Рецензия на книгу Золотой Храм от v1shn

«Чем чище выведенная порода, тем меньше сопротивляемость болезням. Так, может, и Цурукава, состоявший из одних лишь чистейших частиц, не обладал защитой против смерти? Если моя догадка верна, то мне обеспечено исключительное долголетие, будь оно проклято».

Писать рецензии на произведения Юкио Мисимы трудно. Даже сейчас, решительно собравшись с мыслями, я около семи раз стёрла и заново напечатала то, что изначально должно было стать вступлением. Последняя попытка, увы, подтолкнула меня к пути наименьшего сопротивления, и именно по этой причине вы сейчас читаете это жалкое подобие чего бы то ни было, которое и позволяет мне задаться вопросом, отчего так произошло.

Перед прочтением «Золотого храма» я решила подготовить себя морально – так часто до этого я слышала, что Мисима сложен и крайне противоречив. Не придумав ничего лучше, чем начать с одного из первых его произведений, которое очень кстати мне подсказал недавний знакомый, я одновременно и глубоко ошиблась, и не ошиблась вовсе. Конечно, вся фраза целиком звучит очень сомнительно и странно. Но всё именно так.
Если бы не стоявший в списке Академии «Золотой храм», я, пожалуй, больше никогда и не притронулась бы к произведениям Юкио Мисимы, как бы ни старалась отделять друг от друга творение и его творца. Однако исключительно по великой случайности в издании «Золотого храма» мне попалось замечательное предисловие о жизни автора, которое поставило моё впечатление об «Исповеди маски» с ног на голову и впоследствии заставило меня иначе воспринимать текст «Золотого храма».

Однако перейдём ближе к сути.
В «Золотом храме», точнее, по крайней мере в большей его части Юкио Мисима досконально разбирает такие понятия как красота и изъян, поднимая также вопрос об их понимании и принятии целым обществом и отдельно взятым человеком. Отдельно взятых людей тут, правда, порядком, и у всех, как и полагается, даже у проститутки из борделя, имеется свой взгляд на красоту, о котором они так или иначе незамедлительно сообщают. Интересно, что помимо точки зрения среднестатистического человека, относительно здорового как морально, так и физически, автор рассматривает ещё и точки зрения калек: главного героя Мидзогути, страдающего от речевого дефекта, который вынуждает его заикаться на каждом первом слове (у него мнение на счёт красоты постоянно меняется, как и вообще на любой другой счёт); его друга и в некотором роде временного духовного идеала Касиваги с кривыми ногами, которому претит всё долговечное (литература, архитектура, изобразительное искусство).

Физические изъяны двух этих героев, к слову, очень созвучны с постоянно упоминающийся храмовой пристройкой, столь нелепо нарушающей первозданную идеальную симметрию Кинкаку-дзи, вокруг в которого и блуждают мысли рассказчика.
Если говорить об изъянах не только физических, пусть выражусь я сейчас несколько скверно, меня очень порадовало, что дилемма любви, чрезмерно вымучиваемая в доброй части «Исповеди маски», никак не помешала мне здесь. Да, конечно, автор вовсе не обошёл эту тему стороной. Например, практически каждое появление Касиваги было так или иначе связано с женщинами, отношениями, половыми связями; или взять хотя бы того «греховного» настоятеля. Но всё-таки рассуждения о прекрасном и отвратительном, о рождении и о росте величия, об увядании, смерти и разложении, а также о чистоте и порочности в «Золотом храме» вышли на первый план, потянув читателя за собой в круговорот противоречий внутреннего мира главного героя, в конце концов отважившегося на уничтожение прекрасного.

Рассуждения из «Золотого храма» у меня постоянно перекликаются с тем, о чём позднее писала Донна Тартт в «Тайной истории». «Если нам хватит силы духа, мы можем разорвать завесу и созерцать обнаженную, устрашающую красоту лицом к лицу. Пусть бог поглотит нас, растворит нас в себе, разорвёт наши кости, как нитку бус. И затем выплюнет нас возрождёнными». Аналогично можно привести в качестве примера переломную для сюжета «Тайной истории» сцену в лесу.
Красота величественна и порочна, и, чтобы очиститься, необходимо воздать красоте столь же великую жертву – уничтожить её. Эти и древнегреческие мотивы, кстати, во множестве деталей встречаются и в более ранней и уже тысячу раз упомянутой «Исповеди маски».

Мидзогути преодолевает длинный путь, сплошь состоящий из душевных терзаний.
Честно говоря, мне часто не по душе следить за обилием метаний из стороны в сторону, скопом хаотичных мыслей и тревожными одержимостями персонажей. К тому же мне не особенно приятен характер главного героя. Однако связь этого человека с храмом на каком-то более высоком уровне, нежели психологический, стала для меня той самой ниточкой, проходящей через каждую деталь, упомянутую в произведении, за которую я смогла крепко ухватиться и с помощью которой я прошла этот путь до самого конца.
В данном случае оказалось очень интересным следить за тем, как человек, на которого в первый раз храм сильно давит, заставляя ощущать разочарование, отвращение и дисгармонию, приходит сначала к безмерному восхищению им, а затем, после спуска его «до своего уровня», к первобытной ненависти к нему. Как человек, всегда бывший прилежным учеником, «развязывает себе руки», спускаясь до систематических прогулов с целью насолить тому, кто всегда относился к нему со снисходительной добротой. Как человек, поначалу равнявшийся на безмерно чистого и непорочного, приходит к идее сожжения прекрасного и незамедлительному самоубийству.

Путь Мидзогути, его влияние на самого себя и влияние на него извне в мельчайших подробностях можно рассмотреть на страницах романа, имеющего удивительно малый объём, и это, пожалуй, впечатляет. Но самыми интересными мне показалось даже не столько это и не столько межличностные отношения и связи героя, которые, пожалуй, преобразовали его в наибольшей степени, сколько влияние на него времени, места и религии.
Ведь он – ученик буддийской школы (впоследствии – университета), живущий в стремительно сдающей свои позиции стране во время второй мировой войны. И хотя по большей степени о политической обстановке речи так и не зашло, само ощущение второй мировой войны ощущается отчётливо и не может обходить Мидзогути стороной. Это ощущение есть ничто иное, как голос современного поколения и его собственный голос. Непонимающих, переосмысливающих то, что имеет огромное значение для взрослых и стариков. Вторая мировая едва ли трогала молодые сердца, она проходила где-то мимо, на горизонте, будто бы не существуя («Для нас, подростков, война была чем-то фантастическим, пугающим, абсолютно лишённым реальности и смысла, словно жизнь в некоем закрытом от всего мира изоляторе»), но тем не менее не могла на них не повлиять.
С религией тут всё тоже очень увлекательно. Я раньше встречалась с историей про убийство кота и со следующими словами Линьцзы, наставника школы чань-буддизма: «Если вы хотите обрести взгляд, соответствующий Дхарме, то не поддавайтесь заблуждениям других. С чем бы вы ни столкнулись внутри или снаружи – убивайте это. Встретите Будду – убивайте Будду, встретите патриарха – убивайте Патриарха, встретите архата – убивайте архата, встретите родителей – убивайте родителей, встретите родственников – убивайте родственников. Только тогда вы обретёте освобождение от уз». Однако, как говорится, было это давно и неправда. Тогда я ни на минуту не задумалась над этими словами. В нынешний же момент они крутятся в моей голове уже не первые сутки. Кто-то скажет, что не ожидал подобного от такой мирной религии как буддизм. Да, наверное, так оно и есть, и я не могу не согласиться с тем, что, если воспринимать эти слова буквально, они не лишены жестокости. Но, думая об этом, я предпочитаю рассматривать их не столь радикальным образом. Для меня в них сокрыт секрет философии «непривязанности» к физическому; ключ к тому, как оставлять холодными собственные разум и сердце.
Тем не менее я не могу отрицать, что и в жестоком их варианте присутствует определённая красота. Я, к сожалению или к счастью, очень близка к тому, чтобы даже согласиться с ними.

Кажется, пришла пора делать выводы, тем самым подводя к логическому концу этот бесконечный словесный поток, потому как дело близится к третьей странице текста, а по сути я так почти ничего и не сказала :D. Мисима действительно несколько труден в том плане, что на первый взгляд в его работах можно увидеть только рассуждения о плотском желании и аполлонах. При отсутствии должной подготовки к нему практически невозможно правильно подступиться. Но он заставляет думать. Причём думать так, как раньше не приходилось, или приходилось, но не в той мере, в которой придётся. Под обёрткой извращённых фантазий (со временем на них почти перестаёшь обращать внимание) можно найти увлекательнейшие рассуждения о вещах, окружающих нас повсюду.
Конечно, браться за произведения Юкио Мисимы нужно основательно. Поэтому, если вы не готовы к чему-то очень тернистому, начинать не стоит – отложите до лучших времён. А после первого прочитанного произведения (наверное, всё-таки лучше брать самые знаменитые) прочитайте его биографию – поможет лучше понять.
Ну а я сделаю небольшой перерыв и обязательно вернусь к этому автору.

«Солнце высвечивало снизу белые кости храмовых построек, и храм казался возрожденным».

#С2_3курс (Список №7, Япония, дополнительно.)