Воронов вечер, или сказка о чудаке

#сказка

Когда в город приходит весна, это событие невозможно пропустить. Весна проникает везде и всюду, шагает по широким и узким улочкам и улицам, ложится тёплыми лучами в парках. Что-то напоминает в этом всём о детстве, давно и безвозвратно ушедшем. Не зря говорят, что весной всё рождается заново, весной жизнь торжествует над тьмой и холодом. Когда тает снег на колодцах и вокруг них появляется земля, когда она подсыхает в затишье между мартовскими снегопадами, тогда с замиранием сердца ступаешь в этот промежуток настоящего чуда. Ощущаешь что-то волшебное, по-детски торжественное, хочется встать и крикнуть: "Смотрите, люди! Это земля!" В этот момент понимаешь, что зима по-настоящему уходит, и на сердце становится немного светлее.

Однажды, когда сумерки уже начали опускаться на крыши домов, двигаясь огромной тенью и заглядывая в моё окно тоже, мне вдруг захотелось снова ощутить это детское торжество прихода весны и какой-то иной новизны, внутренней, личной. Я отложил книгу в сторону и допил вечернюю чашку чая. Пора; оделся, поправил шарф, а когда спустился во двор, сначала беспокоился, что какой-нибудь прохожий посмотрит на меня, стоящего на маленьком участке земли и подумает, что я какой-то "с ума сшедший".

Постоял, поёжился, думал уже вернуться домой, согреться горячим чаем, но что-то мешало развернуться и взяться за дверную ручку. Сердце колотилось сильнее обычного, как будто я маленький и сижу у кабинета зубного врача. Только сейчас сердце билось в предвкушении чего-то таинственного и особенного. Я знал, что если уйду домой, в свои четыре стены, где меня ждут кот и книга, то уже никогда больше не спущусь во двор и не раскрою для себя тайну всего мироздания в одном маленьком, но важном моменте.

Было ещё достаточно светло, чтобы различать ночную кофейную гущу, густую, как патока, от клочка тёмной земли. Наверное, за городом, в лесу или в деревне, это ощущалось бы как что-то более значимое, ближе к природе, к скрытым от нас силам или даже духам всего живого. Со стороны захода солнца по линии горизонта проходил огненный обод, а от него вверх ускользала синева: сначала что-то еле различимое между цветом морской волны, а затем пугающая глубина океана захватывала всё небо.

Я развернулся на земле в сторону "Марианской впадины" бездонного неба и увидел несколько звёзд, неярко глядящих сверху на меня. Непременно на меня, потому что наверняка я единственный вышел сегодня во двор, чтобы просто насладиться моментом непостижимости.

Огненная линия горизонта ещё пылала пожаром, и я сошёл с маленького острова весны в снег. Он привычно и водянисто захрустел под ногами, сырой и тяжёлый, прилипающий к подошвам. За домом находилась площадка с невысокими деревьями, некоторые из них причудливо клонились к земле, и детвора часто играла здесь, то летая в космос на ракете, то альпинистами покоряя местный Эверест, когда зимы выдавались особенно снежными.

Отсюда горизонт уже не виден, так как обзор закрывали высотка позади меня и впереди стоящая "сталинка", а по бокам ещё бетонных джунглей, выросших здесь ещё в советские времена.

Однозначно в воздухе чувствовался март, хозяин сегодняшнего дня. Я вдохнул ртом и ощутил весеннюю сладость, она наполняла мои лёгкие, давала насладиться коротким моментом, когда день уже прошёл, а вечер только-только вступал в свои владения. Снег под ногами твёрдый, тропинка протоптана, а вдоль неё мягкая плоть, обещающая со дня на день начать таять, исчезать, пропадать.

Как будто что-то таинственное царило вокруг, какая-то важная тайна должна вот-вот открыться. В этот самый момент я услышал шорох и определил его со стороны кустов, растущих перед "сталинкой".
"Наверное, собака", - неуютно проскользнула мысль, нарушающая покой и безмятежность момента единения с природой и целой Вселенной. Да, в наше время даже в своей квартире не укрыться от цивилизации, но что поделать: мы все часть чего-то целого, большого, мы все одиноки и в то же время мы - это Мы.

Я хотел уже развернуться, чтобы вернуться к подъезду обратным путём, но краем глаза увидел шевеление со стороны кустов. От меня не скрылось, что сумерки постепенно накрывали город, густым туманом опускаясь всё ниже. Сначала мне подумалось что-то вроде: "Какой чудак! Вышел на ночь глядя в чёрном пальто и стоит посреди двора!" Потом осёкся: я ведь, получается, тоже чудак.

Хотел пойти поздороваться с этим кем-то, поделиться мыслями, выслушать его, а потом разойтись каждый по своим домам, чтобы налить себе горячего чаю. И только я хотел приподнять правую ногу и перенести её вперёд, как увидел, что перед кустами чудак сначала начал покачиваться из стороны в сторону, а потом и вовсе переступать с ноги на ногу.

Затаив дыхание, я пригляделся, чтобы увидеть, кто же этот человек. Свет из окон на нижних этажах падал на снег и слабо освещал кусты.

Он поднимал руки к небу и наклонял их в стороны, будто это ветви покачивались на ветру в грозовой вечер. Опустив руки по швам, незнакомец потряс ими и по-птичьи поднял. Когда они попали в свет, я увидел, что это крылья. Сейчас я с уверенность могу сказать, что покрытые перьями, чёрные, как смола, крылья!

Он повернулся ко мне лицом, всего лишь на несколько секунд, пристально глядя на меня своими вороновыми бусинами вместо человеческих глаз. Приоткрыв рот, незнакомец издал звук, который глухо разлетелся по двору: "Ррррау! Краааау! Ррррааа!"

Человек-ворон отвернулся, поднялся на носочки, наклонился вперёд, вытянул шею и захлопал крыльями, длинными и широкими. Сначала он махал ими синхронно, то замедляясь, что придавало грацию, то ускоряясь. Затем крылья стали подниматься и опускаться попеременно: правое вверх, левое вниз, и наоборот. Переваливаясь, словно незнакомец правда был тяжёлой, неподъёмной птицей, медленно развернулся вокруг себя.

Выпрямился, вытянувшись, и резко присел. Так он проделал ещё три раза: грациозно, ощущалось изящество, стройность каждого движения, слаженность. В очередной раз поднимаясь, он взмахивал крыльями, величественно и не торопясь. Теперь я понимал, что и зимний плащ вовсе таковым не являлся: тело незнакомцы покрывали перья, прилегая друг к другу плотно, равномерно. Когда ворон, не знаю, отчего я тогда так его прозвал, поднялся на левой ноге вверх, вытянувшись и подняв крылья, а правую ногу согнул, сомнений не осталось: вместо ступни я увидел птичью лапу, когтистую.

"Крррааааау! Рррррааааау! Ррррраааа! Рррррраааа!" Я всё ещё не верил себе; руки моя тряслись, не то от вечернего мартовского холода, не то от нервного напряжения или испуга. Испуга как раз и не было, я наблюдал за торжеством ворона, за его танцем.

Он прогнул спину колесом, вытянул руки в стороны и мелко затряс ими. Я прислушался: словно ветер зашумел в летних ветвях, обросших листвой, как птица перьями. Из шелеста крыльев ворона я слышал летний ветер, я слышал тихие, звенящие где-то далеко колокольчики. Я слышал что-то давно забытое, ушедшее безвозвратно, как детство.

Незнакомец легко переступал с ноги на ногу, пританцовывая, то наклоняясь, то выгибаясь, взмахивая крылья и подпрыгивая, при этом подгибая то одну ногу, то вторую. Этот шаманский танец выглядел чем-то непостижимым, он был бы уместнее там, далеко, где не ступала нога человека, где звёзды светят ярко, а горы тянутся высоко, утопая в густых, облаках, молочных.

Ворон вставал на носочки, поднимал крылья вверх и делал взмах. Опускался на стопы, набирал в лёгкие воздух и повторял всё ещё раз. Грациозный танец, в нём я ощущал сторонним взглядом торжество и единство, мы с вороном едины, мы едины с природой, с миром, с горами и облаками.

И вдруг я опустил голову, неуклюже потоптался на месте, разглядывая ботинки, а затем поднялся на носочки и вскинул руки, начав покачиваться из стороны в сторону. Переступал с одного места на другое и делал взмахи руками, пытаясь изобразить танец ворона. Я не чувствовал неуверенности и не боялся быть застуканным за этим занятием. Я вообще не думал об этом; голову занимали мысли о весне, о грядущей жизни, о шелесте ветра в кронах деревьев, о грозах и бурных потоках после них. Как хочется босиком пробежаться по мокрому асфальту, прохладному, ещё не успевшему нагреться от солнца. Чтобы брызги летели в стороны, смеяться и не бояться завтрашнего дня, потому что завтра будет лето, а потом осень, а потом жизнь потечёт дальше. Каждый день будет наполнен маленькой тайной, и дышать захочется глубже. Смеяться - громче, улыбаться - естественнее, радоваться - по-детски.

Я уже перелетал с ноги на ногу, будто паря в балетных движениях, размахивая руками, будто я птица. Когда остановился, чтобы передохнуть, улыбаясь себе самому, словно я чудак, хотел посмотреть на танец ворона, но его уже не было. Испугавшись, что мог спугнуть незнакомца своей глупой выходкой, хотел было закричать, что я не специально, пусть он вернётся и исполняет шаманский танцы дальше, но молчал и смотрел на небо. Чёрное или тёмно-синее, непонятно, а на меня сверху глядели несколько звёзд, на чудака во дворе.

Осмотревшись по сторонам, я побрёл домой, вспотевший, но с теплотой в душе. Что-то сегодня произошло, очень важное и нужное. Я ещё долго буду гадать, кем же был тот незнакомец, человек-ворон, что он делал во дворе посреди "сталинок", а не в горах Алтая, но, наверное, в мир людей пришла пора вернуться чуду. Может быть, оно и не уходило, просто мы о нём забыли посреди каменных джунглей. Как знать.