Наверное, это одна из самых интересных художественных книг про медицину, что я читала. Похожие впечатления были когда-то при чтении Открытая книга, только там речь шла о микробиологии. Меня даже Кронин не так впечатлил в этом смысле, как Дэниел Мейсон. Живо вспоминались студенческие будни, изучение анатомии на трупах и на так называемых «влажных препаратах» (дежурный по классу притаскивал здоровенный бак, в котором в формалине плескались распиленные вдоль головы) и лекции по военно-полевой хирургии.

Если в нескольких словах, то это книга о медицине, войне и любви. Кому интересны все три компонента, смело берите этот роман. Мейсон пишет очень увлекательно - мне даже пришлось пожертвовать ночным сном, настолько трудно было оторваться от книги. Правда, если бы в романе вообще не было любовной линии, мне бы он понравился еще больше - меня эта романтика занимала меньше всего, и местами даже немножко раздражала, поскольку отвлекала от медицины.

А вот профессиональная история главного героя Люциуша Кшелевского была по-настоящему интересна. Вчерашний блестящий студент, с огромной теоретической базой и нулевой практикой, оказывается единственным врачом в полевом госпитале где-то в Галиции. Прекрасно описаны чувства и переживания Люциуша, когда свалившаяся ответственность буквально парализует неопытного врача. В голове набатом стучит «не навреди», вокруг раненые, требующие срочных вмешательств, которые не описаны ни в одном учебнике. Кроме того, на него смотрят во все глаза медсестра и санитары, и не очень хочется выставить себя перед ними полным профаном. И тем не менее, он сам попросился на фронт, потому что для него это небывалый шанс заниматься настоящей хирургией, а не быть двадцатым в очереди студентов для прослушивания больного. А потому Люциуш использует этот шанс, и начинает работать, учась у медсестры, которая твердо, но достаточно тактично направляет его действия.

В романе очень реалистично описаны бесчеловечные ужасы войны. Так воодушевившая всех поначалу Первая Мировая очень быстро из дефиле мундиров превращается в бессмысленную кровавую бойню. Характер ранений солдат, с которыми приходится сталкиваться Кшелевскому, отморожения, вши, крысы, неизбежные эпидемии - все это позволяет очень ясно вообразить военные будни и весь тот кошмар, с которым они сопряжены. Эта технологичная война калечит не только физически. В госпиталь поступает «зимний солдат» с очень тяжелой неврологической патологией, которая могла быть вызвана контузией, психологическими перегрузками и сильным эмоциональным потрясением. Зимний солдат в романе Мейсона становится одновременно и визуализацией чудовищных последствий войны нового типа для психики человека, и сложным клиническим случаем для молодого доктора, и вызовом его профессиональной компетенции и человеческим качествам. Благодаря зимнему солдату Люциуш получает один из тех нужных, но жестоких и травмирующих опытов, на которые так щедра порой бывает жизнь. Он и сам становится зимним солдатом, как и многие другие, «которые, казалось, навечно застряли в своей нескончаемой зиме».

Дэниел Мейсон затрагивает также политические аспекты Первой Мировой войны, обрисовывая перемены в настроении солдат многонациональной армии Франца-Иосифа. Начальный патриотизм чехов, венгров, поляков постепенно сменяется нежеланием отдавать жизнь в этой изуверской мясорубке, тем более за императора, который говорит на чужом языке и вообще бесконечно далек и чужд им и их национальным интересам.

Интересна в романе и тема взаимоотношения Люциуша с его аристократической семьей, в которой он всегда чувствовал себя лишним, и особенно с холодной матерью, для которой ценность сына могла определяться исключительно его умением производить светское впечатление. Показательна история заказа ею портрета Густаву Климту. «Вначале она была изображена на нем вместе с Люциушем, но потом ее так очаровал золотой узор на портрете Адели Блох-Бауэр, что Люциуша пришлось закрасить». Был и другой портрет, перед отъездом Люциуша на фронт. «Мать и сын, – сказала она. – Будет висеть в твоей комнате. И он почти расслышал – когда тебя не будет».

Про любовную линию говорить не стану, хотя многим она вполне может понравиться. Если бы ее не было вовсе, поставила бы роману щедрую десятку. Но в любом случае книга интересная и эмоционально сильная.

#коляда (история происходит зимой)

Не люблю стихов. Но, то ли какая-то сезонная хандра на меня напала, то ли мне взгрустнулось оттого, что я начал преждевременно (я настаиваю!) стареть – решил взять, да почитать стихи. Чтобы отвлечься. Но эффект получился обратным – я только подлил масла в огонь. «Цветы зла» – это стопроцентное попадание в настроение. Сломанные, обречённые на погибель цветы, всё ещё издающие характерный, но уже едва различимый запах – вкус жизни. Образы мертвеющего ума, увядающей красоты и любви точны, понятны, прочувствованы.

Бодлер берёт своего читателя нахрапом. Сразу бросается в глаза и незамедлительно подкупает то, что поэт знает цену себе и своему таланту. В своих стихах он нередко обращается к признанным гениям искусства как к равным себе, но чаще – ставит себя, не то, чтобы выше, скорее супротив – в оппозицию к ним. История рассудила: Шарль Бодлер действительно гениален. Гениален настолько, что его «Цветы зла» разрушили многовековое непоколебимое представление человека о красоте, заставили его в корне пересмотреть само это понятие, заново пересобрать его, вывести новую парадигму, новый идеал. Бодлеру хватило одного поэтического сборника, чтобы задвинуть на пыльную антресоль – куда подальше, весь тот лощёный классицизм и сочащееся жиром барокко, которыми была пропитана Европа вплоть до середины XVIII века. Поэт создал новую формулу восприятия мира, состоятельность и актуальность которой подтверждается и по сей день.

Новая эстетика, предложенная Бодлером, стоит на том, что красоту можно видеть даже в максимально отталкивающих человека явлениях. Прямо сейчас мне пришло на ум, что Шарль Бодлер – это однозначно первый, у кого получилось, но не первый, кто попробовал. Вспомнился маркиз Де Сад – вот где ода насилию, вот где отрицание нравственности и привычных понятий красоты и любви. Признали больным. Бодлера, конечно, тоже порицали и приняли далеко не сразу, но, всё же, его революция состоялась и породила наследие: Рембо, Верлен, Лотреамон… Революция Де Сада оказалась преждевременной и даже сегодня носит скорее кулуарный характер. Но это так, apropos.

Чувственное восприятие Бодлера будет понятно даже обывателю, фанатеющему, например, от культового сериала «Ганнибал», где каждое убийство – это произведение искусства, которому хочется поклоняться. Это есть в каждом из стихов сборника. Будь то известнейшая «Падаль», где поэт воспевает красоту разлагающегося трупа, или «Весёлый мертвец», где человек – это лишь «труп меж трупами», удобрение для почвы, еда для слепых червей, или «Литания Сатане», где лирический герой натурально молиться дьяволу, или, наконец, «Посмертные угрызения», убеждающие в том, что жизнь бесполезна – это лишь отсрочка перед смертью.

Но больше всего меня подкупает то, как удалось Бодлеру перевернуть восприятие женской красоты. Истинная красота даруется природой, её купить нельзя. Сегодня это вопрос спорный. Времена не выбирают. Но так не хочется в сегодня…
____________

Нет, ни красотками с зализанных картинок -
Столетья пошлого разлитый всюду яд! -
Ни ножкой, втиснутой в шнурованный ботинок,
Ни ручкой с веером меня не соблазнят.

Пускай восторженно поет свои хлорозы,
Больничной красотой прельщаясь, Гаварни -
Противны мне его чахоточные розы;
Мой красный идеал никак им не сродни!..

(Отрывок из стихотворения «Идеал»)

И здесь же, рядом:

Я эту ночь провел с еврейкою ужасной;
Как возле трупа труп, мы распростерлись с ней,
И я всю ночь мечтал, не отводя очей
От грустных прелестей, унылый и бесстрастный.

Она предстала мне могучей и прекрасной,
Сверкая грацией далеких, прошлых дней;
Как благовонный шлем, навис убор кудрей —
И вновь зажглась в душе любовь мечтою властной...

(Отрывок из стихотворения «Я эту ночь провел с еврейкою ужасной»)
____________

Важнейшей частью «Цветов зла» являются «Парижские картины» – городская лирика. Здесь записано всё то, что помогало создавать поэту его образы, всё то, что его вдохновляло, при написании стихов: духота и теснота серых улиц, вонючая Сена, одинаковые прохожие, нищие и юродивые. Париж – столица мира, но как в этом мире страдающей плоти грязно и одиноко!
____________

О, лживый Симоис, как зеркало живое
Ты прежде отражал в себе печаль вдовы.
Где старый мой Париж!.. Трудней забыть былое,
Чем внешность города пересоздать! Увы!..

Я созерцаю вновь кругом ряды бараков,
Обломки ветхие распавшихся колонн,
В воде зацветших луж ищу я тленья знаков,
Смотрю на старый хлам в витринах у окон...

(Отрывок из стихотворения «Лебедь»)
____________

Конечно, истинное удовольствие от этих стихов получит только носитель французского языка. Переводы – это разношёрстный суррогат. Но мне доступно лишь это. Чтобы браться за перевод стихов нужно быть, во-первых, человеком смелым, а во-вторых обладать соразмерным талантом. Поэты Бодлера и переводили, и я могу сказать, что некоторые переводы в меня попали очень и очень.

Любопытная книга. Не более того.
Это точно не литература в полном значении. Скорее путевые заметки, хотя автор честно пыталась превратить свои мысли в цельную книгу и даже оформляет обложку под серию книг типа "Есть, молиться, любить". Событий и приключений, рассказов и впечатлений тут сверх меры, а вот художественное исполнение - в стиле записок на полях.

Американская звезда танца живота отправляется в турне: по 40 дней в каждой из выбранных мусульманских стран или регионов.

Эпидемиолог во мне всё время жаждал совсем других подробностей, но такие "честности" отпугнули бы нормальных людей, поэтому акцента на них не было, хотя они незримо лезли из всей описанной обстановки: кишащие кругом инфекции, грязь и мусор, опасные животные, насекомые и люди, повальная наркомания, гомосексуализм и педофилия, СПИД и прочие "красоты" недоразвитого мира.

Индонезия, Египет, Занзибар, Иордания, Китай.
Больше всех мне понравилось с Тамаллин на Занзибаре. Хотя там нисколько не меньше проблем и страшилок.

Изначально она пыталась показать мусульманский мир далеким от общепринятых представлений, связанных с насилием, непредсказуемостью и нарушением всех мыслимых прав человека и природы, в итоге получилось чуть ли не наоборот. Проститутская позиция во всем, только в каждой стране люди по-разному входили в сговор с остатками совести. Избегая секса в биологически нормальном смысле этого понятия, используются такие варианты, от которых дурно становится даже самым прожженым западным представителям. Налагая запреты и аскезы в определенные периоды года, находят такие отговорки, что даже не смешно. Утверждают, что их главная Книга ничего дурного в мир не пыталась привнести, в итоге используют её постулаты так, что местное население мечтает, но почти никогда не сможет начать хоть немного лучшую жизнь.
Удручающее впечатление.

Тема танцев не раскрыта. Немного вечеринок при отелях или на пляжах. Местные брали или давали уроки танцев и каждый раз с какими-то оговорками о запретах. При этом воровать, насиловать и употреблять любые вещества вполне нормально. Но спокойно танцевать - грех. И танцовщицы- грязные женщины.

"Дух бродяжничества" - это, пожалуй, основной посыл великого путешествия западной женщины по весьма сомнительным уголкам Земли. Ибо именно с профессиональной точки зрения она формально вряд ли вынесла что-то большее, чем некоторые этнические настроения и веяния, да один записанный на Занзибаре диск.
Рассказы про джинов тем более смешны, тк люди не скрывают, что находятся под воздействием разных смесей.
Где восточная сказка - не ясно.
Но книга в любом случае познавательная и яркая. Рекомендую к прочтению не сильно настойчиво и только тем, кто по каким-то причинам интересуется описанными странами или имеет романтически бредовые представления о загадочной восточной душе. Книга их безжалостно развеет.

#африканское_сафари (3. Занзибар)
#коляда (5. в сюжете есть танцы - танец живота)

Ноябрь на Урале вполне себе сезон для метели. Несмотря на то, что зима в этом году явно запаздывает, холодные ветра уже дуют и было даже что – то похожее на метель. Конечно, далеко не такую, что описал Толстой в своем рассказе, но все же. Хотя, вероятно, какая бы не была метель за окном, описать ее так, как сделал великий классик невозможно. Казалось бы, ну снег, ну метет, ну холодно, о чем тут говорить - то? А говорить – то как раз оказалось можно много и долго. Да как говорить! Я поистине наслаждалась именно литературной красотой – наконец – то за долгое время мне попались такие сложно построенные предложения. Возможно, во мне живет сообразный литературный маньяк, который получает эстетическое удовольствие, когда автор использует предложение на две – три строки. Всякого рода сравнительные обороты, причастные и деепричастные обороты (ну не зря же в школе про них рассказывали, где – то же они есть!). Красота и только. Тот момент, когда читаешь и понимаешь, как могуч и многогранен русский язык. Никакой переводчик – по моему субъективному мнению - не передаст такие фигуры речи, такие эпитеты, такие метафоры. Толстой, Достоевский и на удивление Гюго – гиганты своего дела и найти им равных в стиле очень сложно.

Я не хочу говорить о сюжете – он просто, что говорится как пять копеек. Героев по сути нет. Есть красота языка, но о ней сказано выше. Читать можно, чтоб на таком маленьком объеме будто оказаться внутри зимы – снега, метель, белоснежная гладь полей и лесов. Чисто русский колорит также присутствует. Все, что я читала у автора - Война и мир - явно было прочитано мной в юном возрасте, где я не могла оценить стилистику и глубину произведения. «Метель» натолкнула меня на мысль перечитать такой фундаментальный труд и основу классики. Ну, а если уж какой – то рассказ натолкнул меня на столь рискованное занятие, значит он и правда хорош собой.

#АК_2024 18 (21. Сезонное произведение)

Думаю «Искусство отпускать» более правильное название для этой книги, отпускать ненужное прошлое, ненужные вещи, ненужные мечты...

История трёх поколений одной семьи. Первое поколение было вынуждено бежать из родной страны во Францию. Недобровольная эмиграция изнутри выглядит плохо. Принимающая страна совершенно не готова к наплыву беженцев, местные жители в лучшем случае настороженно относятся к «понаехавшим», люди оказываются заперты во временном лагере на долгие месяцы, а то и годы. Решение элементарных бытовых вопросов занимает много времени. Добавьте к этому языковой барьер, потерю привычного окружения и всего своего состояния и вот уже понимаешь, что то, что Али выжил и смог как-то освоиться в новом мире, обеспечив свою семью всем необходимым – уже чудо.

Второму поколению в каком-то смысле пришлось даже хуже, чем первому. Все потрясения переезда выпадают на несформировавшуюся личность, вокруг как будто одни недоброжелатели, каждый шаг совершается как будто по минному полю – никогда не знаешь где и что рванёт. Быть лучшим учеником недостаточно хорошо, скорее просто мило как дрессированная обезьянка. Неудивительно, что Хамид бурлит от гнева, но запирает его глубоко внутри, ведь покажи он его и тут же все уверятся, что алжирцы – это просто дикие люди.

Наима родилась и выросла во Франции, но и её страна предков не отпускает. С одной стороны, это почти сказочная страна, о которой она слышала с детства. С другой, бурлящий котёл полный опасностей. Наиме требуется набраться решимости, чтобы встретиться с землёй предков и определить её место в своей жизни. Да и разобраться со своей жизнью в целом это тоже поможет.

Книга хорошо показывает постепенный процесс ассимиляции, насколько он сложен и долог. История мне скорее понравилось, хотя часть Наимы показалась несколько куцей, учитывая что с неё начинается история, но потом как-то резко сворачивается и уже толком не возвращается к этому почти сакральному возгласу «У меня не получается…».
#африканское_сафари (Алжир)