Эмиль Золя рецензии на книги - страница 6

#книжный_марафон

Как бы мне не хотелось читать цикл с самого начала и по порядку, продолжаю выдергивать по книге в случайном порядке. От этого не становится менее интересно, но есть чувство, что я что-то упускаю.

"Дамское счастье" открывает нам не историю рода Ругон-Маккаров, и даже не семейства Муре, как могло показаться из аннотации. Это, скорее, история маленькой сироты Денизы Бодю, приехавшей искать поддержки у дяди в столице. На её руках братья: один - плут и повеса, и нет конца его любовным похождениям; а второй - совсем малыш, для которого теперь Дениза - весь мир, маленькая мама. Всё могло сложиться у них хорошо, приедь они год назад, но сейчас их дядя, как и многие мелкие лавочники, уже попал под огромные колеса "Дамского счастья".

О, это чудо прогрессивной мысли заслуживает отдельного абзаца. Речь идет будто бы не о второй половине девятнадцатого века, а о нынешних днях. С точки зрения простого обывателя, в торговой системе не многое изменилось. И Золя так живописно, с чувством описывает внутреннее устройство магазина, обилие его товаров, интриги и страсти персонала, трепет и безумие женщин, попадающих в этот рай тканей, одежд и прочих дамских радостей, что невольно проникаешься царящей там атмосферой. Скучать абсолютно некогда: ведь не за горами новый базар с небывалым понижением цен. Да и хозяин такой выдумщик: то перепутает расположение всех магазинов, то наградит всех подарками, то завалили всё белыми цветами. Ощущение такое, что попал в современный торговый центр в период предновогодних скидок: шум, гам, неразбериха, куча народа, обилие всевозможных товаров, мыслимые и немыслимые украшения.

Со всем этим мы знакомимся, по большей части, глазами Денизы, которая оказывается в систему новой торговли. Проходим с ней трудности новичка в коллективе, узнаем о тяжести тринадцатичасового рабочего дня при скверном питании и общей бедности. Девушка видит, как новая торговля влияет на окружающий мир, но признается себе, как это не тяжело, что "всякая революция требует жертв, всякое движение вперед осуществляется только по трупам". Признает и делает всё возможное для движения вперёд и улучшения жизни простого работника.

Честно говоря, меня так увлекла производственная машина, запущенная Октавом Муре, её механизмы и влияние этой огромной системы на мелкую торговлю в частности и жизнь людей в целом, что любовная линия меня даже немножко раздражала. Все эти люблю-куплю, не дам - уеду выглядят так нереалистично, особенно с учетом финала. И девушка честна, тверда в своих намерениях, и в мужчине проснулся охотник от отказа. Только их страдания-метания получились у автора какими-то искуственными, наигранными. Я бы осталась довольна романом на все сто процентов, не будь там этой любовной истории.

#сапер (14 - Производственный роман)

__________

Пожиратели добычи
______________________

«Во время Второй империи бо́льшая часть буржуазии предаётся удовольствиям. Режим ограничивает политические свободы, так забудем о политике! Никогда ещё Париж не был столь легкомысленным и блестящим» (Моруа).

Для второго романа своей эпопеи натуралисту и собирателю «человеческих документов» Эмилю Золя пришлось изучить и законспектировать роскошную обстановку парижских особняков, где он, совсем ещё недавно нищий публицист, до того не бывал, а также вникнуть в устройство оранжерей и разыскать планы масштабной перестройки Парижа, осуществлённой в 1850-е и 1860-е.

Аристид (взявший фамилию Саккар), сын Пьера и Фелисите Ругон, переехав в Париж в надежде попасть под крыло брату, «его превосходительству Эжену Ругону», долгое время прожил в нищете, работая мелким чиновником и, подобно родителям в «Карьере Ругонов», выжидая подходящий момент для реализации своего наследственного честолюбия. Случай подвернулся: супруга при смерти, а это значит, что можно удачно жениться и заполучить важную добычу - первоначальный капитал для участия в строительных аферах. Эпизод, в котором Аристид думает о выгодной женитьбе, совершенно забыв о ещё живой жене, находящейся в нескольких метрах от него, пожалуй, исчерпывающе характеризует этого номинально главного героя.

«Он играет на бирже на всё, что попадается ему под руку, - женщины, честь, дети, мостовые, совесть…».

Рене, его молодая супруга, была выдана за Аристида, дабы не допустить публичного позора, связанного с её незапланированной беременностью. Вскоре она встречается со своим пасынком Максимом, женоподобным («двуполым» в терминах Золя) юношей, в лице которого «род Ругонов имел более утончённого, но и более изнеженного и порочного представителя»:

«Она подстерегала Максима, как добычу, покорно отдававшуюся ей, всецело ей принадлежавшую».

Наиболее известным и всё ещё способным фраппировать болезненно чувствительную публику является неприкрытый эротизм Золя, особенно в эпизоде в оранжерее, который является своего рода пародией на библейское грехопадение, вот только вокруг не райский сад, а диковинные и ядовитые растения, символизирующие среду нуворишей Второй империи, которая роскошью своих красок дегуманизирует, растлевает, толкает «к преступлению, к чудовищной любви, звериным ласкам»:

«Её поцелуи распускались и увядали, как красные цветы этой огромной мальвы, которые живут лишь несколько часов и беспрерывно возрождаются, подобно смертоносным и ненасытным устам гигантской Мессалины».

Треугольник героев - «три общественных уродства»: алчность, похоть и вырождение. Но всё же, образ Рене, преданной и проданной, обнаружившей, что люди - не то, чем кажутся, способен вызвать некоторое сочувствие. И дело здесь, видимо, в том, что в своём стремлении разложить всё по полочкам («раса, среда, исторический момент») автор придаёт обстоятельствам некоторый фатализм, элемент Рока, неизбежности: недаром в романе уминается «Тангейзер» и, что гораздо важнее, «Федра» Расина - классическая и классицистическая трагедия запретной любви является ключевой в поэтике романа.

Другим источником вдохновения явно стала романтическая повесть Шатобриана «Ренэ», история запретной страсти Амели к своему брату Ренэ.

В родной Франции и после выхода романа «Добыча» экспериментатор и натуралист Эмиль Золя всё ещё оставался фигурой, известной лишь в узких литературно-журналистских кругах; даже небольшой скандалёшник, связанный с возмущением некоторых ханжески настроенных граждан, положение вещей не переменил. А вот в России уже после «Добычи» новорождённый цикл был признан «одним из значительнейших явлений европейской литературы», а его автор - «почти гением».

__________

«Добыча» - приговор фальшивой респектабельности делового мира Второй империи с его изысканной пошлостью и отравленной красотой; роман о «новой Федре», сведённой с ума не богами, а роскошью и пресыщением.

Примечание
___________

curée - 1) добыча, которую отдают собакам [внутренности]; 2) погоня за чем-л. (перен.).

В одном из ранних переводов роман именовался «Добыча, брошенная собакам». Связь личных перипетий героев с историческим моментом заключается в том, что «захватив власть и похоронив «великую блудницу» Республику, бонапартистский сброд приступил к дележу добычи» (Емельяников).

Ругоны и Маккары. Предисловие
___________________________________

«…всё человечество, все существа, все вещи…»

Эмиль, или О Золя
__________________

Замысел многотомной эпопеи возник у французского писателя Эмиля Золя в 1868-м году. К тому времени за плечами у 27-летнего Золя был, в общем, довольно тривиальный жизненный путь: детство и отрочество, проведённые в затерянном на просторах Прованса городе Эксе с последовавшим желанием «завоевать Париж». Далее была нищета, работа рассыльным и упаковщиком книг в издательстве Ашетта, статьи, ранние (никем почти не замеченные) произведения… и роман «Тереза Ракен» (1867), ставший своеобразной прелюдией к невиданному доселе «физиологическому», «научному» циклу Ругон-Маккары (корректней - Ругоны-Маккары).

Кумиром молодого Золя был Оноре де Бальзак, чья монументальная «Человеческая комедия» стала если и не точкой отсчёта для Ругонов и Маккаров, то, по крайней мере, тем эпическим примером, на который стоило равняться. Однако просто пописывать истории «на тему Бальзака» Золя, к счастью, не захотел, отсюда и появились те находки, составившие основу натуралистической эпопеи:

1) Бальзак связывает свои романы не всегда логично, посредством второстепенных персонажей, у него нет общей концепции, чётко прослеживаемой на протяжении всего цикла, а значит - решает Золя - нужно заранее очертить скелет всей истории: «Я хочу изобразить не всё современное общество, а одну семью, показав, как изменяется порода в зависимости от среды…».

2) Реализм Бальзака имеет много романтических черт: исключительных героев, дьявольских образов, фантастических допущений. Сами идеи движения «презренного злата», мистической силы денег и прочего фатума явно наследуют устаревшей парадигме, а сегодня актуальны «Капитал» Маркса, «Происхождение видов» Дарвина, «Трактат о естественной наследственности» Проспера Люка и другие произведения, выхолостившие подобного рода сверхъестественное. Отсюда и возникает новый подход к литературному творчеству: «Моя главная задача – оставаться чистым натуралистом, чистым физиологом».

I. Раса. Наследственность до Менделя

Ещё одной важной вехой на пути к натуралистической эпопее стала «Философия искусства» Ипполита Тэна, которая задала своего рода механику создаваемого мира. По Тэну, человеческий характер («темперамент» раннего Золя) слагается из трёх составляющих: «раса, то есть наследственные свойства, среда и момент, проще говоря, историческая эпоха».

Хоть время генетики ещё не настало, наследственность уже не была сугубо философской концепцией в духе энтелехии Аристотеля. Упомянутый выше Проспер Люк в своём «Философском и физиологическом трактате о естественной наследственности» (1847-1850) на обширном фактическом материале выделил три типа наследственности: избирательный (от одного родителя), смешанный (от обоих) и комбинативный (с появлением новых признаков). Именно эту концепцию использует Золя для своих героев: праматерь Аделаида «завещает» потомкам свой не слишком увлекательный невроз, который, отправившись гулять по генеалогическому древу и мутируя под влиянием среды, вырастет в целый спектр психических и физических состояний и патологий.

«[в концепции Золя] Всё объясняется прежней жизнью, предшествующими событиями, «анамнезом» человека. Порывшись в его генетическом прошлом, можно заранее определить его будущее в обществе» (Труайя).

II. Среда. Человейник

Вторым слагаемым человеческой личности в мире Золя выступает среда, как окружение и как социальные классы с их специфическими нравами. «Произведения человеческого ума, как и произведения живой природы, объясняются лишь своими средами» (Тэн).

На протяжении 20-ти томов герои Золя окажутся практически во всех отделах социального организма: среди крестьян, военных, священников, городской нищеты, пролетариев, мелких буржуа и крупных, нуворишей, политиков, аристократов, проституток… При этом, рисуя разнообразные среды, автор своеобразным девизом делает цитату из Ипполита Тэна:

«Натуралист нимало не заботится ни о чистоте, ни об изяществе; в его глазах жаба ничем не уступает бабочке, а летучая мышь интересует его гораздо больше, чем соловей».

Характерной для автора станет крайняя скрупулёзность при подготовке своих романов - для каждого из них он заведёт отдельную папку, куда методично будет вносить данные «с полей»: среди прочего, он изучит аристократические салоны и жизнь городской бедноты, устройство универсального магазина, главного парижского рынка и железной дороги, проедет по местам военных действий, расспросит специалистов о биржевом мире и промышленном производстве водорослей, а также посетит будуары дам полусвета… Словом, подойдёт к делу с чувством, с толком, с расстановкой.

«…вот где настоящая живопись, те же плотные, тяжёлые, густые мазки, сгустки краски, швыряемые на холст, что и у Ван Гога» (Быков).

III. Исторический момент. Эпоха безумия и позора

Луи Наполеон (племянник Того Самого), первый президент Франции, присягая на верность Второй республике, разумеется, обещал сурово покарать любого, кто покусится на конституцию и рискнёт изменить избранный всенародно режим. Разумеется, он же на республику и покусился: в результате осуществлённого им 2 декабря 1851 года переворота коварный Наполеон стал диктатором и, судя по всему, не испытывал по этому поводу особых угрызений совести, более того, он совершенно искренне хотел стать добрым тираном.

«Тирания, последовавшая за государственным переворотом, была непростительна, нарушение принцем клятвы – бесспорным. Обвинение в удушении республики не подлежало сомнению. Вторая республика во всех отношениях была мертва» (Моруа).

И наступившая эпоха капитала, подъём промышленности, преображение Парижа, успешная Крымская война и другие достижения Второй империи не могли компенсировать отнятую свободу, поэтому режим, чувствуя острую нехватку легитимности, подавлял любой намёк на свободомыслие.

«Я чувствовал себя моложе и смелее всякий раз, как во мне поднимался бунт против пошлости моей эпохи. Ненависть и гордость я сделал двумя своими девизами; мне было приятно уединяться и в своем уединении ненавидеть всё, что оскорбляло во мне чувство правды и справедливости. Если я сегодня чего-то стою, то это потому, что я одинок и исполнен ненависти» («Что мне ненавистно»).

Из этих предпосылок в последующие двадцать с лишним лет вырастет двадцатитомный, крайне разнообразный сюжетно и стилистически эпос - «естественная и социальная история одной семьи в эпоху Второй империи».

___________________________________________

Карьера Ругонов, или Происхождение
__________________________________________

«Мальчишки оплакивали гибель грушевых деревьев, но зато целый месяц катали черепа как шары, а раз ночью досужие шутники привязали человеческие кости ко всем дверным звонкам в городе».

Уже первой главой Золя даёт почувствовать намеченный масштаб: один из самых ярких образов всей эпопеи - шествие колонны повстанцев и юная Мьетта в алом плаще и со знаменем Республики - недвусмысленно указывает на то, что автору мало будет простых театральных декораций. Его фоном будет сама История.

Экспозиция не просто этого романа, но и всего цикла, ждёт нас во второй главе: здесь автор покажет, сколь широко раскинулись ветви Ругонов и Маккаров. Последняя хилая веточка выродившегося рода Фуков по имени Аделаида выходит за батрака Ругона, который вскорости мрёт от солнечного удара, пропалывая морковь; далее страсть толкнёт сию нервическую Еву в объятья контрабандиста Маккара.

Но Аделаида и юные Сильвер и Мьетта останутся здесь героями второстепенными. На первый план в «Карьере» выведены сын Ругона Пьер, его жена-сообщница Фелисите, а также сын Маккара Антуан. Долгие тридцать лет чета Ругон, приторговывавшая маслом, лелеяла надежду заиметь богатство и влияние. Революция 1848 года и последовавшая реакция предоставили им шанс получить и первое и второе; они ждали, «как разбойники в засаде, готовые ринуться на добычу». Их «жёлтый салон» станет оплотом лицемеров провинциального Плассана, этого тщеславного мирка старых и новых буржуа, и Ругоны будут чутко лавировать в море политических новостей, надеясь, что «в общей свалке можно многое выиграть».

И вот их час настал: им выпала возможность «спасти» Плассан от повстанцев и передать его в руки императора…

Трусости, эгоизму, ханжеству и лицемерию старших Ругонов противопоставлена «братская любовь» юных представителей рода, Сильвера и Мьетты, которые олицетворяют молодость и здоровье французского народа, точнее, той его части, что устремлена в будущее, к высоким идеалам свободы и равенства.

Эгоизм и самопожертвование, надгробия и розы, предательство и героизм, смерть и любовь… Несмотря на чисто романтические «адские контрасты» (Быков) и некоторый сумбур происходящего - «будто цыгане поют марсельезу» (Трунин) - а может быть, благодаря им роман несомненно является одной из лучших частей всего эпоса.

«Можно утверждать, что ни в одном из произведений беллетризованной истории и художественной литературы, созданных в рассматриваемый период, тайна происхождения Империи не была раскрыта с такой точностью и глубиной, как в «Карьере Ругонов» - книге, написанной с публицистическим темпераментом и памфлетной заостренностью» (Кучборская).

___________________

«Карьера Ругонов» - отправная точка и предисловие генетической одиссеи времён Второй империи; «прекрасная и жестокая книга», по праву считающаяся одной из вершин творчества Эмиля Золя.

 #сапер
#книжный_марафон

«Тереза Ракен» - попытка написания романа в жанре чистого натурализма. Попытка удачная, но мерзкая по своей сути. Персонажи здесь, кажется, совсем не имеют ни души, ни совести. Движут ими только животные инстинкты. Они плывут по жизни, не задумываясь, потакая лишь своим физическим потребностям.

Тереза, привезённая из Африки ребёнком, живёт с тётей и её сыном Камиллом. Камилл часто болел, был хилым и немощным. С раннего детства Тереза знала, что выйдет за него замуж. Наступают однообразные скучные дни. Но однажды в жизни семьи появляется друг Камилла Лоран. Любовный треугольник в конце концов заканчивается трагедией. И вот странно людей, не имеющих казалось бы никаких чувств, начинает мучить совесть.

Если и была у Золя задача показать всё самое мерзкое и грязное, что есть в человеческой жизни, то ему определённо удалось вызвать отвращение к прочитанному. Никого не жалко, никому не хочется посочувствовать. Читать стоит, если хочется взглянуть на грязную нефасадную сторону жизни.

Не люблю браться за такие книги. Вернее, люблю и не люблю одновременно.

Не люблю, потому, что очень уж большой осадок они могут оставить в душе. Длительный осадок, который будет тяготить тебя не один день, пока ты, наконец, не сможешь выкинуть книгу из головы, суметь отвлечься и забыть. Но забыть не само произведение, а скорее… Да, скорее перестать чувствовать это послевкусие душой. Ограничиться только разумом. Не знаю, может, кто-то считает иначе, а мне тяжело пропускать всю горечь через себя, хотя это необходимо для лучшего «переваривания» книги.

И одновременно люблю, потому что в этих книгах есть, о чем поразмышлять. Это послевкусие хоть и неприятное, но оно дает пищу для ума, а это мне нравится, это то, что я хочу оставлять в своей памяти. В обычной жизни я как-то чаще иду на поводу у более простого и комфортного решения – отказываюсь от тяжелой книги в пользу чего-то более легкого, расслабляющего, ведь в жизни и так хватает забот. Но разве Книжная Академия не идеальный повод взяться за более сложную книгу? По-моему, идеальный.

Еще по описанию я поняла, что книга будет тяжелой. И оказалась права. Это непростой натуралистический роман об очень сложной и суровой жизни семей шахтеров. Нет. Не так. Даже не суровой. Тяжелой, скудной, несчастной во многой степени. Ведь бывает, что жизнь бедна и сложна, а все же нет такой безысходности что ли. Все беспросветно. И будущее детей определено. И причина их рождения не в том, что любви в семье так много, что решают, что ее хватит и на дополнительных детей. Тут движет простой расчет, который многим ли нужен и откуда возник? Почти как старая традиция, родить, чтоб упростить себе старость.

Атмосфера вокруг густая, будто кисель, неприятная, но самое неприятное, что все это выглядит настоящим и жизненным. Чем-то напомнил Диккенса… Наверное, тем, что автор затронул серьезные социальные проблемы того времени. И волей-неволей начинаешь сопоставлять, а точно ли побеждено то время, когда добиться нормальных условий труда, ну или хотя бы уважения к этому тяжелому труду, за который не каждый возьмется, можно только борьбой и кровью?

Это очень тяжелая книга. Очень жизненная. Очень горькая. Очень жестокая.
Моя оценка 8 из 10

#Осень1_3курс

История повторяется - я снова не знаю, откуда эта книга в моих хотелках. И если бы не #свояигра, ни за что бы за неё не взялась.

И очень даже зря. Да, роман непростой. Нам повествуют о том, как тяжела работа шахтеров, как бедна и скучна жизнь их семей. В центре событий забастовка, спровоцированная ухудшением и так неважных условий труда. Этьен - механик и новоиспеченный шахтер, становится предводителем. Но в силу того, что его идеи слишком идеалистичны, если можно так сказать, его постигает разочарование.

Самым трудным для меня было принять мысль, что дети - расходный материал. Родим сейчас кучку, чтобы потом работали на нас. Нерационально, эгоистично, возмутительно. Картина не меняется из поколения в поколение, но схема та же.

Мне не показалось, что автор сгущает краски, показывая беспросветную нищету и беспорядочную сексуальную жизнь. Всё выглядит настолько живым, правдивым. Очень грустно то, что добиться хоть какого-то уважения к трудящихся можно только путем насилия и кровопролития. Причем не разовой такой акции, а постоянного протеста.

Мыслей много. Много того, что не успело оформиться в четкую мысль даже спустя некоторое время. Обязательно хочу вернуться к этому произведению позднее, в более опытном возрасте. Хочу отметить для себя, что читать книгу вряд ли бы смогла, если бы не перешла на аудио. Заборовский Юрий сделал для меня роман доступным.

#свояигра (Книга с названием в одно слово за 50)

Честно говоря - книгу я так и не дочитала, что вообще делаю очень редко.

Любой человек, читавший книгу, не может не отметить того, КАК в ней описывается "чрево", живот, желудок Парижа - центральный рынок. Не сказать, что я большой любитель эдакого растекания мыслью по древу, но начиная читать книгу я безмерно восхищалась красочными, ароматными и длинными описаниями всевозможной снеди. Но как раз таки из-за них я и бросила чтение на середине - в какой-то момент я слишком пересытилась этими описаниями. В догонку к этому - слишком простое, колючее и такое противоречащее нынешним мировым дижениям четкое разделение людей на худых и толстых.

Сказть что мне совсем не понравлось - нельзя. Возможно, когда-то я вернусь к этой книге, просмыслив какие-то вещи, и изголодавшись по дивным описаниям рынка.

Не всегда нужно мечом махать да щитом прикрываться, чтобы город себе подчинить. Сила силе рознь – как же жить здесь дальше, если остались одни руины да матери, плачущие по своим дочерям и сыновьям? Да и нет у тебя такой армии, даже оруженосец не с тобой. Как же захватить город? А том есть книга одна – «Завоеванием Плассана» зовётся. Сказатель её почтенный Эмиль Золя, но ты уж сильно им не увлекайся – тосковать начнёшь да думать, что в мире справедливости и добра-то не осталось, но истории нужны и важны. Не ленись. А вот захочешь ли ты так же поступать – решай сам, но коли таким станешь по – другому и я себя с тобой вести начну. Как? Расскажешь сам мне после истории, что предстоит тебе узнать.
Как один маленький человек может подчинить себе весь город? Человек наружности неприятной и неопрятной, на слова скупой да чёрствый. Уж разве полюбят его? Увидишь да поймёшь. Главное, не допускай малодушия жителей в сердце своём и не доверяй всему, что люди сказывают. Думаешь, тактика только в бою пригодна? Вот уж дудки! Чтобы завоевать весь город без единой капли крови ума да хитрости не меньше нужно, а то и больше. Как на настоящей войне будут здесь и жертвы, только кто поймёт, что они жертвы на самом деле? Так, роковая случайность, стечение обстоятельств. Слушай и запоминай, кто знает, может и пригодится.
Скажу, мой друг, что на протяжение всего сказа пребывала я в смятении – кого же жаль, кто здесь прав, кто не по справедливости обижен да обделён? Тут целый город и высший свет, но больше всего узнаем мы о почтенной семье Муре – главе семейства Франсуа, его скромной жене Марте и детях – Октаве, Серже И Дезире. Покажутся они тебе крепким и счастливым семейством, где, как водится, есть свои слабости и трудности. Не торопись с выводами, не торопись принимать чью-либо сторону – просто иди дальше по пути повествования, поймёшь. Раскрывает это семейство двери перед неким аббатом, которого перевели сюда по не совсем понятным причинам, кто-то говорит о скандале, кто-то об убийстве, верить ли? Прибывает он с матерью да горсткой вещей – нет у них ни богатств, ни мебели, даже платья сменного и того нет, всего вещей – сундучок да корзинка. Аббата того зовут Фожа, человек он суровой да неприглядный, резкий и, иногда, неприятный. А что уж дальше будет, да кого узнаешь (скажу только, что познакомишься со многими, дружить с кем – выбирай сам) – всё это книга тебе расскажет.
Если любитель ты творчества достопочтенного Эмиля, то узнаешь ты героев из романов «Дамское счастье», «Проступок аббата Мурье» … А коли полюбится тебе сей автор, то удели своё время да узнай и эти истории. Но, повторюсь, мой друг, позволяй себе отдых и впускай добро и надежду в своё путешествие.

#СВ1_2курс

Обычно отзывы начинаются с "Мне понравилось/не понравилось", а здесь, единственное, что я могу сказать - тяжело. Мне было тяжело читать. Не потому, что язык романа сложный (хоть это и тоже имеется), а потому, что вещи, описываемые в романе, нужно осилить. И мне тяжело сейчас, после прочтения. Я не знаю, с каких слов начать и что рассказать.

Эмиль Золя - французский писатель и политик, именно поэтому в романе затрагиваются темы не только социальные. "Жерминаль" входит в 20-томный цикл "Ругон-Маккары", в котором описал все слои французского общества.

Обратимся непосредственно в роману. "Жерминаль" - роман о шахтерском городке Монсу, куда приходит механик Этьен Лантье. В свою большую и бедную семью, в съемную комнату, берет его Маэ - отец семейства. Жизнь семьи и большей части городка настолько убога, что дети вынуждены голодать и побираться у знатных людей города, а единственная радость семьи - купание раз в неделю в тазу, в одной воде, в порядке очереди. Именно поэтому Этьен намечает забастовку, а вот к чему это приведет - нужно узнать.

Роман натуралистический. Мопассан в письме к автору назвал его «самым мощным и самым поразительным из всех наших произведений…". И это на самом деле так. После прочтения остается горький привкус той жизни, которую ни за какие богатства не захочется пробовать. Хочется только выплюнуть это оставшееся ощущение, но ни в коем случае не забыть.
При чтении, к тому же, столкнуться можно с такими ужасными вещами, как раздробленные головы, мертвые лошади, жестокость людей по отношению к своим собратьям.

Ужасно осознавать, что это происходило на самом деле.

Предисловие к роману написал сам автор, и это один из немногих видов предисловий, которые не раздражают и даже радуют. Золя от собственного имени кратко объяснил что и как он хотел сказать этим романом, а заодно таким образом защитить его от некоторых посыпавшихся нападок на грубоватый язык и беспросветность. «Западня», несомненно, самая нравственная из моих книг», - утверждает писатель, и нет смысла с этим спорить.

Это очень классический образец истории распада семьи, вырождения и разрушения, только в отличии от «Будденброков» Томаса Манна или «Господ Головлевых» Салтыкова-Щедрина, это разложение не аристократии, не дворянства, а упадок представителей рабочего класса, людей из народа. И несмотря на моё предпочтение именно этих двух романов в рамках тематики, работа Золя занимает в ряду вполне достойное место. Да и есть у меня подозрение, что эффект от прочитанного занизило недавно прочитанное «Дамское счастье», стиль «Западни» хоть и приобретает другие краски, но всё равно узнаваемы авторские приёмы, обороты, композиция.

Переклички начались с самого начала, когда появляются героини с двумя мальчиками, только в случае с Денизой из «Счастья» - это братья, а в случае с Жервезой из «Западни» - собственные дети, незаконнорождённые. В какой-то мере Жервеза воспринимается как отражение Денизы в кривом зеркале, где добродетели исчезают и преломляются во всевозможные пороки; трудности делают характер не сильнее, а уязвимее; вместо того, чтобы расцвести, красота увядает и опошляется, любовь становится безнадёжной и призрачной, вместо устойчивого успеха и благополучия – краткий взлёт и болезненное падение. Такое мрачное зазеркалье, правда, является частью реальности, а не воображаемым миром, и ещё раз напоминает о грустной парижской достопримечательности – клошарах. И хотя Золя многократно подчёркивает в повествовании, что его герои сами виноваты в своей судьбе, он при этом не хочет показать их людьми крайне плохими и отвратительными, но всего лишь несчастными, пострадавшими не только вследствие своих поступков, но и по причинам экономическим, социальным, из-за общей атмосферы в обществе, где далеко не каждому улыбнётся удача и не все добрые порывы прорвутся сквозь дебри суровой жизни.

Жервеза попадает в петлю упадка, совершенно не представляя как из неё выбраться, принимая ряд вполне продуманных решений, все из которых печально заканчиваются. В западню она угодила, будучи совсем юной, родив детей не от законного мужа, а от бесцеремонного, эгоистичного пройдохи-сожителя. Нахождение же законного, пусть и не любимого, мужа на какой-то момент могло бы дать надежду на спокойную жизнь с умеренным достатком, а воплощённая в реальность идея открытия собственной прачечной могла бы ещё выше продвинуть героиню в общественном положении. Но все эти «бы» разрушаются о коварные капканы. Жервезе не хватило ни удачи, ни крепкой воли, ни добродетельности. И это горько, потому что запросы её были вполне достижимы: жить без побоев среди честных людей, работать от души, иметь кусок хлеба да чистую комнатушку, воспитать из детей достойных людей и умереть на своей кровати. Но череда неудач ломает героев, и Жервезу на пару с мужем засасывает в воронку пороков.

В описании пороков и безнравственных сценок Золя показал себя ярким портретистом. Это и чудесно расписанная женская драка, и балаганный характер свадьбы с походом в Лувр, грубые споры и просто хамоватые диалоги между представителями третьего сословия, подчёркнутая невежественность народа. По поводу последнего особенно обрадовало обсуждение абортов и возмущение существованием такой процедуры, а в качестве средства контрацепции и даже прекращения беременности одна из женщин посоветовала прекраснейший метод: «каждый вечер выпивать по стакану святой воды и, выпив, трижды перекрестить живот большим пальцем». Но чем дальше, тем красочней. Это и чревоугодие, и зависть, и лень, блуд и похоть, но самого апофеозного изображение удостаивается пьянство с результатом в виде металкогольного психоза, в простонародии – «белочка». На фоне такого разложения, уродливого увядания всего доброго особенно скорбно и трагично выглядят взаимные вспыхнувшие чувства Жервезы и кузнеца, тоже приобретающие физическое воплощение, но не через плотские утехи, а через труд, когда влечение душ и тел становится вдохновением для работы, и в ударах молота о наковальню выражается чистота этой любви: «О нежных чувствах Гуже говорило раздавленное, расплющенное, как красный воск, железо».

В этом же романе закладывается будущий порочный образ Нана, дочери спившихся родителей: Жервезы и её мужа. Уже в «Западне» она растёт совершенно испорченным ребёнком, предающимся извращённым и жестоким забавам, а читатель готовится к очередной беспросветности и безнадежности, к ещё одному нравственному роману и событиям на французских улочках.

#Добро1_2курс (2-й антидоп)
#добро_побеждает_зло
#вокругсветазалето (Европа: Париж, Франция)