Рецензия на книгу Ваша честь от lesia_iskra
Они закрыли Фемиде глаза повязкой, чтобы она не видела деяния своих жрецов – судей, полицейских, адвокатов, взявших правосудие и возмездие в свои руки, творящих его по своему усмотрению, трактуя закон и используя свою власть, дарованную богиней, в свою пользу. Они формулировали понятие греха и правили нормы морали согласно условиям общества той эпохи, в которой жили, полагая, что с завязанными глазами Фемида не увидит похоть, развращенность, похабство их мыслей, жадность, гонку за «тепленьким» местом, унижение стоящих ниже, ради удовлетворения своих амбиций и поэтому не сможет быть беспристрастной, не сможет их осудить. Так богиня не увидела и не услышала мольбы юного Андреу, крик души: «Я не виновен!», - полагали они. Слепое правосудие, беспристрастное к справедливости, своей рукой закрыло глаза юноши, который хотел жить, хотел оставить свой след в этом мире. Но не учли они, погрязнув в своем высокомерии, что Фемида – богиня. Даже с завязанными глазами она видит их гнилые души и, пусть не спасла вовремя невиновного, все равно нашлет кару на виновного за несправедливость, за то, что предал ее доверие и наказ вершить правосудие.
Так бесконечный дождь, погребающий город под слоем глины, словно ее приговор, сопровождает все повествование. Город развращенной и жадной аристократии, погребенный под слоем грехов, стирается с лица земли самой природой, потерявшей надежду на его спасение и очищение, оттеняя образ жизни светского общества и власть имущих, придавая ему явно не блеск золота, а цвет и смрад совершенно другой субстанции, схожей по цвету с глиной.
Но может быть Фемида не спасла Андреу не потому, что была слепа, а потому что увидела, как он, наивный и любящий, вступил на путь разврата и решила спасти его душу, чтобы он не стал одним из тех, кого уже спасти невозможно? Пусть от него осталась всего лишь песня, но наполненная светом творчества, и он станет одной из звезд на небосклоне, услаждая слух богини стихами. Она не дала ему стать одним из членов общества, где правит месть за то, что удалили любовницу и прервали похабные развратные игрища, за то, что другой занял высшее и лучшее место, на которое нацелен ты, за то, что кто-то отобрал выгодную сделку и обогатился на ней сам, за то, что достигнув высот, унижал конкурента; где царит шантаж, радость от падения другого, ненависть, интриги; где считаются с горой золота, пряча внутри презрение к тому, что этот богатей не является ровней по рождению, аристократом; где внешняя галантность и манеры прикрывают похоть и бесконечные беспорядочные сношения; где правят бал обоюдовыгодные договоренности, наносящие вред другим, и приносящие богатство, славу, удовлетворение, сокрытие грехов и тайн мнимым союзникам.
Дон Рафель, председатель Верховного суда, был ярко выраженным представителем такого социума. Вообразив себя равным Ориону, небесному охотнику, он использовал свою власть, не считаясь с заветом Фемиды о справедливости и беспристрастности. Так он отправил на виселицу бедного юного поэта, беспристрастно относясь лишь к своей совести, возложив на него вину за убийство Орлеанского соловья, французской певицы, удачно воспользовавшись тем обстоятельством, что Андреу провел с ней ночь. Было ли все дело в том, что он хотел угодить скорейшей расправой губернатору? О, конечно же, нет. Дон Рафель творил «справедливость» и в попытке скрыть свою тайну. Он лишь не учел одного, что Фемида занесла уже свой карающий меч, но она не так скора на расправу, давая приговоренному шанс раскаяться, богиня наблюдает за его агонией. Председатель Верховного суда совершенно забыл, что чем выше взобрался – тем больнее падать, и всегда найдутся охотники подтолкнуть с высоты, наблюдая с глумливой улыбкой за стремительным падением и с наслаждением смотрящих на унижение павшего. Так дон Херонимо и до Антони Террадельес, как гиены следят, когда же можно будет полакомиться свежей падалью с их любимым привкусом прогнившего общества, прогнивших мыслей и души, и морального разложения. Фемида же, вынося приговор, поставила на одну чашу весов терзания дона Рафеля, на другую – Андреу. Кому же она отдаст предпочтение: тому, кто сокрушался, что «все же вышло случайно» и задавался вопросом «Разве нет у меня права жить спокойно?» или тому, кто просто хотел жить, кто сокрушался по тому, что у него забираю жизнь и он не знает даже за что, просто потому что кому-то так надо?
Так Жауме Кабре, словно председательствующий секретарь Фемиды, записал в своем романе и ход суда, и принятие решения, и вынесение приговора, и его исполнение, попутно ставя во главе повествования вопрос: кто дал человеку право судить, решать кто виноват, кто заслуживает наказания и назначать его. Автор поднимает остросоциальные проблемы судебной коррупции, религиозной коррупции, абсолютной власти, оттеняя их настолько живыми, утрированно похабными описаниями, что не остается сомнений в отношении писателя к аристократии и инстанциям, где правят бал сильные миры сего. И, если начало романа навевало скуку и не вызывало никаких эмоций, то дальше видишь тяжелую поступь Фемиды, которая сначала заставляет почувствовать как что-то обрывается внутри и услышать звенящую пустоту, через напряженный момент, показывающий фарс, окружающий Андреу на марше смерти, его мучений и отчаяния перед кончиной и его последнюю минуту. И эта оборвавшаяся нота жизни заставляет замереть и услышать взмах меча богини, означающий, что приговор вынесен, чаша весов переполнена. И потом остается только под накалом эмоций следить за закономерным концом, который, как председательствующий секретарь заседания, честно записал Жауме Кабре, напомнив о том, кто же все-таки вершит свое правосудие в итоге.
