Рецензия на книгу Щелкунчик от CineMaja
В детстве Щелкунчик был для меня Франкенштейном, сшитым из адаптированной книжки с картинками Игоря Егунова, мультика, где Мари звали Кларой, и изученного в музыкалке балета Чайковского. Только сейчас, уже пройдя Гофмана в курсе зарубежной литературы, я познакомилась с его, наконец-то именно его «Щелкунчиком».
И в любимой сказке детства открылись новые смыслы. Стали понятны шутки про обжор-студентов. Нашлась реминисценция на кота Мурра из другого произведения Гофмана. Хотя скорее предчувствие, чем реминисценция – «Житейские воззрения...» были опубликованы позднее. Сказка про несчастного монарха, падающего без чувств оттого, что в колбасе мало сала, оказалась сатирой. А мир, спрятанный в рукаве папиной лисьей шубы, предстал неожиданно реалистичным: конфетенбургцы так же, как и мы, страдают от экзистенциального кризиса и страха перед непознанным, неведомым Кондитером, исполняющим роль Бога, и рефликсируют о том, «что есть человек и во что он может превратиться».
Эта история прежде всего о мире детской. В нём сны материальны, мир за спиной подвижен, а игра – сама жизнь. Поэтому и Клара, которая в оригинальном произведении только кукла, в балете и экранизациях иногда заменяет свою хозяйку Мари Штальбаум. Мари не просто играет в куклы как управляющий ими бог (или, пусть, Кондитер), она живёт в игре на одних правах с игрушками. И потому они оживают при ней, а не тогда, когда она отвернётся, как это обычно происходит.
Никогда не очевидно, где грань реальности; рассказал старший советник сказку о твёрдом орехе или биографию своего племянника; кто подарил Мари семь золотых корон Мышиного короля. «Глупые выдумки!» – повторяет крёстный Дроссельмейер, а я чувствую себя глупой выдумкой людей из нормального мира, где текут лимонадные реки, а дома строят из марципана.
