Книга Танатонавты онлайн - страница 13

36. Ацтекская мифология

У ацтеков существование в потустороннем мире определялось не заслугами в земной жизни, а обстоятельствами смерти.

Лучшей смертью была гибель в бою. Воины-куантеки (спутники Орла) попадали в Тонатиучан, Рай на востоке, где усопший восседал рядом с богом войны.

Утонувший или умерший от болезни, связанной с водой (как проказа), отправлялся в Тлалокан, Рай Тлалока, бога дождя.

Те, кого не принял никакой бог, отправлялись в Миктлан, преисподнюю, где они проходили четырехлетние испытания перед окончательным растворением.

Эта сфера Миктлантекутли – подземный мир. Туда добираются через пещеры. Душа должна преодолеть восемь подземных миров перед тем, как попасть в девятый мир.

Первое препятствие: Чикнауапан, река, которую покойный должен пересечь, держась за хвост рыжей собаки, принесенной в жертву на его погребении. Животные, принесенные в жертву на погребении, служат психонасосами, то есть затягивают и ведут душу по стране мертвых.

Второе препятствие: две горы, которые через неравные промежутки времени сталкиваются между собой.

Третье препятствие: гора с крутыми тропами, усеянными острыми камнями.

Четвертое препятствие: обсидиановый ветер, ледяная буря, несущая заостренные камни.

Пятое препятствие: знамена, тянущиеся до бесконечности и хлопающие на ветру.

Шестое препятствие: дождь стрел, которые стремятся пронзить покойника.

Седьмое препятствие: множество хищных зверей, стремящихся съесть его сердце.

Восьмое препятствие: узкая долина, где мертвец может заблудиться.

Только теперь покойник заслуживает растворения.

Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть»

37. Кстати

Рауль Разорбак позвонил мне через несколько недель. Он спешил встретиться со мной. У него был странный голос. Он, казалось, был во власти сильнейших эмоций. И назначил мне встречу не на кладбище Пер-Лашез, а у себя дома.

Когда он открыл дверь, я с трудом узнал его. Он еще больше исхудал, а на лице появилось выражение, какое я наблюдал у шизофреников в больнице.

– Наконец-то, Мишель!

Он указал мне на кресло и посоветовал устроиться поудобнее. Меня ждал удивительный рассказ.

Неужели он получил неожиданные результаты в исследованиях зимней спячки сурков? Но какое это имело отношение ко мне? Я был врачом, а не биологом.

– Ты слышал о покушении на президента Люсендера?

Конечно, слухи до меня дошли. Кто в стране не знал об этом? Пресса, телевидение, радио раструбили о покушении в экстренных выпусках. Главу Государства расстреляли в упор, когда он общался с толпой в Версале. Лучшие специалисты в последний момент вытащили его с того света. Но как покушение было связано с возбуждением моего друга?

– Президент Люсендер поручил министру научных...

Он замолчал и потянул за собой:

– Иди за мной.

38. Учебник истории

Первые пересадки органов начались в середине ХХ века, а точнее, в 1960—1970 годах. С тех пор больной человек стал как бы машиной, в которой было достаточно заменить вышедшие из строя детали. И смерть превратилась в обычный механический сбой. Если кто-то умирал, то из-за отсутствия соответствующей запасной части. Исследователи разработали свиное сердце с генетическими характеристиками человека-реципиента, которому его ставили. Техника пересадки постоянно совершенствовалась, чтобы чуждые органы не отторгались. Стало возможным заменить все, кроме мозга.

Пришло логическое понимание, что однажды удастся справляться со всеми авариями, в том числе и с главной аварией, смертью. Вопрос техники. Одновременно увеличилась продолжительность жизни. Если человек выглядел стариком, значит, он допустил оплошность. Каждый должен был сам заниматься своим биологическим механизмом.

Сгорбленное старичье и людей неприятной внешности стали прятать, выдвигая на первый план тех, кто светился здоровьем, играл в теннис или бегал. В те времена считалось, что наилучшим способом борьбы со смертью было сокрытие симптомов, предвестников старения.

Учебник истории, 2-й класс начальной школы

39. Амандина

Рауль затолкал меня в свой древний «Рено-20» с откидным верхом и нажал на газ.

– Куда ты меня везешь?

– Туда, где все происходит.

Ничего другого я из него вытянуть не сумел. Ветер уносил мои вопросы и его ответы. Мы выехали из Парижа. Я вздрогнул, когда он затормозил перед зловещей вывеской: «Тюрьма Флери-Мерожи».

Снаружи она больше походила на крохотный городок или больницу, чем на тюрьму. Рауль поставил машину на стоянку и потащил меня к входу. Он показал пропуск, а я – удостоверение личности. Мы миновали тамбур, прошли по длинному коридору, постучали в дверь.

Нам открыл недовольный человек. Его физиономия скорчилась еще больше, когда он увидел Разорбака, хотя тот весело улыбался.

– Мои поздравления, господин директор. Хочу представить вам доктора Мишеля Пэнсона. Вы должны предоставить ему пропуск в самые кратчайшие сроки. Заранее благодарю.

Директор еще не успел ответить, как мы уже неслись по новым коридорам. Мне казалось, что встречающиеся охранники злобно на нас смотрят.

Мы оказались во дворе. В самом центре тюремного городка. Он был огромен. Пять блоков зданий тянулись до бесконечности. В каждом блоке в центре имелось футбольное поле. Рауль объяснил мне, что заключенные любят заниматься спортом, но в это время суток сидят в своих камерах.

И слава богу, потому что многим явно не нравилось наше присутствие. Вцепившись в решетки второго этажа, они вопили:

– Гады, мерзавцы, мы сдерем с вас шкуру!

А охранники не торопились их утихомирить.

Один голос перекрыл все остальные:

– Мы знаем, чем вы занимаетесь в Д2. Такие люди, как вы, не заслуживают жизни!

Я забеспокоился. Что натворил мой друг Рауль, беззаботно продолжавший свой путь, чтобы вызвать такой приступ ярости? Я знал, как далеко его могут завести собственные страсти. Далеко за пределы всех разумных границ.

Здание Д2. Я шел за освистанным другом не столько из желания узнать больше, сколько из стремления не остаться в одиночестве среди разъяренных заключенных и враждебных охранников. Новые коридоры, бронированные двери и отпираемые запоры. Лестницы. Новые лестницы. Казалось, мы спускаемся в Ад. Снизу доносились хохот и долгие стоны. Неужели здесь держали сумасшедших?

Мы спускались все ниже и ниже. Становилось все темнее и темнее. Я вспомнил о методах Эскулапа при лечении безумия. Это происходило три тысячи лет назад в заведении, называемом Эсклапион, развалины которого находятся в Турции. Этот пионер психиатрии устроил лечебницу в лабиринте мрачных туннелей. Туда приводили буйнопомешанных после долгого ожидания и подготовки к получению наивысшего удовольствия. У входа звучали песни, и чем дальше их уводили в темный лабиринт, тем мелодичнее они становились. Когда зачарованный сумасшедший замирал в самом темном месте, на него опрокидывали бочку со скользкими змеями, с которыми несчастный начинал бороться в пароксизме своего блаженства. Он либо умирал от ужаса, либо выходил здоровым. Так Эскулап изобрел шоковую терапию.

Я спрашивал себя, не ждет ли меня в подвалах Флери-Мерожи бочонок с рептилиями.

Наконец Рауль извлек проржавевший ключ, открывавший прочную дверь. За дверью находился обширный ангар, похожий на заброшенный склад, ибо там царил ужасный беспорядок. Здесь находились трое мужчин в спецовках и молодая блондинка в черном халате, которую я, похоже, где-то уже видел.

Мужчины встали и уважительно поздоровались с Раулем.

– Представляю вам доктора Мишеля Пэнсона, о котором уже вам говорил.

– Спасибо, что пришли, доктор, – хором воскликнули они.

– Мадемуазель Баллюс, наша медсестра, – продолжил Рауль.

Я кивнул девушке и заметил, что она взглядом оценивает меня.

Здесь, наверное, раньше располагался лазарет. Справа на лабораторном столе стояли дымящиеся сосуды Дьюара с жидким азотом. В центре помещения высилось древнее кресло дантиста с дырявой обшивкой, а вокруг стояло множество машин с массой скрученных проводов и мерцающими экранами.

Все это напоминало мастерскую ремесленника. Судя по состоянию аппаратуры, ржавых ручек и рычагов, Рауль подобрал все это на университетских помойках. Экраны осциллографов были в трещинах, а электроды кардиографов почернели от старости.

Но я уже привык к виду лабораторий и знал, что безупречный вид чистенькой аппаратуры, которую показывают в кино, зачастую вводит в заблуждение. В реальности не было никелированных столов и халатов, только что полученных из стирки, а были люди в занюханных свитерах, работавшие в неприспособленных помещениях.

Один мой приятель, занимавшийся важнейшей темой движения мысли по лабиринтам мозга, работал в паркинге, расположенном в подвале больницы Биша, где все тряслось в момент прохождения очередного поезда метро. Из-за отсутствия средств он не смог приобрести металлическую подставку для приемника церебральных волн и изготовил ее из дерева, склеил скотчем и укрепил кнопками. И во Франции научные исследования потеряли былую привлекательность.

– Дорогой Мишель, здесь проводятся самые удивительные опыты нашего времени, – напыщенно заявил Рауль, прерывая мою задумчивость. – Некогда, если помнишь, мы беседовали о смерти на кладбище Пер-Лашез. Я говорил о ней, как о неведомом континенте. Теперь мы готовы водрузить на нем свой флаг.

Прибыли. Мне на голову обрушилась бочка со змеями. Рауль, Рауль Разорбак, мой лучший и самый давний друг, сошел с ума. Он начал экспериментировать со смертью! Видя мое глупое выражение лица, он объяснил:

– Президент Люсендер пережил посмертный опыт после недавнего покушения в Версале. И поручил Бенуа Меркассье, министру научных исследований, запустить программу изучения посткоматозных состояний. Оказалось, что министр читал мои статьи об «искусственном погружении в глубокую спячку сурков» в международных научных журналах. Он встретился со мной и спросил, могу ли я воспроизвести те же опыты на людях. Я уцепился за эту возможность. Мои сурки, быть может, и побывали в загробном мире, но не могли поделиться со мной тем, что видели. А люди могут. Да, мой дорогой, правительство дало зеленый свет для изучения NDE с привлечением добровольцев-уголовников. Эти господа – наши пилоты в загробном мире. Они...

Он на мгновение задумался, подыскивая нужное слово.

– Это...

Вдруг его лицо осветилось:

– ... та-на-то-навты. От греческого танатос, означающего смерть, и наутес — мореплаватель. Танатонавты. Какое прекрасное слово! Танатонавт. – Он еще раз повторил его. – Танатонавт: слово из того же семейства, что космонавт или астронавт. Оно станет общим справочным термином. Мы наконец изобрели термин. И будем использовать танатонавтов для создания танатонавтики.

Он восхищенно слушал самого себя.

– Следовательно, наш ангар – танатодром, поскольку отсюда стартуют наши... танатонавты.

В подвалах Флери-Мерожи только что родилась новая научная терминология. Рауль сиял как медный таз.

Блондинка достала бутылку шипучки и сухое печенье. Все выпили по поводу крещения новой отрасли знания. Только я был мрачен и оттолкнул бокал, который мне протягивал Рауль.

– Простите меня. Не хочу нарушать ваше празднество, но, если я правильно понял, здесь играют с жизнью. Эти господа получили задание отправиться на покорение страны мертвых, не так ли?

– Ну да, Мишель. Это же чудесно?

Рауль поднял руку к заляпанному пятнами потолку.

– Изучение потустороннего мира – какой удивительный вызов для нашего поколения и поколений будущих.

Я отстранился.

– Рауль, мадам, господа, – спокойно произнес я, – вынужден вас покинуть. Мне не по пути с сумасшедшими самоубийцами, поддерживает их правительство или нет. Привет всем.

Я развернулся и направился к двери, но медсестра ухватила меня за руку. Я впервые услышал ее голос.

– Подождите, вы нам очень нужны.

Она не умоляла, а говорила холодным, почти равнодушным тоном. Тем, которым пользовалась в больнице, когда просила передать гидрофильный тампон или скальпель с хромированным наконечником.

Я встретился с ней взглядом. У нее были глаза редчайшего цвета: аквамариновые с бежевыми крапинками в центре, а зрачок походил на остров в океане. И я нырнул в ее глаза, как в черную бездну.

Она продолжала в упор смотреть на меня без улыбки и даже без симпатии. Словно ее обращение ко мне было проявлением наивысшей уступки. Я отступил. Я спешил покинуть это кошмарное место.