать, вообще-то, нельзя, но бабушка однажды всё-таки сорвалась. Пятиконечная звезда в финале произведения, напрямую отсылающая к фатализму, неизбежности происходящего, которая, кстати, присутствует вообще во всём произведении. Крест, который некогда служил для людей успокоителем душевных метаний, но в контексте произведения разящий дьявольским холодом.
И всё какое-то нервное, тревожное, непроглядно морозное, чёрное – неприятное. Оно и понятно: вокруг гремят революция и война, до приятностей тут. И во всей этой нервной дрожи романа один только Лариосик развеивал угловатый мрак. Такой он вот совершенно смешной, неуклюжий персонаж, будто бы попавший на Землю из другого мира, но совсем не в то время и не в то место. Ох, как я не люблю людей, подобных ему, но как колоритны они в книгах. По обыкновению такие же милые-премилые, как и тут, и прямо не нарадуешься, наблюдая.
Большую часть произведения раздражалась, конечно, безбожно, потому что трудно, невыносимо, по-дурацки как-то, но, ох, всё-таки интересно, ещё и на особенном «Булгаковском» языке. Хотя вовсе не привлекала некоторая (может, мне и показалось, конечно) однобокая подача «политических взглядов». Мне нравится, когда относительно политики есть, над чём поразмышлять, но не тогда, когда просто диктуют взгляды. Да и мелочными они какими-то были, даже не о больших играх государств, а так, просто, как разговор о посуде или об ужине. Некогда приходилось слушать подобные разговоры, сидя на кухне с собственным прадедом, когда оный был в бреду или каком-нибудь пьяном угаре, или просто тянуло поговорить. Он рассказывал о том времени, рассказывал так подробно, что даже хуже Гюго, и никогда, никогда не упускал возможности упомянуть об этой «кухонной», или даже бытовой, политике.
Ощущения, правда, такие же неприятные, и особенно чувство «прикованности к стулу», потому что не можешь же просто так встать и покинуть кухню, как и закрыть книгу, которую прочёл уже до значительного числа страниц.
Конечно, чувствуется у Булгакова то, что у прадеда не чувствовалось совсем, а именно неизбежность падения интеллигенции, фаталистическая символичность установления нового режима, коммунистического. И сны персонажей, завершающие роман, пусть для меня тоже довольно нескладные и неоднозначные, оставляют всё тот же отпечаток неизбежности, что, в общем, натолкнуло меня на мысль о том, что в романе я просто где-то не разобралась до конца или же невовремя взялась за него, из-за чего захотелось взять в руки пьесу «Дни Турбиных», а спустя энное количество времени попробовать прочитать эту книгу ещё раз.
Ну а пока что скверно как-то, смутно и неопределённо.
Конечно, из жизни взято. То, что выдумывают реальные персонажи, автору бы не смочь сочинить)