Ганс (Ханс) Фаллада

Долгое время я избегала знакомства с этим произведением, опасаясь беспросветной депрессивности, характерной для работ о военном времени. Однако Фаллада нашел хороший баланс - его повествование сохраняет необходимую дистанцию, позволяя читателю наблюдать за событиями без полного эмоционального погружения, но при этом не лишает историю человеческого тепла.

Сила романа заключается в показе немецкого сопротивления. Автор демонстрирует спектр различных форм несогласия - от молчаливого неприятия до активного противодействия. Особенно ценно, что книга разрушает миф о единодушной поддержке нацизма немецким народом, показывая, как даже в самых мрачных условиях находились люди, сохранившие человечность.

Однако именно в изображении персонажей кроется и главная слабость произведения. Фаллада создает слишком прямолинейную картину, где сторонники режима представлены как сборище примитивных существ - либо пьяниц, либо тупых садистов. Их антиподы же, напротив, наделены всеми мыслимыми добродетелями. Такой черно-белый подход не приминим для произведения, претендующего на реалистичность. В жизни границы между добром и злом редко бывают столь очевидными, особенно в условиях тоталитарного режима.

Тем не менее, книга заставляет задуматься о природе сопротивления, о том, как обычные люди могут сохранять достоинство в бесчеловечных условиях. В конечном счете, это произведение, которое стоит прочитать, несмотря на его недостатки. Оно предлагает взгляд на военную Германию изнутри, показывая, что даже в самые темные времена находятся люди, способные на мужество.
#непутевые_заметки 4

Если бы меня попросили выбрать одно-единственное прилагательное, чтобы описать роман Ганса Фаллады «У нас дома в далёкие времена», я бы выбрал «нежный». Это именно нежный текст, не просто написанный с любовью, а с величайшей бережностью к воспоминаниям о людях, которые окружали Ганса Фалладу (то ли реального, то ли выдуманного) в годы его детства.

Что любопытно, в книге именно фигура автора вызывает лично у меня наибольшую симпатию и приязнь. Сквозь дымку детских впечатлений, рассказанных взрослым человеком, явно просвечивают испытания, этим взрослым человеком перенесённые. Ну, ладно, я, конечно, прочёл краткую биографию Ганса Фаллады, и, возможно, это как-то повлияло на чистоту моих суждений, но личность писателя и вправду видно в «У нас дома в далёкие времена».

Представьте, вы выросли, вы — алкоголик, наркоман, вы совершили в юности убийство, пусть оно и было одобрено жертвой, вы сидели за растраты и мошенничество, скандалили с женой. Вокруг вас Германия в 1942 году, официальная нацистская власть вас то признаёт, то нет. По-моему, этого достаточно, чтобы вам захотелось немного утешиться тёплыми воспоминаниями о прошлом.

В итоге получилась поистине чудесная книга. В ней отражены не только быт и традиции конкретной немецкой семьи начала XX века, но и в целом, нарисована картинка общества Германии за полтора-два десятилетия до первой мировой войны. Она очень сильно напоминает российские образцы семейных мемуаров. Мне почему-то сразу пришли на ум «Детские года Багрова-внука», хотя они и были написаны почти на целый век раньше!

А ещё лично мне, да и пожалуй что любому мужчине этот текст будет не просто близок, а даже в чём-то знаком. Ганс Фаллада был десятилетним мальчиком, я тоже был десятилетним мальчиком, все были десятилетними мальчиками. Ганс Фаллада разорил отцовскую коллекцию марок, и я отметился похожим деянием. Фаллада читал запоем семейные книжки, я тоже это делал. Маленький Ганс не любил ходить в школу, я тоже на всех ранних фото выгляжу так, словно вот-вот разревусь.

Я это к чему, «У нас дома в далёкие времена» не просто апеллирует к нашему разуму и душе, но и ещё проходит через них, словно через фильтр, и в нём задерживаются какие-то моменты, которые мы можем разделить с писателем; воскликнуть: да-да, именно так всё и было!

Я рекомендую эту книгу любому, кто хочет вызвать в себе чуть-чуть сентиментальности, вспомнить что-то из своего дорогого, но уже ушедшего. Вы не будете разочарованы. Если вас пугает, что Фаллада писал в период фашизма и — а вдруг? — сам был фашистом, то бояться нечего. Фашистом Ганс Фаллада не был, иначе его не переводили бы в Советском Союзе. А его переводили охотно и до войны, и после: от написанных им детских сказок до серьёзных больших романов.

#80дней. Германия

 #школа_ноябрь_1

В 1928 году последний извозчик Берлина Густав Хартман отправился из Берлина в Париж и обратно в собственном экипаже. Через год ему исполнялось семьдесят, но он по прежнему выезжал на улицы города. Его узнавали,над ним посмеивались. Вот же чудак! Машины быстрее и надёжней! Зачем кому-то пользоваться услугами извозчика? Но клиенты у него всё же были. Отправляясь в дальний путь Хартман хотел доказать, что и у конных экипажей есть будущее. Результатом триумфального путешествия стало создание фонда поддержки бывших извозчиков, получение Густавом прозвища Железный Густав и звания почётный гражданин Берлина. И сегодня на Потсдамской улице близ моста можно увидеть небольшой памятник последнему извозчику города. Это реальная история.

В 1937 году была задумана съёмка фильма о Железном Густаве, сценарий для которого должен был написать Ханс Фаллада. Так и появился этот роман, в котором путешествие главного героя Густава Хакендаля занимает совсем небольшую часть. Остальное — картина жизни Германии 1914-1928 годов, показанная через жизнь семьи Хакендаль. Тогдашний министр пропаганды Геббельс роман отверг из-за отсутствия в нём идеологии. Фаллада переписывает роман и он издаётся, как говорил сам Фаллада, с «нацистким хвостом». В 1962 году издатель Гюнтер Каспар восстанавливает первоначальную версию романа, но так как рукопись утеряна, основывается реконструкция на заметках автора и прочих источниках.

Очень чувствуется, что это именно восстановленная вещь. Некоторые места написаны очень сильно. В основном это касается философских размышлений. А вот диалоги слишком простые и даже убогие. Вообще этот роман не то произведение, языком которого можно наслаждаться. Он слишком прост. Тем более удивляет, что таким простым языком донесены такие важные и глубокие вещи.

1. Извечная проблема отцов и детей.
Густав Хакендаль — бывший военный. На начало повествования ему пятьдесят шесть. От тестя ему достался извозчичий двор. Он обеспеченный человек, но иногда и сам не прочь сесть на козлы. В душе он всё тот же военный, жёсткий и требовательный. В его конюшнях и его доме должен быть порядок. За порядком Густав тщательно следит.

У Густава пятеро детей — трое сыновей и две дочери. Строгость отца по разному повлияла на них. Кто-то, даже покинув отчий дом, не сможет избавиться от роли жертвы и найдёт себе нового мучителя. Кто-то станет таким же как отец, жёстким и требовательным. Густав недоволен своими детьми. Они вовсе не такие, какими он хочет их видить. Ирония в том, что он и не знает их настоящих. Ему неизвестны их желания, увлечения. Жизнь с отцом заставила младших Хакендалей врать, изворачиваться, лицемерить, скрывать свои желания.

Во всём виновато мирное время, в которое им пришлось расти. Так думает Густав. Вот бы началась война! Она закалит их, сделает из них людей. И война начинается. Густав, как и большинство немецкого народа, встречает её с воодушевлением. Но вскоре случается горькое разочарование.

2. Размышления о войне и революции.
Вещи, которые должны вызывать ужас и отвращение у любого нормального человека, вдруг становятся средством исполнения желаний. Одни ждут войны из ложного понимания патриотизма. Другие желают её ради поражения собственной страны, чтобы после на волне народного недовольства прорваться к власти. Третьи наживаются на бедах честных и менее щепетильных сограждан. И только солдаты в окопе не понимают, ради чего собственно они воюют.

3. «У каждого человека должна быть цель жизни»
Эта мысль красной нитью проходит через весь роман и удивительным образом перекликается с романом Достоевского Подросток . Человек не может жить без идеи/цели жизни. Старший сын Отто способен находить её во множестве небольших действий. К примеру, доставить письмо командиру. Второй сын Эрих целью жизни поставил желание разбогатеть любыми способами. Младший Гейнц находит её в заботе о других людях. Старшая сестра Зофи отправляется на фронт, чтобы не жить просто так. И даже бедняжка Эва, на которую сваливаются все несчастья, какие только можно придумать, ищет свою цель. А Густав отправляется в Париж, потому что ставить цели и добиваться их никогда не поздно.

Все герои здесь несимпатичные и оттого такие настоящие. Все страдают. Больше всего жаль Эву, но очень часто она раздражала своей бесхребетностью и нежеланием изменить собственную жизнь. Очень понравилась возможность взглянуть изнутри на Германию того времени, узнать его не по сухим строкам учебника, а по описанию жизни людей в те тяжёлые годы.

Существует два варианта романа. Во втором добавлен эпилог, в котором рассказывается о дальнейшей судьбе героев. Но если читать именно этот вариант, то можно разочароваться. Он обрывается на полуслове, но дарит надежду одной из героинь на счастливую жизнь.

P.S.: Книга всё-таки была экранизирована: в 1958 году в виде полнометражного фильма, в 1979 - телесериала.

Жил да был человек маленький.

Как же печально, когда переводчик не владеет словом, когда формально, он переводит правильно, но по составляющей - неверно. Прекрасная книга, удивительная книга, книга наполненная страхом, болью, ужасом, отчаянием, искоркой жизни превращается у такого переводчика в пустоту с картонными персонажами, за которых не страшно, за кого не переживаешь, ты не чувствуешь атмосферы Берлина времен второй мировой, когда любое слово, любой взгляд - это виселица. Тебе так все равно на происходящее, что ты способен отложить книгу и забыть про нее. Про уникальную книгу просто забыть, потому что переводчик оказался не готов к передаче материала.

Я благодарна Наталье Касаткиной, Ирине Татаринова и Вере Станевич, которые в 1988 году создали еще один перевод книги (первый был в 1971), когда я по первым двум предложениям поняла, что правильно считывала идею книги и поэтому, скрипя всем, чем может скрипеть читатель продолжала вгрызаться в текст и в героев. Всего два их предложения, можно сказать, сдружили меня с книгой, не с переводом от Нины Федоровой, который я все же дочитала, уже понимая, как она не дотягивает до красоты формы и слова, а именно с книгой. Наверное, все же человеку, который не пережил вторую мировую или пережил ее в младенчестве, трудно, даже как оказывается - невозможно, передать человеческую усталость, человеческий страх, человеческое умение поднять голову над страхом. Читаешь о наградах переводчика и недоумеваешь, что же с ним произошло, что он замусорил текст, не усложнил, а именно замусорил, почему выбрал из всего многообразия синонимов в великом русском у слова "угнетало" - "невмоготу"? Как вышло, что при строительстве предложения, женщина не устает, а остается бодрой. Это мелочи, но из них возникает мир. И именно из-за такого он или дышит или остается просто буквами на бумаге.

В переводе 2017 все осталось на бумаге, ничто не задышало, не вышло в мир, не родило человеческой идеи. В книге есть интересное замечание автора:

"– А вы помните, Квангель, – спросил Эшерих, – сколько писем и открыток написали в общей сложности?
– Двести семьдесят шесть открыток, девять писем.
– Стало быть, целых восемнадцать штук нам не сдали.
– Восемнадцать… вот моя работа за два с лишним года, вот вся моя надежда. Восемнадцать штук, оплаченных жизнью. И все-таки целых восемнадцать!
– Только не воображайте, Квангель, – сказал комиссар, – что эти восемнадцать штук передаются из рук в руки. Нет, их нашли люди, у которых у самих рыльце здорово в пушку, потому они и не рискнули сдать открытки. Эти восемнадцать тоже ни малейшего воздействия не оказали, мы ни от кого об их воздействии не слыхали…
– Выходит, я ничего не достиг?
– Выходит, вы ничего не достигли..."

Вот и с переводом 2017 так, он ничего не достигает, только если не попадает в руки тех, кто уже начитан, кто может среди этой замусоренность, невыразительности увидеть саму идею. Но это их заслуга и тех, кого они читали раньше, а совсем не переводчика. В конце книги есть послесловие от Альмута Гизеке (нам не удосужились пояснить кто этот человек), где говорится о стиле книг Фаллада и подмечается, что Берлин в его книгах всегда действующее лицо, всегда что-то очень значимое. И ведь, скорее всего Нина Федорова переводила это послесловие для книги и встает вопрос, как вышло, что в ее переводе Берлин пропадает? Он не действующее и не значимое, он просто название улиц, подворотни и задние выходы. Он не индивидуален, он любой город мира. Это было бы замечательно для любой другой книги, а не для той, где главное - это маленькое сопротивление власти Гитлера, когда он сам кажется так рядом, буквально за углом, это ведь его город. Печально, что есть все для того чтобы передать русскочитающему читателю (простите за тавтологию) такую уникальную по содержанию вещь, так уникально созданную и увы "вы ничего не достигли". Хорошо все же, что есть другой перевод более ранний, сумевший схватить и передать идею и читать надо его, потом просто переместиться в 17 главу нового и вернуться обратно в старый перевод. Потому что уже жалко в новом звучит: "Особо акцентированные слова выделены курсивом." Не интонационно в предложении, чтобы мы не смогли их упустить, а курсивом! Беда.

Но перейду уже от перевода к самой книге. В конце послесловия Альмута Гизеке (кто бы он ни был), хорошо сказано:

"...посыл о том, что даже самый малый акт сопротивления имеет значение."

Тут не поспоришь. И для любого немца, как и для любого человека на Земле, особенно после войны было значимо знать, что были люди в самой Германии и тем более под боком у Гитлера не согласные с его политикой и пытающиеся сделать хоть что-то против него, сами немцы. Сделать, как уж умеют, даже если кажется, что ручками вовнутрь:

"– Секундочку! Разумеется, вы правильно сделаете, если перед уходом выпустите из шкафа человека, который там спрятан. Когда я осматривал вашу спальню, он, по-моему, уже сильно страдал от духоты. К тому же в шкафу, наверно, много нафталина…
Красные пятна сбежали с ее лица. Побелев как мел, она смотрела на него.
Эшерих покачал головой.
– Эх, дети, дети! – сказал он с насмешливой укоризной. – Работать с вами легче легкого! Заговорщики, называется! Боретесь с государством детскими уловками? Ведь только себе и вредите!"

Тогда было, в 1947 было важно знать, что они сражались хотя бы так, хотя бы детскими уловками, а сейчас важно понять, что один ты может и умираешь, но точно сражаться не должен в одиночку, только если вас много, если каждое звено цельное вы можете победить. Ведь если читать книгу и смотреть, как расходятся круги по воде, то единственная светлая нота в книге, дарующая жизнь, возникла не благодаря деятельности одиночек.

Другое время - другие выводы.

Уже нельзя быть просто хорошей и доброй женщиной, уже надо понимать и оценивать свои поступки, потому что, вы только задумайтесь, добрая и хорошая Хета Хеберле, понимая что поступает неверно отправила на квартиру к женщине дающей приют сопротивляющимся режиму, того кому сама не доверяет и что вышло? Ничего хорошего. Маленькая квартирка перестала быть прибежищем и возможно стала даже ловушкой.

Да, книга о маленьких людях. Тем она и хороша. Маленький человек и может мало, он не учитывает большего. Его заботы малы. Он не умеет смотреть широко. Тут каждая история о том, что сопротивляться можно и это правильно и одновременно о том, что надо быть больше, чем просто маленький человек, нельзя победить громадину, если ты мышка с плакатом. Увы, но нельзя. Хоть слон и боится мышек. Даже, если мы возьмем за пример счастливую историю Куно, то там получилось все хорошо лишь потому, что в семье маленьких людей был большой, умеющий учить. Лишь потому, что сам мальчишка решил, что он больше, чем маленький человек и потому что уже одно большое государство потеряв миллионы жизней, снова зажгло солнышко над миром. Мы не будем сейчас говорить о том, что было в этом самом государстве, но оно не уступило, не встало на колени, а большими людьми, которые в своей повседневности были может и маленькими, встало на защиту человечества.

Повторюсь: другое время - другие выводы. И об этом должен был петь новый перевод книги. Он должен был подчеркивать одиночество людей выбирающих быть одинокими, каждый раз подчеркивать мысли и поступки, ведущие к одинокой смерти. Ведь важно не только сопротивляться, но и объединяться и в идеях, а не ради одного человека и с готовностью бросать любое дело, когда человек нужный оказывался рядом. Важно признавать свои ошибки, смотреть правде в глаза.
Фаллада тем и хорош, что смог в своей книге показать неподготовленность людей, все еще неверящих в происходящее, их зацикленность на себе, их неумение сопротивляться грубости, неумение вовремя замолчать, как легко любого запугать, если у него нет ни цели, ни идеала и он не знает что хочет получить в конце, кроме личного уютика. Он как раз и рассказывал о таких людях, которые плыли по течению, которые бы хотели, чтобы был кто-то сверху, который говорил бы как делать, они себе такого и выбрали. Только вот не разглядели, что он с минусом, но ведь и не хотели смотреть на это, лишь бы кто-то уже отвечал за них, как это не прискорбно, но и сейчас такое практикуется. Поэтому нам и напоминают:

"Видите ли, Квангель, разумеется, было бы в сто раз лучше, если б нашелся человек, который говорил бы нам: вы должны поступать так-то и так-то, у нас такой-то и такой-то план. Но будь в Германии такой человек, тридцать третьего года никогда бы не случилось. Вот нам всем и пришлось действовать в одиночку, и переловили нас поодиночке, и умереть каждому тоже придется в одиночку. Но мы ведь все равно не одиноки, Квангель, и умрем все равно не напрасно. В этом мире ничто не происходит напрасно, а поскольку мы боремся за правое дело против грубой силы, то победа в итоге все равно будет за нами."

Разговор большого с маленьким.

Нас предупреждают, что в книге много страшных моментов, но они правдивы и поэтому остались в книге. Опять же эти страшные моменты не для нашего циничного или привыкшего времени, их нужно было усиливать. Не устрашнять додумывая текст, а мыслью или словом, хотелось в переводе видеть безысходность, понимать отчаяние человека на допросе, который раз за разом из-за унижения выдает людей, понимает, что делает, сопротивляется, но продолжает выдавать, потому что он мышка перед тем, кто никуда не спешит, он уже там, где ему хорошо. Читать не про видимость потери самооценки, а кожей ощущать, как она падает, пугаться от смены ролей или реветь голосом от отчаяния, что такое происходит, а все шло мимо, все страшно не было страшным и случалось с картонными людьми, не потому что Фаллада не написал, он написал в 1947, когда хорошо помнился этот страх, переводчик нашему времени это не передал. Беда, когда видишь, как теряется книга, превращаясь в обыденность.

А ведь книга как хороший урок для одиночек. Книга как хороший урок для тех, что думают: "Оно само рассосется". Книга, напоминающая о том, что может ты и маленький человек, но поступки твои должны быть, как из Баллады о маленьком человеке Рождественского:

…А когда он упал —
некрасиво, неправильно,
в атакующем крике вывернув рот,
то на всей земле
не хватило мрамора,
чтобы вырубить парня
в полный рост!