Дмитрий Мережковский
Биография писателя
Дмитрий Сергеевич Мережковский — русский писатель, поэт, литературный критик, переводчик, историк, религиозный философ, общественный деятель. Муж поэтессы Зинаиды Гиппиус.
Мережковский, яркий представитель Серебряного века, вошёл в историю как один из основателей русского символизма, основоположник нового для русской литературы жанра историософского романа, один из пионеров религиозно-философского подхода к анализу литературы, выдающийся эссеист и литературный критик. Мережковский (начиная с 1914 года, когда его кандидатуру выдвинул академик Н. А. Котляревский) неоднократно претендовал на соискание Нобелевской премии; был близок к ней и в 1933 году (когда лауреатом стал И. А. Бунин).
Спорные философские идеи и радикальные политические взгляды Дмитрия Сергеевича вызывали резко неоднозначные отклики; тем не менее, даже оппоненты признавали в нём выдающегося писателя, жанрового новатора и одного из самых оригинальных мыслителей XX века.
Юные годы писателя
Дмитрий Сергеевич Мережковский родился в дворянской семье нетитулованного рода Мережковских.
Отец, Сергей Иванович Мережковский, служил у оренбургского губернатора Талызина, потом у обер-гофмаршала графа Шувалова, наконец, на момент рождения сына, — в Дворцовой конторе при Александре II в должности столоначальника с чином действительного статского советника.
Мать писателя — Варвара Васильевна Мережковская, урождённая Чеснокова, дочь управляющего канцелярией петербургского обер-полицмейстера — обладала «редкостной красотой и ангельским характером», умело управляя сухим, эгоистичным (но при этом боготворившим её) мужем и по возможности потакая детям, которым тот отказывал в любых проявлениях ласки и теплоты.
В семье Мережковских было шестеро сыновей и три дочери. Дмитрий, младший из сыновей, поддерживал тесные отношения лишь с Константином, впоследствии известным биологом.
Обстановка в доме Мережковских была простая, стол «не изобиловал», в доме царил режим бережливости: отец таким образом заранее отучал детей от распространённых пороков — мотовства и стремления к роскоши. Уезжая в служебные поездки, родители оставляли детей на попечении старой немки-экономки Амалии Христьяновны и старой няни, которая рассказывала русские сказки и жития святых: впоследствии высказывались предположения, что именно она была причиной экзальтированной религиозности, в раннем детстве проявившейся в характере будущего писателя.
Отмечалось также, что «психология сыновнего противостояния отцу» много лет спустя подверглась «сложной интеллектуальной и духовной разработке» и послужила духовной основой для многих исторических сочинений Мережковского.
Чувство семьи у автора было связано лишь с матерью, оказавшей заметное влияние на его духовное становление.
В 1876 году Мережковский начал обучение в Третьей классической гимназии Петербурга. Вспоминая о годах, посвящённых, в основном, «зубрежке и выправке», атмосферу этого заведения он называл «убийственной».
Последние дни Мережковского
1 сентября 1939 года начало Второй мировой войны супруги встретили в Париже. Незадолго до этого Мережковский передал Лифарю рукопись эссе «Тайна русской революции». Летом американская киностудия Paramount и французская Association des Auteurs de Films приняли к постановке сценарий Мережковского «Данте», но из-за начала войны съемки не состоялись. 9 сентября, опасаясь бомбардировок, Мережковские, вместе с десятками тысяч парижан выехали из Парижа и поселились в Биаррице на юге Франции. Проведя здесь три месяца, они вернулись в столицу, где провели зиму и весну 1940 года.
В начале июня начались бомбардировки Парижа, супруги вновь «эвакуировались» в Биарриц, но 27 июня сюда вошли гитлеровцы, и осенью Мережковские вернулись в столицу, где некоторое время вынуждены были ночевать у знакомых и жить в приюте для беженцев. 14 августа 1940 года в Биаррице прошло чествование Мережковского по случаю его 75-летия под председательством Клода Фаррера. Торжество принесло юбиляру и 7 тысяч франков: это позволило супругам снять виллу «El Recret». Здесь писатель успел завершить «Святого Иоанна Креста» и сразу же начал работать над «Святой Терезой Авильской» и «Маленькой Терезой».
Заклейменный русской эмиграцией за германофильство, писатель оказался в общественной изоляции. Вести о зверствах гитлеровских войск в России заставили Мережковского усомниться в своем выборе; незадолго до смерти он, по свидетельству осуждал Гитлера.
Последние месяцы жизни Мережковский непрерывно работал: прочёл публичные лекции о Леонардо да Винчи и Паскале, пытался прочесть доклад о Наполеоне, но он был запрещён оккупационными властями. К июню 1941 года у Мережковских кончились деньги: выселенные из виллы за неуплату, они сняли на лето меблированные комнаты. В сентябре, одолжив деньги у знакомых, супруги вернулись в парижскую квартиру. Истощённый физически и морально, Мережковский до последних дней пытался работать над «Маленькой Терезой», но она так и осталась неоконченной.
Мережковский скоропостижно скончался 7 декабря 1941 года от кровоизлияния в мозг. 10 декабря состоялись отпевание в православном храме Святого Александра Невского на улице Дарю и похороны на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа; здесь присутствовало всего лишь несколько человек, а могильный памятник был поставлен на подаяние французских издателей.
Личная жизнь. Союз с З. Гиппиус
В январе 1889 года Мережковский вступил в брак с Зинаидой Гиппиус, будущей поэтессой и писательницей, которая стала на всю жизнь его ближайшим другом, идейным спутником и «соучастницей духовных и творческих исканий». Союз Мережковского и Гиппиус — самый известный творческий тандем в истории русской культуры «серебряного века».
Современники отмечали, что Мережковский и Гиппиус составляли единое целое, были неотделимы друг от друга. Сами супруги признавались, что часто не улавливали, кому именно из них принадлежит начало той или иной идеи.
Необычным было уже начало этого союза. Едва только познакомившись, они стали встречаться ежедневно, в парке, причём втайне от окружающих. Каждый их разговор выливался в спор, но при этом стремительно способствовал осознанию полного единения.
Венчание состоялось 8 января 1889 года практически без гостей. День свадьбы молодожены провели за чтением. На утро Гиппиус, по собственному признанию, «забыла, что накануне вышла замуж».
Многие исследователи отмечали «экспериментальный» характер их брака, необычность взаимоотношений. Больше поводов для ревности давала Гиппиус, именно её реакция на увлечения мужа вызывала ссоры, которыми омрачался союз.
Самый большой скандал в семье вызвали отношения Мережковского с Образцовой, его многолетней поклонницей. В начале апреля 1901 года она приехала в Петербург, и он неожиданно завязал с ней любовный роман, оправдывая своё «падение» теорией о «святости плоти». В конечном итоге Гиппиус со скандалом выставила её из дома. Вспыхнувший осенью 1905 года внезапный роман Мережковского с поэтессой-«оргиасткой», из-за которого в очередной раз чуть не рухнуло «троебратство», оказался его последним серьёзным увлечением «на стороне».
Заранее предоставив друг другу полную романтическую свободу, супруги в какой-то мере принесли ей в жертву чувственную сторону союза: до самого конца совместного жизненного пути, ощущая полное духовное и интеллектуальное единение, они уже не испытывали друг к другу сильных чувств; страдали, с одной стороны — от невозможности жить друг без друга, с другой — от внутреннего взаимотторжения. Как следствие, в отношениях Мережковских сложилась «странная искусственность», обращавшаяся в «болезненную и неприятную игру», где муж, как отмечали многие мемуаристы, играл роль «пассивную, а то и страдательную».
Значение творчества Д. С. Мережковского
Оценки исторического значения творчества Мережковского в течение последних ста лет неоднократно менялись. Исследователи называли Мережковского в числе тех немногих классиков мировой литературы, которые «…постигаются в процессе отторжения общественным мнением», упоминая его в одном ряду с Маркиз де Садом, Фридрихом Ницше и Генри Миллером.
Царское правительство считало Мережковского подрывателем государственных основ, столпы официального православия — еретиком, литературные академики — декадентом, футуристы — ретроградом, а будущий пламенный идеолог мировой революции Лев Троцкий — реакционером.
Редкие эрудиция, учёность, писательское дарование и оригинальный стиль признавались современниками безоговорочно. Мережковский был объективно одним из самых образованных людей в Петербурге первой четверти XX столетия.
Дмитрий Сергеевич одним из первых сформулировал основные принципы русского модернизма и символизма, отделив их от эстетики декаданса. Он же вошёл в историю как основоположник нового для русской (и, как полагают некоторые, мировой) литературы, жанра: историко -философского романа.
Томас Манн назвал Мережковского «гениальнейшим критиком и мировым психологом после Ницше».
Трилогия «Христос и Антихрист» обеспечила писателю особое место в истории литературы: он вошёл в неё как создатель нового типа мировоззренческого «романа мысли», дав литературе модернизма «образец романного цикла как особой повествовательной формы и способствовал становлению того типа экспериментального романа», который впоследствии получил бурное развитие в лучших произведениях А. Белого и Ремизова, а в Европе — Дж. Джойса и Т. Манна.
Иногда Мережковского упрекали в склонности непрерывно возвращаться к одним и тем же идеям и темам; другие отмечали, что таким был «стиль начала века»; состоявший в стремлении (свойственном, например, Андрею Белому), повторять «музыкальную настроенность, музыкальную фразу, начиная с одного и кончая этим же», возвращаясь постоянно к одним и тем же темам.
Похожие авторы:
Цитаты из книг автора
Юлиан
Публий
Ямвлик
Ямвлик
Декабристы - как много в этом слове для сердца русского слилось! Да простит меня наш знаменитый классик за плагиат его фразы, но она здесь очень уместна. Декабристы – кто они такие? Для меня со школьной скамьи всегда вырисовывался образ этаких борцов за права обиженного и угнетенного народа, смелые, отчаянные дворяне, бросившие вызов жестокому самодержавию. Но книга Д. Мережковского «14 декабря» несколько поостудила пыл восхищения, если не сказать более – разочаровала меня в этих героях.
Дак что же случилось 14 декабря? Да, всем известно, произошло восстание дворянства против самодержавия, так называемое восстание декабристов. Но мне кажется, случилось нечто другое – русское дворянство показало свою полную неспособность организовать простейшее восстание, не то, что революцию, оно просто обделалось на этой площади. Нет, не от вида вооруженного противника, они в основном все боевые офицеры и им было не впервой смотреть смерти в глаза, а просто от самого факта – подняться против царя – батюшки! Автор показывает декабристов обычными людьми с их слабостями, метаниями, душевными страданиями. Но это и страшно - не имея крепости духа, вовлечь в такой круговорот сотни людей, подвергнуть их смертельной опасности, а потом идти по городу и думать – пойти спать или все-таки на площадь? Как мне показалось, автор не очень то жалует своих героев. Вернее, он сам еще как - то не определился – на чьей он стороне. То Мережковский восхищается своими героями, этими благородными бунтарями, которым претит угнетение народа, несправедливое самодержавие, оковы на ногах народа в виде крепостного права, он восхищен их интеллигентностью, воспитанием, благородством, заботой о народе. То Мережковский зло высмеивает своих подопечных – трусость Рылеева, неуверенность и раздвоенность поступков Голицина, чёрствость и бездушие Муравьева. У меня же эти герои однозначно вызывают только негативные эмоции. Особо меня бесила их чистоплюйство – ну разве можно начинать святое дело по «наделению» России свободой кровопролитием!!?? Нет, пусть кто-то, но не мы, прольет первую кровь, а мы уж дальше чистенькими пойдем, у нас же белые перчатки на руки надеты. Может, попробует народ расчистить нам дорогу? Но самое интересное то, что народ-то не в курсе, не сообщили ему декабристы о предстоящей вольности народной, как и не попытались они даже дать своим крепостным ни воли, ни свободы от пут крепостного права. А между тем, сам Бенкендорф А., проводивший следствие над декабристами, дал вольную своим крепостным задолго до восстания декабристов. Дак кто же больший либерал – он или тот же Волконский? Можно, конечно, оставить в стороне исторические перипетии, но в одном я согласна с автором полностью – были они совершенно ни к чему не готовы, ни плана действий, ни программы переустройства государства, ни единого руководства, абсолютно ничего. Вообще, читая Мережковского впервые, меня удивила вот эта его раздвоенность, он словно не знал, как отнестись к декабристам – «понять и простить» или все же осудить. Тем более, что свое отношение к ним он высказывал буквально накануне издания книги¸ называя декабристов авангардом русской революции. Стиль написания книги тоже был какой – то «рваный», волнообразный. Единственное, что не опустило книгу то до отрицательной оценки – это описание подготовки и самой казни. Вот уж поистине в такие жизненные моменты каждый человек раскрывается полностью. Жутко было читать, как люди готовят себя к смерти, а еще страшнее – про саму казнь, про оборвавшиеся веревки, которые стали олицетворять собой прогнившую государственную машину России того времени.
Книга оставила какое – то смутное, тревожное чувство, поэтому к автору пока возвращаться не намерена, а вот к непонятным декабристам попробую еще раз, но через другого автора.
#БК_2021 (13. В названии книги упоминается месяц.)
Пишу о трех произведениях разом.
Ах, если бы, ах, если бы...
Страна рабов, страна господ...
Михаил Лермонтов
Честно скажу, вот так прочитаешь исторический роман и не один, а между прочим - 3! и хочется взять в руки разводной ключ, пнуть машину времени и накостылять всем этим "революционерам"! Пьяницы, лентяи и тугодумы! Как они хоть что-то сделали вообще непонятно. Ох... Хорошо что был 17 (судя по некоторой литературе в этом месяце, я к нему усердно готовлюсь), потому что с теми кто был в 25 до сих пор землю бы жрали.
Начну по порядку: с пьесы "Павел первый"... Вот знаете, "Макбет", считается прям вай-вай, кровь, кишки, предательство. Так вот, прочитайте вы пьесу Мережковского и поймете, что вай-вай в "Макбете" нет. Ну, может только что вдруг откуда не возьмись появились в... ведьмы с котлом. А так, ну люди, ну, интриги, да что они смыслят в интригах? Вот у нас размах, так размах, вот у нас царь, так царь, такой, что у самого ручки придушить его потянуться. И главное люди под этим... сейчас погодите я ищу литературное слово... психически больным и сильно, очень сильно больным, человеком жили. Слушались его! На войну шли. Двадцать пять лет в армии служили! И главное убили и другого возвели в цари... М-дя... Интриганы блин, ничему жизнь людей не учит.
Дальше идет долгая книга о том, как царь Александр страдает... Ах, папу убили. Ах, республику не сделал. Ах, против меня заговор. Ах, я всех подозреваю, ножка болит, ушко болит, а вот если бы не Наполеон!.. Ой, вот же пиз...бол! Да не будь Наполеона и войны 1812 ты бы тоже сидел на жопе и ничего не делал, потому что когда хочешь, ничего не мешает делать, а когда "ах, как прекрасно хотеть республику" - это хрень собачья! И этой хренью опять кормили народ. Так бы ключом по темечку... да что толку...
Ой, а потом книжка про 14 декабря была. Волосы дыбом от тупости и бесполезности людской! Ах, это благородство, мы все такие благородные, мы башкой понимаем, но ручки свои белые в кровушке марать не хотим. И все пишут, пишут какие они все умные и за что они и как они, и как душа у них за Россию болит. Сцуки! А крепостных не отпускают, солдаты у них бандиты. Народ у них - дебил непонятливый. Уууу - б...ди!
Вы меня правильно поймите, я против самодержавия. И я вполне могу читать все эти думы-раздумы этих благородных голубокровых, может они в чем-то других подтолкнули к тому чтобы ярмо с себя сбросить, но то как они относились к людям простым, то что двуличные даже в своей башке были, то что реально пьяницы и лентяи - это вот прям бесит меня. Ощущение такое, что им было скучно и вот они развлекались. Ни черта не сделали, но зато прославились.
Книга очень хороша. Она выворачивает всю мерзость, что была тогда. Хорошо бы это прочитать тем, кто бегает с иконками и орет о прекрасном царском времени, тоже мне князья и графы, тьфу. Да и тем кто сейчас с новой силой в религию вбухнулся не мешает почитать, чтобы глянуть со стороны как это выглядит. Там много отличных примеров того, что все должно быть разумно, а не "он помазанник Божий, так в библии написано" и хоть ключом бей, хоть библией, человек не понимает что несет. А уж отношение к крестьянам, к солдатам... это же откровенно мерзко! О, вспомнила недавно прочитанное, процитировать точно не смогу, но смысл такой, что давайте не будем давать женщинам учиться, а потом про них говорить, что они дуры бестолковые, ничего за сотни лет не сделали. Вот так выглядит и то, как все эти господа относились к простым людям. Да как к мебели. Сцуки! Меня немного дергает, да, я вообще не очень все это "благородство" на словах которое. Для меня благородство - это вот в стихотворении Маршака "Рассказ о неизвестном герое". Вот это я понимаю и принимаю. Кстати, мне тут раз вкатили, что это у меня мол все из зависти! Мол потому что сама из рабочих/крестьян. Ну, во-первых, я этим горжусь, да) Я считаю, что это замечательно быть из рабоче-крестьянской семьи. А во-вторых, у меня прадед по папиной линии в Эстонии таки с каким-то титулом был, но в гражданскую в партизаны ушел!!! Так что не, не из зависти) И представляете, мне советская власть мешок денег не должна)))
Вот так прочитаешь книжку и еще больше радуешься, что был Ленин и Дзержинский. А декабристы... ну, хоть понаписали много и то хорошо, хоть все равно частью бестолково... эх.
Вообще так во многое тыкнуть хочется из прочтенного, но только что толку-то уже? "а тут должна быть такая уставшая полуулыбка".
Я была в восторге от первой части трилогии «Христос и Антихрист», поэтому за вторую – «Воскресшие боги…» взялась с энтузиазмом. Казалось, при тонкости восприятия, свойственной Мережковскому, о великом художнике он не может написать плохо. Ждала от романа красоты и поэтичности, свойственной «Юлиану Отступнику». Не могу сказать, что мои ожидания оказались напрасными, но все же вторая книга трилогии не впечатлила меня так, как первая.
Чтение затянулось на месяцы, был момент, когда хотелось его бросить. Почему? Трудно сказать. Наверное, в произведении мне не хватало живости, эмоциональности. Фактов и героев было много, а почувствовать дух эпохи оказалось сложно. Вообще, сложилось впечатление, что роман вне времени. Как будто речь идет о сегодняшнем дне. Иногда «вневременность» для произведения это хорошо, но не в этом случае. Леонардо – человек, повлиявший на эпоху, он ассоциируется с Возрождением. Да, гений всегда слишком велик, чтобы принадлежать одному историческому периоду, но, как и остальные люди, он его дитя.
И все же я рада, что не бросила книгу на середине, хотя в какой-то момент готова была сделать это. Я «расчитала» роман. Увидела Леонардо (во всяком случае, того, которого представил автор), почувствовала его чаяния, боль. И, что немаловажно, много о нем узнала. Например, мне никогда не приходило в голову, что когда-то изобретения того, гениальность кого мало кто сегодня возьмется оспорить, критиковались. Проекты оставались на бумаге, потому что современники не понимали замыслов Леонардо да Винчи. Пожалуй, роман стоило читать уже ради этого. Далекий и усредненный гений стал мне ближе.
Как редко последнее время я читаю русских авторов, а зря. Ведь столько сокровищ ещё можно найти, прочесть и потом долго-долго размышлять.
Вот и Мережковский прошёл как-то мимо меня и всё, что я про него знала, это парочка стихотворений и факт, что он муж Зинаиды Гиппиус. А тут такое открытие.
"Воскресшие Боги. Леонардо да Винчи"- это вторая часть трилогии, но воспринимается как самостоятельное произведение, целостное само по себе.
А для меня это ещё и знакомство с совершенно новым жанром историософского романа.
Это поистине титанический труд, громадная, серьёзнейшая работа автора.
Это целый храм искусства, это собор, дворец, посвящённый эпохе Возрождения. Я как будто ходила по залам с полотнами, в мельчайших подробностях изображавших то время, со скульптурами и гобеленами, со всякими предметами быта, с музыкой, и всё в ярчайших красках, со всеми тонами и полутонами.
Роман безмерно глубок и содержит в себе целый ряд многогранных и неоднозначных идей. Охватить их одним махом практически невозможно, роман из числа тех, которые перечитываются и каждый раз открывают новые стороны.
В центре повествования фигура великого художника, учёного и изобретателя - сложная, противоречивая и даже трагичная. Иногда мне казалось, что Мережковский забрался под его кожу, ментально прооперировал да Винчи, так убедительно и живо рисует он личность.
Истинный творец, художник, он стоит особняком, противостоит толпе и находится в вечном поиске совершенства и истины. Вся трилогия называется "Христос и Антихрист", и Леонардо находится посередине. Он между совершенным добром и совершенным злом, он колеблется как маятник, пытаясь отыскать свой грааль мудрости, и в результате происходит раздвоение. Идея двойничества вообще заняла целую нишу в русской литературе и у Мережковского в романе ей посвящён целый пласт. Леонардо воплощает в себе то великие добродетели, то пугающие черты зла. Он в постоянной борьбе и сомнениях, не заканчивает рисунки в стремлении к невозможному, горит идеями, опережающими время, грезит человеческими крыльями. В течение романа да Винчи показан и маленьким мальчиком, и юношей, и зрелым художником, и старцем, мелькают метаморфозы личности. Леонардо в этом похож на своё великое творение "Джоконду", которая играет со зрителем и также приобретает разные черты в зависимости от освещения, угла зрения и внутреннего состояния смотрящего. Художник - зеркало мира, он отражает жизнь и поэтому должен оставаться непредвзятым, холодным, отстранённым:
"Если хочешь быть художником, оставь всякую печаль и заботу, кроме искусства. Пусть душа твоя будет, как зеркало, которое отражает все предметы, все движения и цвета, само оставаясь неподвижным и ясным".
Целый пласт посвящён ужасам инквизиции и мракобесию. И, кстати говоря, любителям Мастера и Маргариты: именно этим романом вдохновлялся Булгаков, создавая сцену шабаша и полётов ведьм. Во время чтения подобных сцен Мережковского у меня по спине бегали мурашки восторга и узнавания.
Помимо центральной фигуры романа, живо и полно обрисованы другие знаменитости того времени: герцог Франческо Моро с женой, Джироламо Савонарола, Микеланджело Буонарротти, Рафаэль Санти, Никколо Маккиавелли (особо мне интересный), Чезаре Борджиа, ученики Леонардо. Фигуры также противоречивые и великие. Зачастую, конечно, кажется, что многие характеры Мережковский раскрыл таким образом, чтобы они воплотили его собственные идеи, мелькает некая нарочитость и абстрактность. С другой же стороны, такой метод кажется оправданным.
Не обошлось и без политической составляющей, она пронизывает весь роман, затрагивая жизнь художника, и также даёт много пищи для размышлений
Произведение полно символами - библейскими, языческими, мифологическими, научными, полно аллегорий и метафор.
Одна из самых светлых идей романа - детская вера. Постоянно мелькающие "устами ребёнка глаголит истина, библейское "будьте как дети", детская непосредственность в образе да Винчи даже, или вернее особенно, на исходе его дней.
Немного озадачил переход в конце романа к идее Третьего Рима, к Востоку, к России и русским иконам. Он показался слишком нарочитым и искусственным. Но, наверное, для осознания оправданности такого приёма надо прочесть всю трилогию.
Роман безмерно красивый и дивный! Для меня это как музыка Баха с переплетением бесчисленных тем, многоголосная, сложная, требующая умственного напряжения и при этом дарующая спокойствие.
А ещё это как великое путешествие, паломничество во времени к великим произведениям искусства, к великим идеям эпохи, к её же великим ужасам и открытиям. Это целое исследование идей добра и зла, веры и познания. Каких-либо точных ответов здесь не найти, да и какой ответ можно ожидать на «Главный вопрос жизни, вселенной и всего такого», кроме как 42...
#Бойцовский_клуб (Книга про великую женщину или мужчину)
Открытие. Мережковский, казавшийся мне восторженным и скучным поэтом, – прекрасен. В двадцать семь лет написать такой роман! Первый, но совершенный. Ни сюжетных провисаний, ни языковых неровностей. Читать легко и интересно, при этом видна любовь к слову, звучанию и писательская чуткость.
За основу произведения взята жизнь императора Юлиана – последнего римского правителя-язычника, но сухости, свойственной историческим романам, здесь нет. Борьба мировоззрений, жизни и смерти (не Диониса и Аполлона, как у Ницше, а Христа и Солнца) на первом плане. И показана она через метания Юлиана, умного и ищущего познания человека.
С одинаковой глубиной говорит Мережковский о христианстве и язычестве. Конечно, не о том эллинском мире, который, наверное, был на самом деле, а об античности переосмысленной позже как «антихристианство». Он не навязывает читателю «правильный путь», но дает пищу для размышлений. Здорово понимать, что вопросы, над которыми ты ломаешь голову, кого-то интересовали не меньше.
Но даже если мистика не твое, роман есть за что полюбить. Неожиданные и яркие характеристики («курносый плясун был стар, отвратителен и весел», глаза «были проницательны, насмешливы и ласковы»: положительные и отрицательные черты рядом, нет единой окраски), описания магических ритуалов, краткие, но зрелищные зарисовки боев, психологизм. Правда, последний, не в точности отражения человека, а во внимании к его внутренней жизни.
Ницшеанцам, поэтам и мистикам – читать!
