Рецензия на книгу Воскресение от liu

"Весна была весною даже и в городе..."

Последние романы - это всегда что-то особенное в творчестве великих. Поэтому и чтение принимает особое настроение, более серьёзное и вдумчивое. Погружаться в последний роман Толстого - оказалось делом нетрудным, а вот выбираться из его глубин задача посложнее. "Воскресение" написано весьма лёгким языком, Толстой здесь намного лаконичнее и яснее насколько он вообще может таким быть. Он всё ещё подробен, но подробность эта более отшлифованная. Описания природы и обстановки очень гармонично вплетены в повествование и не разливаются на целые страницы, даже портретные описания сократились, хотя автор и продолжает описывать каждого встречного. Прост также и сюжет, который является не целью, а только средством. Более того, сам сюжет в основном прорисовывается в самом начале и дальнейшее его развитие несложно и предсказуемо.

С чего всё начинается? Главный герой, князь Нехлюдов, находясь в суде в качестве присяжного узнаёт в обвиняемой проститутке девушку Екатерину Маслову, в которую много лет назад влюбился, соблазнил и бросил, вручив 100 рублей. Маслову по глупейшей ошибке приговаривают к каторге, а Нехлюдов проникается стыдом за содеянное, мучается чувством вины за испорченную судьбу девушки и решает искупить весь этот ужас. Вот это "искупление" и будет витать над оставшейся и большей частью произведения.
На этот простой сюжет своим обновлённым стилем письма Лев Николаевич нанизывает свою "толстовщину", и, проникаясь всеми идеями, становится как-то так страшно и пусто. Всё мрак и фальшь, безысходность и невыносимость бытия, страдания, несправедливость и дикие зверства... Как быть, что делать? В ожидании какого-нибудь писательского ответа было понимание того, что прямого ответа быть не может, особенно от Льва Николаевича, а неожиданно получая ответ в конце, осознаёшь, что сам ответ какой-то фальшивый и неубедительный и что всё ещё неоднозначнее и совсем уж грустно.
Толстой критикует всё, всё устройство этого грязного и пошлого мира. Это даже не критика, это поношение устоев, периодически напоминающее то дедушкино ворчание, то гневные тирады, то страдальческий вой. И становится видно, насколько это произведение личное, насколько сильно в Нехлюдове видится сам писатель. Тем не менее, исповедью этот роман не назовёшь, скорее проповедование.

Что проповедует Толстой?
Конечно же он проповедует любовь. Но любовь, конечно, не плотскую, и не совсем платоническую даже, а всеохватную любовь ко всему живому, а также смирение, терпение и всепрощение. Лейтмотивом идёт библейское "не судите, да не судимы будете", и Лев Николаевич вертит это и так, и эдак перед носом у читателя, и готов этим по голове нашей читательской настучать, чтобы ещё понятнее было.
Толстой беспощадно ругает всю систему судов и тюрем. Он рисует её с таким омерзением и вместе с тем со смаком показывает её ужасы. А ужасы эти не то, чтобы в новинку. То, что вместе с одним виновным в тюрьмы, ссылки и на каторги попадает десяток невинных, дело привычное. То, что каторжные при перемещениях мухами дохли, не новость, - это и слабое здоровье, и солнечные удары, и избиения. Не разрешили остановиться даже рожающей женщине, так она и рожала на пути от одного этапа к другому. То, что в зданиях, предназначенных на сотню-другую, размещают человек в 2-3 раза больше и в условиях антисанитарии, тоже не шокирует. Самоубийства, драки и зверские побои также вещи вполне себе обыденные. Итак, всё это известно нам, было известно и до нас. И вот эту-то обыденность Толстой ставит в степень ненормальности, вопиющего сумасшествия. Как, при условии, что всем известно что-то плохое и несправедливое, могут такие системы продолжать существовать на белом свете? И как такие зверства и жестокость могут восприниматься как что-то справедливое и правильное?
Автор усердно доказывает то, что помещение в тюрьмы бессмысленно, так как не решает проблему существования преступников. Тюрьмы и каторги, наоборот, ожесточают и опошляют людей ещё больше, выживая их с этого света или делая более опасными для общества.Что же это, дедушка Толстой, вообще отказаться от существования судов и тюрем? И действительно, не верит он в возможность хоть какой-либо пользы от этого аппарата, даже при наличии лучших условий. И скандируется: не имеет права человек судить человека, не имеет никакого права!

Не жалеет Лев Николаевич слов на то, чтобы расписать как любая государственная служба людей опошляет, как портит и делает их моральными уродами. Именно служба сделала из юного, духовного, неиспорченного и горящего благими идеями ("землю крестьянам" и прочее), Нехлюдова человека животного и опошленного. Как не раз пишет Толстой о подобном состоянии - "состояние сумасшествия эгоизма", и затем по этому поводу звучит из уст Нехлюдова: "Стыдно и гадко, гадко и стыдно".
Вместе с критикой высших сословий, оправдываются большинство осуждённых. Вдруг оказывается так, что никто не виноват, и даже те, кто перед законом виноват, не виноваты, потому что "это не они такие, это жизнь такая" и потому что "судить не имеете права". Здесь можно только подозрительно пощуриться.
Помимо всего прочего, Лев Николаевич не просто критикует церковные условности и весь религиозный механизм, он высмеивает его и присваивает ему такой же ранг пошлости, как и системе судебной. Церковь, богослужения, священники и всякие церковные атрибуты показаны с явными нотами омерзения и позора. Твердится о том, что люди, в особенности посвящённые в дела церковные, забыли о сущности веры и сделали из неё посмешище. Тут вот даже не поспоришь, да и зачем.

Все эти толстовские выводы, конечно же, показываются нам через образ мыслей главного героя - Нехлюдова. Он видит все эти зверства, он старается искупить свою вину, помогая не только Катерине Масловой, но и другим осуждённым, которые по очереди излагают ему свои проблемы и, доказывая, что осудили их не по справедливости. Никто из них не виноват. А Нехлюдов погрузившись в решение чужих проблем, в заступничество, начинает тонуть в этом, ведь такие обращения в помощи растут в геометрической прогрессии. "Вы, я вижу, сделались воронкой, горлышком, через которое выливаются все жалобы острога", - говорит Нехлюдову адвокат. А это задача непосильная. Сколько ни помогай, а всё остаётся каплей в море, суть не меняется, только сам начинаешь тонуть в этой бездне угнетения. Ради искупления своей вины молодости и последующей разгульной жизни, Нехлюдов видит своё предназначение в принесении себя в жертву. И жертва эта предназначена Масловой. Нехлюдов тешится этим решением, оно возводит его в ранг исправленного человека, человека добродетельного. И читателю понятно, и Масловой понятно, что всё это жертвенное наслаждение по сути эгоистично.

Что ещё стоит упоминания, так это революционные движения. Революционеров среди осуждённых много, все они разные и достаточно интересные. Но, что важнее, Толстой не то, чтобы их поддерживает (хотя ему с удовольствием это приписывали), потому что по сути эти самые революционеры занимаются тем же самым постыдным делом: судят и осуждают, но что ещё хуже, готовы также нести разрушения и жестокость в этот мир, в порыве благих намерений улучшить его.
Процесс духовного воскрешения Нехлюдова в результате не завершён, да и по сути как-то даже утопичен. Сам Толстой писал о том, что не нравится ему его завершение "Воскресения" - скомкано, форсировано, не продуманно. Но при том, что всё так и выглядит, это не портит роман, потому что так или иначе, а главные идеи и толстовское мнение передаёт замечательно. Только опять же, в "евангельском" завершении "Воскресения" проглядывает что-то фальшивое, как будто сам Толстой вдруг засомневался в чём-то. И это добавляет надрыва.

И тут мне хочется по недавней традиции процитировать Дмитрия Быкова:
"Очень может быть, что вся русская действительность терпима Господом исключительно для того, чтобы прочитать русскую литературу. Потому что, если мы вдумчиво на неё посмотрим, никакого другого смысла в общем в ней нет".

#Муз1_5курс